Собственно, этот маленький мальчик возьми да и поставь ультиматум – чтобы лично меня не было на переговорах. Выразил желание подписывать документы «только с мужчиной», как это мило. Была вынуждена принять требование и на деловую встречу не пойду. Отправится мой заместитель Сандро, золотой мальчик, московский грузин в третьем поколении. Но как же это смешно! Некоторое время я чертовски хотела спросить ключевого клиента: неужели трусость – основная ваша бизнес-черта? Конечно, не спросила. Во-первых – выше этого всего, а во-вторых – все понимаю. Как это иногда утомительно – все понимать.
Слышу телефонный звонок, разумеется, это подруга Эва, бывшая эстонка. Она отличается тем, что звонит мне исключительно в неудобные моменты, голова в пене, тело в воде, ноги в креме, руки в масле.
ж., 19 л.
Дорогой мой дневничок, весь день мечтала поскорее до тебя добраться. Моталась по городу, как подраненная, до Нового года еще палкой не докинуть, а какие-то придурки уже продают елки и украшают фонариками березы. Ну, против украшенных берез я ничего не имею, так гораздо прикольнее. Нового года не хочу, даже не знаю.
– Я так устала, просто как-то ужасно устала.
– Не ной. Эн эн.
– А ты никогда мне ничего не отвечаешь! Не отвечаешь!
– Да просто я пытаюсь сообразить, чем ты таким занималась, любовь моя, что бесконечно устала.
– Ехала. Ела еще. Квартиру твою убирала.
– Ага. Просто сновала с баллоном Мистера Мускула. А Тамара Петровна тем временем, развалившись в кресле, пила мой коньяк.
– Зачем ты так про Тамару Петровну. Клевета это. Не пила она коньяк. Она курила твои сигары.
– А это вот что это у тебя за хрень?
– Где?
– Там.
– Отстань! Ну отцепись же!
– Нет, повернись вот так. Мне плохо видно. Странный вот это кровоподтек.
– Ну что за чушь ты несешь!
– Повернись, я сказал.
Да, милый молескин, ничего странного в синячище на бедре не было, это я столкнулась со столом, вечно натыкаюсь на предметы, но Любимый иногда такой недоверчивый!.. Когда я сказала про стол, он зло спихнул меня с кровати, прямо вот уперся ногой и спихнул. Я проехалась задницей по простыням и упала на пол.
– И долго ты там собираешься валяться?
– До утра, бл…
– Хорошо, тогда дотянись ручкой, включи компьютер.
– Я не достану ручкой.
– Тогда ножкой.
– Большим пальцем?
– Можешь маленьким.
– А на что тебе комп?
– Мне комп – поработать, любовь моя, мы тут недавно выяснили, ты не знаешь, что это такое.
– Ага, конечно. А кто наяривает, носится по городу, по разным сраным долбо-бам-рекламодателям?
– А кто не хочет учиться?
– Я хочу учиться.
– Здравствуйте, Михайло Васильевич! Зэ, эм вэ!
– Сам ты Михайло. Васильевич. Эм вэ, бл…
– Ломоносов, дура.
– Да мне без разницы. Я хочу учиться, но не на инженера же!
– На балерину?
– Не буду с тобой разговаривать.
– Тоже неплохо…
В общем, я потихоньку отползла на кухню, хотя кухней это дело не назовешь, квартира Любимого – одно огромное помещение, и есть, конечно, место, где стоит плита и посудомоечная машина. Санузел совмещенный, но не скворечник метр на полтора, как в разных «хрущевках» или там коммуналках, а огроменная комната, с высоким узким окном и почти бассейном треугольной формы. Все в темно-сером типа мраморе с золотистыми прожилками. Полы подогреты. В бассейне есть такие классные штуки, для гидромассажа. Всегда мечтала плескаться в такой роскоши с красавцем-мужчиной, ну как Джулия Робертс в старом кино про Красотку, и кидаться пеной. Но Любимого пока на это соблазнить не удалось.
