Измучившись от бессонницы и тоски, Рейни вытерла слезы, набросила на плечи итальянскую шаль и решила выйти на улицу.

Мать улеглась рано и, вероятно, уже спала. По крайней мере в комнате у нее было темно. Во всем замке только у бабушки горел свет. Здесь дежурила ночная сиделка.

Рейни выскользнула из дома и зашагала по дороге, ведущей в городок. Дорога шла в гору, и с каждой минутой в воздухе сгущалась духота. Где-то далеко перекатывались раскаты грома. Внезапно небо озарила ослепительная вспышка молнии. Да, подумала Рейни, приближается гроза. Но не испугалась. Она вообще не боялась бури. А сейчас почти что обрадовалась: стихия отвечала настрою ее мятущейся души.

Мрак пасмурной летней ночи сделался непроглядным. Тучи набухли, и первые, крупные капли дождя упали на землю. По дороге мимо Рейни пронеслось два или три автомобиля. Потом встретился крестьянин, который, увидев хрупкую фигурку Рейни, воскликнул:

— Дождь — дело хорошее!

И добавил, что завтра поутру можно будет насобирать улиток и отправить их в местный ресторан. Дождь для собирателя улиток первый помощник.

Рейни пожелала старику доброй ночи, а тот предостерег:

— Беги домой, дитя, гроза уже близко!

Но Рейни вообще не собиралась поворачивать назад.

Через несколько минут стало ясно, что она оказалась в самом эпицентре бури. Бесчисленные молнии разрывали небо, оглушительно грохотал гром. Рейни быстро вымокла до нитки. Устав идти, она остановилась и провела ладонью по мокрому лицу. Ее то знобило, то кидало в жар. Она была как в лихорадке… Нечто подобное с ней случилось когда-то в детстве. Неожиданно и необъяснимо начала скакать температура… Она решила повернуть назад в замок. Дождь все еще лил, но ветер ослаб, да и удары грома стали не такими яростными. Духота разрядилась, и сразу похолодало.

Вдруг откуда-то из оврага навстречу вышел бородач в капюшоне и с рюкзаком за плечами и что-то крикнул Рейни. Она не разобрала, что именно. Он говорил на каком-то незнакомом наречии. Его вид напугал ее, и она вдруг осознала, что вокруг ночь, гроза, а кругом ни души. Дома с ума сойдут!

Человек заковылял к ней, но Рейни, развернувшись, что есть духу пустилась наутек. В несколько секунд она слетела под гору. Ей казалось, что за ней гонится бродяга. Потом она угодила в какую-то яму, споткнулась и, упав, больно содрала колени. Поднявшись и чувствуя, как из раны течет кровь, она побежала дальше, жадно хватая ртом воздух и рыдая.

Рейни немного перевела дух, только когда различила во мраке контуры замка и увидела уютно освещенное окно бабушкиной комнаты.

Кое-как она вскарабкалась на крыльцо, вошла в дом и крепко-накрепко заперла входную дверь, как будто опасалась, что вслед за ней начнет ломиться ночной призрак. Она с трудом поднялась по лестнице. Содранные колени и ладони сильно кровоточили.

Через минуту ночная сиделка, выходившая из спальни графини за кофе, обнаружила Рейни на ступенях лестницы. Девушка была без сознания.

Вскрикнув, сиделка бросилась к комнате Розы Оливент и постучала в дверь. Увидев дочку, лежащей без сознания, Роза содрогнулась от ужаса. Вместе с сиделкой она дотащила девушку до кровати. Потом послала за Еленой, которая тут же отправила сынишку поварихи за доктором де Виттом.

Стоя на коленях у кровати Рейни и держа холодную руку дочери, миссис Оливент утратила обычную сдержанность и залилась слезами.

— Рейни, Рейни, милое дитя!.. Где ты была? Ради Бога, что случилось?

Рейни открыла глаза. Она взглянула на мать, но не узнала ее.

— Арман! — прошептали ее губы.

Роза Оливент была изрядно удивлена… Но не только удивлена. Несмотря на то, что дочь находилась в беспамятстве, она сочла добрым знаком, что даже в таком состоянии Рейни призывает Армана, а не того… другого.

Больше из слов девушки ничего нельзя было разобрать. Вошел доктор де Витт, примчавшийся из городка, несмотря на непогоду. Он был в плаще, наброшенном прямо на пижаму. Осмотрев девушку, он нашел, что у нее сильный жар.

