Мастеровой надолго исчез в проломе. Потом крикнул, что держит графа за ноги. Очень медленно, дюйм за дюймом, рыжебородый пятился назад. Наконец он вылез из дыры, держа Дункана за ноги.

— Граф в сознании? — взволнованно спросила Джиллиан, подавшись вперед. Пока она видела только два сапога.

— Не произнес ни звука, — покачал головой рабочий.

Джиллиан все-таки заглянула в дыру и увидела, что Дункан неподвижно лежит на спине.

— Он дышит? — умирая от ужаса, спросила она.

— Кто его знает.

— Ну-ка, свети получше, — обратилась Джиллиан к сестре. — Хорошо, вот так.

— Что ты делаешь? Его нужно вытащить поскорей.

Джиллиан покачала головой и полезла в дыру. Прижалась к мужу, ощутила тепло его тела. Уже неплохо. Главное сейчас — не думать о минувшей ночи. Положила руку ему на грудь, ощутила дыхание.

Слава Господу, он жив!

Потом дотронулась до лица. Как и следовало ожидать, вуаль сползла набок. Даже в полумраке Джиллиан могла разглядеть открытое лицо Дункана.

На щеке не было никаких шрамов.

Но Джиллиан не стала об этом думать. Сейчас нужно было побыстрее передать Дункана лекарю. Джиллиан осторожно надвинула на лицо пурпурную вуаль, закрыв татуировку на левой щеке.

— Ладно, теперь вытаскивайте, — объявила Джиллиан, вновь выбираясь из дыры и отряхивая юбку.

— Вот вы, двое, берите графа и идите за мной.

Она стала подниматься по лестнице, переступая через бревна и доски.

На верхней площадке ей встретился Атар.

— Ты где пропадал? — набросилась на него Джиллиан. — Твой господин ранен.

Не слушая объяснений, она оттолкнула дворецкого и взмахом руки велела слугам, несшим Дункана, идти за ней.

— А ты, Атар, дожидайся лекаря, за которым уже послали. Пусть немедленно отправляется в мою спальню.

Полчаса спустя Джиллиан сидела возле Дункана, прикладывая холодный компресс к его лбу. В комнате больше никого не было. Беатриса отправилась к вдовствующей графине рассказать о случившемся, а лекарь сделал все, что мог, и удалился. Мог он немногое: зашил рану на затылке Дункана, наложил повязку, велел потеплей укутать больного. На прощание врач предупредил:

— Теперь его милость или придет в себя, или умрет. Все в руках Божьих.

Джиллиан то и дело обмакивала платок в холодную воду и прикладывала ко лбу Дункана. Нет, Дункан не умрет, думала она, глядя на его открытое лицо. Дункан обязательно очнется, и тогда она узнает, что означает татуировка на щеке. Зачем он изобразил на своем лице медвежий коготь?

Она натянула простыню повыше ему на грудь. Да, Дункану придется объяснить ей многое. Татуировку никто не видел, кроме Атара и лекаря. Но медвежий коготь — это еще не все. Джиллиан чуть не ахнула, когда Дункана раздели. Вся его грудь тоже была покрыта татуировками. Лекарь уставился на них, разинув рот, а Джиллиан лишь чудом себя не выдала. Еще, чего доброго, пойдут слухи, что она никогда не видела своего мужа обнаженным. Это звучало бы довольно странно.

Джиллиан вновь приложила компресс к горячему лбу Дункана, потом робко коснулась пальцем медвежьего когтя.

— Господи, только бы он выжил, — с мольбой прошептала она. — Я хочу, чтобы он мне все-все рассказал. Мне нужно многое понять.

Дункан приходил в себя не сразу, а медленно, постепенно. Голова трещала так, будто по ней гурон ударил боевой палицей.

Глаза никак не желали открываться, и Дункан пытался сообразить, где он находится и что произошло.

В его памяти возникали разные картины. Вот стучат боевые барабаны ирокезов. Пахнет вражеской кровью. Мечутся тени воинов в ритуальном танце вокруг костра.

Нет, не годится. Это старые воспоминания. Они давно похоронены.

Он ведь вернулся в Англию. Вернулся, чтобы жениться.

