Семакгюса инспектор решил временно посадить в камеру в Шатле. Хирург оказался не только единственным свидетелем убийства, но и, к несчастью для него, главным подозреваемым. Тем более ни для кого не являлось секретом, что между ним и убитым существовали натянутые отношения. Уходя из дома Декарта, Бурдо тщательно закрыл все двери, опечатал их полицейскими облатками и унес с собой ключи.

После рассказа инспектора наступила долгая тишина. Продолжая ходить кругами, Сартин жестом указал Бурдо на дверь, дав понять, что хочет остаться наедине с Николя.

— Благодарю вас, господин Бурдо. А теперь оставьте нас, мне надо проинструктировать вашего начальника.

Услышав слова Сартина, Николя не стал скрывать своей радости: значит, он по-прежнему отвечает за ведение расследования!

— С вашего разрешения, сударь, я бы хотел задать Бурдо один вопрос.

Сартин нетерпеливо кивнул.

— На одежде Семакгюса остались следы крови?

— Ни единого.

— Однако кровь Декарта должна была ее запачкать, — заметил Николя. — Когда тело упало на руки Семакгюса, кровь не могла не попасть на его одежду. Или вы думаете иначе?

Похоже, замечание Николя озадачило инспектора.

— Теперь, когда вы мне об этом говорите, — ответил он, — и припоминаю, что крови не было нигде: ни на трупе, ни на полу.

— Не уходите далеко, у нас с вами еще много дел. Мы пойдем осматривать тело и поговорим с Семакгюсом.

Бросив восхищенный взгляд на Николя, Бурдо вышел. Не скрывая раздражения, Сартин промолвил:

— Черт, это убийство лишь усложняет ситуацию. Господин Лe Флош, надеюсь, вы быстро во всем разберетесь. Не теряйте драгоценного времени, пытаясь разгадать загадки, не имеющие отношения к нашему делу. Поторопитесь, ради всего святого, а я распоряжусь, чтобы никто не вставлял вам палки в колеса. Главное, как вы понимаете, это служба его величеству и благо государства. Судьба Лардена меня нисколько не волнует, меня волнуют бумаги, которые могут попасть в руки неприятеля. Я понятно объясняю?

— Сударь, — осторожно начал Николя, — теперь, уяснив всю важность доверенного мне расследования, я обязан вам сказать, что, по моему мнению, факты, которые мне удалось узнать, а также последнее происшествие каким-то образом связаны между собой. Чтобы достичь цели, необходимо распутать все нити интриги, ибо любая из этих нитей может оказаться путеводной. Все, кто так или иначе знал Лардена, а особенно те, кто провел с ним вечер в «Коронованном дельфине», могут оказаться посвященными в важную тайну, которую вы соблаговолили мне раскрыть.

Казалось, Сартин не обратил внимания на слова молодого человека.

— Должен предупредить вас еще об одном, — продолжил он, — хотя искренне опасаюсь, что слова мои омрачат ваш чистый взгляд на наше правосудие: уверен, вы все еще питаете иллюзии относительно этой капризной дамы. Так знайте же, я — прежде всего чиновник, стоящий у кормила судебной власти. В силу полученных вами полномочий вы становитесь моим полноправным представителем. Мы обязаны соблюдать правила, предписанные нашей должностью, — но только в той мере, в какой они не вступают в противоречие с иной, высшей волей, волей монарха, альфой и омегой любой власти. И пользоваться этой властью надо с честью. Власть судьи идет от трона, а потому судейский горностай является продолжением королевской мантии.

И Сартин с нарочито серьезным видом несколько раз ласково провел рукой по расшитой ткани собственного фрака, словно это была парадная мантия, которую он надевал на заседания парламента, происходившие в присутствии его величества.

— Подводя итог, скажу вам, что я имею право лично вести дела, касающиеся безопасности королевства. Как вы догадываетесь, порученное вам расследование принадлежит именно к таким делам. На карту поставлена репутация государства, и мы обязаны не допустить, чтобы ее запятнали. Особенно в условиях ведения войны. Каждый день наши солдаты погибают на полях сражений, и ни одна чувствительная душа, любящая свою страну, не может без содрогания представить себе, что враг получит бумаги, способные скомпрометировать его величество и тех, кто его окружает.