Эту ночь до самого рассвета доктор и сиделка находились не у постели графини, а около Рейни. Они делали все возможное, чтобы сбить опасно подскочившую температуру.

Утром Арман вошел в офис, и один из служащих передал ему записку. В ней сообщалось, что из Шани звонила мадам Оливент и просила его немедленно приехать в замок.

— Вы уверены, что звонила мадам, а не мадемуазель? — спросил удивленный Арман.

Но служащий сказал, что не ошибается. Звонила именно мадам.

На скорую руку разобрав утреннюю почту, Арман сказал заместителю, что уезжает и вернется попозже.

Автомобиль мчался по дороге, а вокруг все сияло. После ночной грозы и проливного дождя зелень посвежела и весело сверкала на солнце. Небо очистилось и было безупречно голубым. Арман ехал привычной дорогой, но на душе у него было тоскливо. Ему тяжело было вновь встречаться с Рейни. Слишком много ему пришлось натерпеться. К тому же старая графиня слишком торопливо разослала в местные газеты объявление о помолвке. Весть мгновенно облетела Канны, и знакомые наперебой поздравляли Армана. Это было невыносимо, поскольку вероятность того, что дело дойдет до свадьбы, была теперь ничтожно мала.

Он повернул к замку. Ночной дождь дочиста отмыл старые стены, но сильно побил герань на клумбах. Два белых голубя сидели на карнизе и о чем-то ворковали. Утро было необычайно тихим. Нигде не видно было рабочих, а прислуга не перебрасывалась обычными шуточками.

Армана встретила Елена. Она же сообщила о внезапной болезни Рейни. Вся в слезах, она часто крестилась.

— В Шани побывал сам дьявол! — говорила служанка. — Спаси нас Господь, монсеньор де Руж! Видно, удача нас покинула… Сначала бедная графиня, а теперь вот — юная мадемуазель!

Арман побледнел.

— Что с мадемуазель?

У Елены не было времени отвечать, и, продолжая креститься, она поспешно отправилась по своим делам. Мать Рейни выглянула из стрельчатого окна.

— Доброе утро, — сказала она Арману, а когда тот поднялся в будуар графини, рассказала о том, что ей было известно.

— Но, Боже мой, где же была Рейни? — вырвалось у молодого француза. — Что заставило ее в такой час выйти из дома?

— Вот этого мы и не можем понять. Тут какая-то загадка. Она как будто помешалась, сделалась, как лунатик. Вышла из дома, пока все спали, и попала под грозу. Еще счастье, что ее не убило молнией. Eе напугал какой-то бродяга на дороге. Об этом она рассказала мне утром, когда пришла в себя.

— Боже милостивый, — вздохнул Арман.

— Она насквозь промокла. Мы нашли ее лежащей на лестнице. Доктор и сиделка всю ночь хлопотали над ней, сбивали температуру лекарствами и холодными компрессами. Температура подскакивала за сорок!

— Боже милостивый!

— В бреду она произнесла ваше имя. Она звала вас, — закончила рассказ миссис Оливент.

Она выглядела очень уставшей и сильно постаревшей. Арман нервно взъерошил пальцами волосы. Было видно, что Рейни ему бесконечно дорога. Это растрогало миссис Оливент.

— Да, — сказала она, — судя по всему, вы ей нужны, но мы не послали за вами сразу, потому что она заснула, а доктор не велел ее беспокоить. Положение серьезное, но уже не критическое. У Рейни и в детстве бывали подобные лихорадки. Особенно во время грозы.

— Она такая нежная! — пробормотал Арман.

— Но на этот раз, я уверена, что-то взволновало ее, — продолжала миссис Оливент. — Мне она не говорит. Из нее слова не вытянешь. Но я знаю, что у нее была посетительница. Какая-то леди. Наверное, она и сообщила ей нечто такое, что потрясло дочь… К тому же Рейни весьма тронуло ваше письмо. Я видела, как она его читала…

— Спасибо, мадам, — тихо сказал Арман. — А кто была та посетительница?

— Кажется, француженка. Мадам Тибо, если я не ошибаюсь…

Услышав это имя, Арман обомлел. Потом проговорил едва слышно:

— Ивонн Тибо?

— Вы ее знаете? — полюбопытствовала миссис Оливент.