Персиваль подскочил к ней и ударил по щеке. Мэри отшатнулась и, в ужасе закрыв лицо руками, рванулась к двери.

— Ты урод! — кричала она. — Ты всегда вызывал во мне лишь отвращение! Я… ненавижу тебя!

Он неожиданно успокоился, словно пощечина, которой он наградил юную особу, вернула ему достоинство и придала сил.

— Зачем же ты тогда бегала ко мне чуть ли не каждый день? — холодно поинтересовался он. — Зачем? Просто потому, что ты развратная девка и тебе нужен мужчина?

— Нет! — в отчаянии выкрикнула Мэри. — Просто мне было скучно и хотелось досадить отцу! Он-то считает меня пай-девочкой! Прощай, Персиваль!

Граф Ратледж схватил ее за руку.

— Подожди, Мэри! Или ты останешься со мной, или… — в его глазах появился безумный блеск. — Или… ты горько пожалеешь, что не послушалась меня!

Мэри Мамфорд рванула на себя дверь, выбежала в холл и помчалась вниз по лестнице. Персиваль зловеще улыбался.

Кинкейд поднес тяжелую кружку с элем к губам и, залпом осушив ее, со стуком поставил на стол. Он был уже пьян, но не настолько, чтобы забыть обо всем, что узнал пару часов назад.

— Принесите еще эля!

Он сидел в одиночестве за столом в дешевой таверне, окна которой выходили на реку. В зале с низким потолком грязь, шум, духота, и лишь слабый ветерок с Темзы, проникавший сквозь разбитое окно, немного освежал затхлое помещение. Пол в таверне давно не мыли. Стекла окон наполовину разбиты и заткнуты дешевой материей, на грубо сколоченных столах грязная посуда, хлебные крошки и объедки.

Кинкейд уже не помнил, как очутился в этой таверне, очевидно, он где-то пил вино, а когда наскучило, забрел сюда.

— Эй, ну где мой эль!

К его столу подошла девица с бесцветными волосами и ярко накрашенными губами. Ее лицо было изрыто оспинами. Поверх дешевого платья с глубоким вырезом она нацепила грязный фартук. Девица поставила перед Кинкейдом новую порцию эля, забрала пустую кружку и, кокетливо улыбнувшись, спросила:

— Желаешь что-нибудь еще, красавчик? — Она весело подмигнула Кинкейду. — По-моему, ты скучаешь в одиночестве, приятель! Если заплатишь несколько монет, я составлю тебе компанию. У нас наверху есть маленькая комнатушка, там мы можем с тобой позабавиться!

Кинкейд пьяно ухмыльнулся.

— Нет, мне ничего не нужно. Оставь эль и уходи! Я хочу побыть один.

Девица безразлично пожала плечами и отошла к другому столу, где ее внимания добивались несколько подвыпивших молодых парней.

Кинкейд отхлебнул эля из кружки, вытер влажные губы. Наверное, Мэг ждет его, волнуется, а он в грязной дешевой таверне пьет эль. Но как он вернется домой в таком виде, как предстанет перед Мэг?

Мысленно он снова вернулся к разговору с графом Ратледжом. Итак, его отец, которого он ненавидел, боялся и презирал всю жизнь, убит. Убит собственной женой в спальне… Кинкейд ткнулся головой в стол. А он, его сын, ничего не зная об этом страшном событии, продолжал ненавидеть его и презирать. Смерть отца расставила все по своим местам. Кинкейд больше не испытывал к нему злобы, а лишь сожалел об утрате и о том, что перед вечной разлукой им так и не удалось встретиться и переговорить. Как знать, может, отец и сын нашли бы общий язык и стали терпимее относиться друг у другу.

Нет, конечно, Филип был плохим человеком: жестоким, расчетливым, двуличным, и Кинкейд не собирался даже сейчас — после смерти — оправдывать его. Никогда в жизни отец не сказал сыну доброго слова, всегда разговаривал раздраженным тоном, постоянно ругал и насмехался над ним — тогда еще маленьким мальчиком.

Кинкейд в детстве очень боялся отца и всегда старался ему угодить, чтобы избежать очередной насмешки, грубого окрика или пощечины. Почему Филип никогда не проявлял к нему отцовских чувств?

Кинкейд поморщился. Волна гнева с новой силой накатила на него.