Продолжая сверлить Николя взглядом, он заговорил уже будничным голосом:

— Все должно остаться в тайне, Николя, глубокой и непроницаемой тайне. О том, чтобы соблюдать все предписанные процедурой этапы следствия, которым учил вас Ноблекур, даже речи не идет. Для этого дела мне не нужен обычный следователь; мы не можем никому доверять. Здесь нужно быть беспощадным. Если понадобится, требуйте у меня письмо с печатью, приказ без суда и следствия для заточения в Бастилию: там заключенные пребывают в большей безопасности, чем в нашей тюрьме, где полно черни и проституток, а посетители и вовсе слоняются без надзора. Если у вас появятся трупы, спрячьте их! Если найдете что-то подозрительное, тоже спрячьте, не вытаскивайте на свет! Вы правильно завязали знакомство с господином Сансоном; используйте его; он настоящая могила. А когда завеса тайны, окутывающая это дело, приподнимется, вы сообразите, как выбраться из лабиринта. Вы мой полномочный представитель, и для вас нет ни правил, ни законов. Но помните, если вы провалитесь или скомпрометируете меня, я от вас отступлюсь… Выбирать вам. Я вам доверяю и обещаю свою поддержку. Сделайте все наилучшим образом и поскорей добейтесь результата.

Впервые Николя видел Сартина таким величественным. Обуреваемый противоречивыми чувствами, он безмолвно поклонился и направился к двери. Сартин удержал его за плечо.

— Берегите себя, Николя. Теперь вы знаете, с кем имеете дело. Этот каналья очень опасен. Никаких неосторожных шагов. Вы нужны нам.

Инспектор Бурдо ждал Николя в приемной, с трудом отбиваясь от вопросов заинтригованного папаши Мари. Наконец, раздосадованный, что ему так ничего и не удалось узнать, привратник переключил свое внимание на носогрейку и принялся шумными торопливыми затяжками ее раскуривать. Вскоре он исчез в едком облаке дыма.

Николя предложил Бурдо вместе отправиться в мертвецкую, чтобы осмотреть тело доктора Декарта. В ответ инспектор заметил, что если дела так и дальше пойдут, Николя скоро сам займет там место. Рана молодого человека кровоточит, и если не позаботиться о ней, в ближайшее время обморок ему обеспечен. Порванную и запачканную одежду надо привести в порядок. А еще ему нужно поесть и восстановить силы. Бурдо подозревал, что после их вчерашнего совместного обеда Николя ничего не ел.

В ответ Николя признался, что, действительно, с тех пор ему удалось только выпить стаканчик ликера у Полетты, чашку кофе у Антуанетты и сделать несколько глотков пойла привратника. И голод его терзал зверский.

Бурдо повел Николя на улицу Жоайери к своему приятелю, державшему аптекарскую лавку. После масштабных полицейских операций этот аптекарь обычно пользовал пострадавших городских стражников. Когда Николя привел себя в относительный порядок, аптекарь промыл ему шрам на голове. Взяв немного корпии и зачерпнув темной вонючей мази, он наложил снадобье и с довольным видом сообщил, что это не какая-нибудь там «чушь на тухлом масле». К изумлению пациента, жжение, которое он ощутил при первом прикосновении лекарства, быстро исчезло. Затем аптекарь так искусно замотал голову Николя холщовым бинтом, что из-под треуголки повязка не была видна вовсе. Потом обработал порез на боку и наложил на него пластырь. «И больше не трогайте, — сказал ему аптекарь, — через несколько дней все само пройдет». Николя возмутила усмешка эскулапа, назвавшего его царапину на боку «уколом Дамьена». Он полагал, что преступление оскорбления величества не может являться поводом для иронии. При мысли о поступке Дамьена молодого человека охватила священная дрожь.

Выйдя из аптечной лавки, они заметили Сортирноса. В ожидании Николя он бродил по улочкам, окружавшим Шатле. Бурдо предложил ему пойти вместе с ними в отличный кабачок на улице Пье-де-Беф, где они смогут согреться и подкрепиться. С хмурого неба струился мутный желтоватый свет, и кривые закоулки Большой скотобойни тонули во мраке. Встречные прохожие с зеленоватыми, как у призраков, лицами тревожно озирались по сторонам. Обычно при морозной погоде шум шагов напоминал сухой и радостный скрип. Сейчас снег подтаял, и шлепанье ног по снежной каше больше всего напоминало удары мотыги по мокрому песку.