Подумала, что с удовольствием выпила бы пива, в холодильнике всегда много светлого пива, а в навесном шкафчике – темного, вот бывают же у людей такие заскоки, что темное должно быть теплым. Еще обнаружила куриный супчик, Мымра Петровна настропалилась варить почти настоящий вьетнамский куриный супчик, с креветками, очень вкусный. А еще мне ужасно нравится, что у Любимого можно ничего за собой не убирать, все равно утром притащится Мымра и все за тобой уберет сама, здорово, правда? С этим супчиком прикольно едятся чипсы «Эстрелла», которые со сметаной, я их захватила с собой. Обожаю чипсы, самая прикольная еда, и хорошо их куда-нибудь макать, в соус какой-нибудь, кетчуп или вот у Любимого стоит ткемали в красивой бутылочке.
Девчонки говорят, что моя прямая дорога – это склонить Любимого к браку, это Арина, она же у нас гламурная пуся, к тому же студентка юрфака МГУ, они любят точные формулировки. Вот она и продолжает формулировать: первое – он москвич, точнее, бывший питерец, но это все равно. Второе: небедный, третье, четвертое и пятое уже неважно.
Наверное, она права, только из меня еще та склоняльщица, я даже разговаривать спокойно не умею, а туда же. Вот опять поссорились из-за какой-то фигни, подумаешь, учеба, куда торопиться, у меня масса времени, надо было отшутиться как-нибудь, а не обижаться, как малолетка. Тем более что и ЕГЭ я не сдавала – на следующий же день после похорон бабушки уехала, а было это в апреле. Так что ни аттестата – ничего. Никто здесь об этом не знает, оно и к лучшему.
Иногда удивляюсь, что вообще Любимый во мне нашел, мы ведь знакомы уже почти год. Ужас, вот время-то летит.
Прошлой зимой было. Мы тогда втроем с девчонками снимали квартиру в Выхино – сорок минут телепаться до метро, а на работу мне надо было в центр, на Смоленский бульвар, и дорога занимала часа два, что для Москвы в общем-то нормально, а мне еще было напряжно. Я вставала в чудовищную рань, страшно даже сказать – в половине шестого, потому что рабочий день у нас по закону Барыни начинается в восемь. Нет, я не шучу, дорогой молескин, в во-семь, Барыня считает, что это – правильно, «с петухами вставать, с курами ложиться». Конечно, у пожилых вообще проблемы со сном: вот мой дедушка частенько просыпался так утречком, часика в четыре, включал радио «Маяк» и шумно ел все, что ему встречалось на пути.
Ленка наша, секретарша, уродливая стриженая зануда, как-то проболталась (она жутко напилась с полбокала шампанского, когда отмечали старческий праздник Восьмое марта), что все Барынины мужики были полное говно, а второй муж вообще. Что-то там такое ужасное у них произошло, дура Ленка только закатывала свои маленькие глазки и тяжело вздыхала, как Дарт Вейдер из «Звездных войн». Когда он уже в маске красовался. А потом побежала в туалет тошнить, это я снова про Ленку, дорогой молескин, не подумай чего лишнего.
– Опять ешь?
– Ну, допустим, ем.
– Скоро в дверь не пролезешь. Никогда не видел, чтобы девушки столько ели. Это аномалия какая-то.
– Тебе супа жалко? Жадина-говядина, соленый огурец.
– Что за вздор. Разумеется, мне не жаль супа. Тем более что завтра Петровна его вылила бы в унитаз. Он съедобен только свежесваренный, знаешь ли.
– А мне нравится.
– Не сомневаюсь. Удивительно прожорливое существо. У пэ эс.
– Я в бабушку.
– В бабушку из Похвистнево?
– Какого еще Похвистнево? Да мне похвистнево на ваше Похвистнево.
– А откуда? Господи.
– Из Сызрани.
– А, извини, пожалуйста, ты, должно быть, страшно оскорблена моей ошибкой.
– Можно я поем?
– Господи… Голодающее Поволжье…
– Очень ты сейчас остроумно сказал.
– «Очень ты сейчас остроумно сказААл…»
– Дразнится еще!
– Ты оригинально разговариваешь. Повышаешь тон к концу фразы. Как будто бы каждый раз задаешь вопрос. Такой милый акцент. Чисто сызранский? Че эс?