Трактирщик, уже разводивший огонь в плите, радостно приветствовал гостей. Усевшись за стол, Бурдо составил исключительно легкое, но прекрасно подкрепляющее силы меню. Скоро им принесли фасолевый суп, где плавали кусочки сала, яичницу с требухой и несколько бутылок белого вина — запить все это великолепие. Затем Бурдо с таинственным видом отправился готовить эликсир по своему личному рецепту. По его словам, этот отвар являлся прекрасным укрепляющим средством, которое сразу поставит Николя на ноги. Наколов сахар, он положил его в кастрюлю, добавил гвоздику, корицу, перец, мед, вылил туда две бутылки красного вина и, размешав полученную смесь, поставил ее на огонь. Как только жидкость начала закипать, он снял ее с огня, вылил в котелок, добавил еще полбутылки водки, поджег и торжественно водрузил на стол.

Хотя Николя уже немало съел и выпил, он с жадностью глотал обжигающий напиток. Соединенное действие эликсира Бурдо, вина и обильной еды погрузило его в приятное расслабленное состояние. Не только сидевшие напротив него сотрапезники, но и все остальные люди внезапно показались ему прекрасными и достойными любви. Обычно всегда сдержанный, он неожиданно разговорился и отпустил несколько шуточек, изумивших даже Сортирноса и инспектора. В конце концов они подхватили его под руки и, осторожно выведя из-за стола, проводили в заднюю комнату и уложили на скамью. Вернувшись за стол, приятели попросили принести им трубки и неспешно, с чувством выполненного долга, допили догоревший напиток. Когда пробило час, появился Николя, бодрый и суровый.

— Господин Бурдо, вы отъявленный лжец. Отныне я перестаю доверять вашим лекарствам.

— Вам стало лучше, сударь?

— Честно говоря, да. Я прекрасно себя чувствую…

И, несмотря на стремление казаться суровым, Николя рассмеялся:

— Я даже готов выпить еще капельку…

Физиономия Бурдо вытянулась, и он с искренним сожалением указал на пустой котелок.

— Вижу. Впрочем, вам тоже надо было подкрепить силы…

Бурдо устремился к плите, намереваясь повторить эксперимент, но Николя удержал его.

— Итак, Сортирнос, что ты хотел нам рассказать? — обратился он к осведомителю.

— Сам знаешь, Николя, я все слышу и все подмечаю. Такой уж я человек. Я люблю порядок и не люблю всякие загадки. А еще я помню, чем я тебе обязан. Если бы не ты, я бы сейчас здесь не сидел…

Николя движением руки прервал рассказ: он знал его наизусть. Однажды молодой человек помог Сортирносу выпутаться из неприятной истории и теперь был обречен выслушивать его излияния в вечной признательности. Один из клиентов обвинил Сортирноса в краже кошелька, и его оправдали только благодаря проницательности Николя. Молодой человек сумел доказать, что речь шла о мошенническом сговоре клиента с конкурентом Сортирноса.

— Я все знаю, Сортирнос. Давай переходи к делу. Мы с Бурдо ждем, мы и так потеряли немало времени.

Изображая смущение, Бурдо потупился.

— Так вот, — начал Сортирнос, — вчера вечером я поставил свою лавочку, а сам зашел к Рампонно [29]и скромненько устроился в уголке выпить стаканчик-другой в ожидании, пока люди не начнут расходиться по домам после ужина. Именно в эти часы я и делаю основные сборы. Черт побери! Чем полнее желудок, тем настоятельнее у человека потребность облегчиться. Такова жизнь, и я на этом зарабатываю. Словом, садится неподалеку от меня парочка молодчиков с гнусными рожами и в считанные минуты выхлестывает в три раза больше, чем мы с вами втроем только что выпили. Судя по разным военным словечкам, деревянной ноге и громкому выговору, какой бывает, когда долгое время стараешься перекричать канонаду, один из них бывший солдат. Вино лилось в него как в бездонную бочку. Висельники то и дело переходили на арго, но я все равно кое-что разобрал. Понял, что они то ли затевают дурное дело, то ли уже сделали. Пока они разговаривали и ругались, они все время вертели в пальцах какие-то кругляши. С виду вроде монеты, но нет, оказалось, не монеты, потому что они, когда расплачивались, полезли в кошелек. Они еще сказали, что надо продать лошадь и телегу, спрятанную в сарае на улице Гоблен, в Фобур-Сен-Марсель. Тут молодчики меня заметили, и их как ветром сдуло. Будь я посмекалистей, я бы пошел за ними.