«Мерзкий ублюдок, — яростно бормотал он себе под нос. — Подлый, двуличный негодяй…»

Мать его, к которой он часто в детстве прибегал с жалобами на отца, всегда утешала его, гладила по голове, ласкала и целовала. Она уверяла сына, что тот ни в чем не виноват, а отец просто вымещает на нем свою злобу. Такой уж у него характер. Сейчас Кинкейд уже почти забыл лицо матери: сохранились в памяти лишь нежный аромат ее волос и мягкий голос.

Мать умерла вскоре после рождения второго ребенка, его брата. Тот родился с физическим недостатком — с таким же уродливо искривленным ртом. Брата не стало, но когда и от чего он умер, Кинкейд уже не помнил.

Он сделал еще несколько глотков эля и попытался сопоставить известные ему факты. Все дети отца рождались с физическими отклонениями, и лишь ему одному удалось избежать «проклятия замка Ратледж», так эту порчу называли местные жители. Если он женится на Мэг, то не передастся ли по наследству уродство их будущим детям? И как он должен поступить в дальнейшем: честно во всем признаться ей или же утаить правду о своей дурной наследственности?

Новая волна ярости накатила на Кинкейда при мысли, что отцовское «проклятие» может передаться и его будущим детям. Он стукнул кулаком по столу и развязно крикнул:

— Мерзкий ублюдок! Отвратительный урод!

Неожиданно из-за соседнего стола поднялся высокий, крепкий моряк с красными пьяными глазами, мощной челюстью и грязными волосами, заплетенными в косичку, и решительно направился к Кинкейду.

— Ты к кому это так обращаешься, парень? Уж не ко мне ли? — Моряк резко наклонился к Кинкейду и грубо схватил его за воротник белой льняной рубашки. — Ты кого обзываешь? — и он ударил кулаком на столу.

Кинкейд вскочил на ноги и гневно крикнул:

— Пошел прочь, ублюдок!

Моряк пьяно ухмыльнулся и с силой ударил Кинкейда по лицу. От мощного удара тот отшатнулся, но тут же ринулся к моряку и резко схватил его за плечи. Они оба рухнули на грязный пол. В какой-то момент моряк оказался сверху, он мощно навалился на Кинкейда и стал молотить его кулаками. Но Кинкейду удалось нанести ему резкий удар в грудь. Моряк охнул и резко толкнул его к стене. Ударившись со всей силой о деревянную стену, Кинкейд на несколько секунд потерял сознание, но, придя в себя, снова бросился на моряка. Тот врезал ему кулаком по лицу, кровь хлынула из носа Кинкейда, окрашивая белую рубашку в темно-красный цвет.

Бешенство захлестнуло Кинкейда. Они оба наносили друг другу сокрушительные удары, перевернули стол, кружки загремели и раскатились по полу.

— Эй, полегче! — возмущенно закричали посетители таверны. — Катитесь-ка выяснять отношения на улицу!

Несколько молодых парней грубо схватили их за шиворот и поволокли к выходу. Распахнув дверь, они вышвырнули Кинкейда и моряка на мостовую.

— Продолжайте разбираться на улице, а не то вы разнесете всю таверну!

Какое-то время Кинкейд молча лежал на булыжной мостовой, пытаясь справиться с бушевавшей в нем яростью. Наконец он поднялся на колени и услышал хриплый голос своего недавнего противника:

— Эй, приятель, ты жив? Все в порядке?

Кинкейд, пошатываясь, встал на ноги, отряхнулся и побрел прочь.

— Как ты думаешь, где он может быть? — взволнованно спросила Мэг и, услышав скрип колес подъезжающего экипажа, подбежала к окну и отдернула занавеску.

За окном было темно, но ей удалось различить, что из экипажа вышли двое — мужчина и женщина и направились в соседний дом. Мэг задернула занавеску и отошла от окна.

— А вдруг он собрался, ну… как капитан Скарлет и просто не поставил нас в известность? — высказала предположение Мэг, с надеждой взглянув на Монти.

Монти покачал головой.

— Не думаю. Кинкейд обязательно предупредил бы нас. — Монти ободряюще улыбнулся, — Мэг, не переживай, я уверен, с ним ничего не случилось. Просто засиделся в какой-нибудь таверне, встретил знакомых…

Мэг взволнованно ходила взад и вперед по комнате.

— Знаешь, его что-то сильно взволновало. Какой-то человек приехал за ним в экипаже и увез с собой. Я даже не видела его!