Жену зовут Джиллиан. Она стройная, но полногрудая. Джилли…

Дункан вспомнил, как они занимались любовью. Девственница-жена немало его удивила. Это как раз он запомнил очень отчетливо. Дункан думал, что она будет послушной и покорной, как и подобает благовоспитанной английской барышне, но Джиллиан приняла его ласки с благодарностью и энтузиазмом. Никогда еще ему не было так хорошо с женщиной.

Потом Дункан вспомнил про корабль. Была погрузка в трюм, а он думал не о драгоценном грузе. Весь день он думал о Джиллиан.

В Брекенридж-хаус он вернулся непоздно. Нарочно закончил дела пораньше и даже отменил одно деловое свидание, а все из-за того, что хотел побыстрее увидеть Джиллиан. Привез ей какой-то подарок, жаль только, теперь не вспомнить, какой именно.

Потом шел по лестнице, напевая под нос.

Услышал какой-то грохот… — Дункан?

Женский голос донесся откуда-то из тумана. Может быть, из прошлого? Вдруг это Каронваре?

Каронваре? Жена?

Нет. Каронваре давно умерла. Так что это не она.

Дункан остался очень доволен своей рассудительностью. Еще бы — если его зовет Каронваре, значит, он уже мертв. Но, судя по боли, которая пронзает все тело, до смерти дело пока не дошло. К тому же индейская жена вряд ли стала бы называть его «Дунканом». Титшо — так звали его ирокезы.

— Дункан, ты очнулся? Ты меня слышишь?

Тихий голос, ласковый, но встревоженный…

Дункан попытался открыть глаза. Получилось, но не сразу.

— Ты очнулся!

Прохладные пальцы нежно коснулись его щеки. Постепенно из тумана выплыло и лицо.

— Джиллиан? — прохрипел Дункан.

— Да, это я.

Она гладила его по лицу, все не могла нарадоваться.

Дункан прищурился, у него двоилось в глазах.

— Что стряслось?

— Строительные леса обвалились. А разве ты не помнишь?

Дункан снова зажмурился, пламя свечей казалось ему нестерпимо ярким. Что же это был за грохот, который он услышал в самый последний миг? Неужели всего лишь обвалились леса?

— Нет, я ничего не помню.

Она взяла его за руку.

— Ты спасся чудом. Я уже не надеялась достать тебя из-под обломков живым.

— Леса обвалились прямо на меня?

Она улыбнулась. Какая приятная у нее улыбка.

— Да.

Дункан попытался сесть, но лишь скривился от боли.

Джиллиан крепко взяла его за плечи. Руки у нее оказались удивительно сильными.

— Нет-нет, еще рано.

Он откинулся на подушку, пережидая боль.

Джиллиан села рядом с ним на краешек кровати. Когда боль немного отпустила, Дункан снова открыл глаза. Теперь он видел ее лицо очень явственно. Даже слишком явственно. Вуаль! Она же смотрит прямо на татуировку!

Он неуверенно коснулся своей щеки.

— Значит, ты все увидела?

— Видела только я. Я закрыла твое лицо еще до того, как тебя вытащили наружу. Правда, татуировку видел и врач. Атар не в счет, он наверняка видел ее и раньше.

Рука Дункана безвольно упала. Итак, она увидела медвежий коготь. Внезапно он понял, что лежит под простыней совершенно голый. Значит, остальные татуировки она тоже видела.

Он отвел глаза.

— Ты, наверно, хочешь, чтобы я тебе все рассказал?

— Да, но не сегодня.

Она погладила его по руке.

Дункан тяжело вздохнул. Он чувствовал себя таким беззащитным, таким слабым. Голова раскалывалась на куски, отвратительное ощущение. Словно он перестал быть мужчиной.

— Они… — Его голос дрогнул.

Если сейчас он не расскажет ей всю правду, то это не произойдет никогда. Внезапно ему показалось очень важным, чтобы она знала. Все равно, конечно, не поймет, но хотя бы чуть-чуть заглянет ему в душу.

— Это индейцы…

Она не отодвинулась, сжимала его руку все так же крепко.

— Они взяли тебя в плен?

— Да. Медвежий коготь — это знак племени, в котором я жил. Я был совсем маленький, поэтому они меня пощадили. — Он горько усмехнулся. Слово показалось ему мало подходящим. — Ты понимаешь? — спросил он, зная, что она все равно представить себе это не может. — Я стал одним из них.

— Татуировка не такая уж большая, — после некоторой паузы ответила Джиллиан. — И ничего особенно ужасного в ней тоже нет. Я-то думала… А это даже интересно.