— У солдата деревянная нога правая или левая?

Каким-то необъяснимым образом Бурдо почувствовал, что Николя охватил охотничий азарт.

— Подожди, дай сообразить. Они сидели за столом по правую руку от меня, один с той стороны, что и я, а другой, который солдат, — напротив, вытянув в мою сторону свой костыль. Значит, правая нога. Точно, правая. Ты его знаешь?

Сосредоточившись, Николя не ответил. Он думал, и никто не решался прервать его размышления.

— Сортирнос, — наконец произнес он, — ты мне найдешь этих типов. Если понадобится, привлеки осведомителей. А это тебе.

Он протянул ему несколько серебряных экю и свинцовым грифелем отметил сумму расхода в маленькой черной книжечке.

— Ты меня обижаешь, Николя, я работаю, чтобы оказать тебе любезность, ради удовольствия, а еще из признательности. Слово бретонца.

— Это не для тебя. Я благодарен тебе за хорошее отношение, но твои поиски наверняка будут связаны с затратами, и, скорее всего, у тебя останется мало времени на работу, и ты временно потеряешь клиентов. Понятно?

Сортирнос понимающе кивнул и больше не заставил себя упрашивать. И по привычке, чрезвычайно забавлявшей Николя, тотчас проверил качество монет на зуб.

— Ты, случаем, не принимаешь меня за фальшивомонетчика? Как только что-нибудь узнаешь об этих птичках, приходи в Шатле, там мы с тобой встретимся. Их непременно надо вытащить из гнезда.

Выйдя на улицу, они увидели, что погода не улучшилась: несмотря на послеполуденное время, небо затянуло тучами и в городе стало сумеречно. Они поспешили в Шатле. Николя чувствовал себя значительно лучше. Дорогой он подробно рассказал изумленному Бурдо о своих приключениях и находках. Он чувствовал, что опьянение и последовавший за ним краткий отдых обострили его ум и изгнали черную меланхолию. Вместе с потерянной кровью и алкогольными парами из него ушли тревога и похоронные мысли. Ощущение хрупкости собственного бытия, возникшее в нем после двух попыток покушения, уступило место холодной решимости.

Следуя выработавшейся привычке, он для себя поставил точку в этой истории. В конце концов, де Сартин обошелся с ним как строгий отец. От этой мысли сердце его горестно сжалось, и перед его внутренним взором предстали лица каноника Ле Флоша и маркиза де Ранрея, быстро уступившие место улыбающемуся лицу Изабеллы. Он прогнал видения, а чтобы снова не раскисать, стал думать о том высоком доверии, которого сегодня утром удостоил его Сартин. Он по-прежнему вел расследование, однако речь шла уже не о банальном преступлении, а о деле государственной важности. И, выдохнув вместе с воздухом остатки ненужных мыслей, он решил довести предприятие до конца, чего бы это ему ни стоило.

В подвале мертвецкой уже толпились молчаливые посетители; среди заплаканных и встревоженных лиц мелькали равнодушные физиономии любопытных, явившихся поглазеть на отталкивающее зрелище смерти. Бурдо шепотом сообщил Николя, что тело унесли из общего зала и оно, скорее всего, находится в прозекторской, где дежурные лекари Шатле совершали обычный осмотр трупов, делали заключения или, если речь шла об особых случаях, производили вскрытия.

В небольшом подвальном помещении с каменным столом с желобками, по которым на пол сбегала вода, которой промывали столешницу после очередного вскрытия, уже стоял какой-то человек и сосредоточенно созерцал тело доктора Декарта. В скудном свете чадящих свечей на полу чернела дыра, куда стекала грязная вода. Заслышав шаги, человек обернулся, и они узнали Шарля Анри Сансона. Николя протянул ему руку, и тот без всяких колебаний и с нескрываемой радостью пожал ее.

— Не думал, что мне так скоро выпадет счастье вновь увидеться с вами, господин Лe Флош. Но, судя по записке, присланной мне господином Бурдо, вы помните о моем предложении и снова хотите воспользоваться моими скромными познаниями.