Литмир - Электронная Библиотека

Дружеское участие приободрило юношу, и он погрузился в крепкий, без сновидений, сон. А утром он обнаружил, что его любезный чичероне взял себе на память серебряные часы, подаренные ему крестным. Отныне он решил вести себя с незнакомцами более осмотрительно. К счастью, кошелек со скромными средствами лежал в потайном кармане дорожной сумки, сделанном Финой накануне его отъезда из Геранда.

Размеренная монастырская жизнь помогла Николя обрести душевное равновесие. Он завтракал вместе с братьями в огромной трапезной, а потом, вооружившись небольшим планом, совершал вылазки в город. Чтобы не потеряться и вовремя вернуться назад, он свинцовым карандашом отмечал на плане свой путь. И хотя он по-прежнему остро ощущал неудобства столичного города, он постепенно проникался его очарованием. Вечная толчея на улицах притягивала и одновременно раздражала его. Несколько раз он чуть не попал под колеса проезжающих экипажей. Внезапность их появления и скорость, с которой они обыкновенно мчались, не переставали удивлять его. Он быстро приучился не спать на ходу и избегать множества неприятностей, как, например, пятен мерзкой и липкой грязи, разъедавшей одежду, бурных потоков, исторгавшихся из водосточных труб на головы прохожих, и полноводных рек, в которые при малейшем дожде превращались улицы. Он научился передвигаться как коренной парижанин, подпрыгивая и подскакивая, дабы не наступать на нечистоты, отбросы и огрызки. После каждого выхода ему приходилось чистить одежду и стирать чулки: у него было всего две пары чулок, поэтому другую пару он приберегал для встречи с господином де Сартином.

Правда, встреча эта постоянно откладывалась. Он несколько раз приходил по адресу, указанному на письме маркиза де Ранрея. Но даже после того, как он, отчаявшись, решил подмазать презрительно взиравшего на него привратника, напыщенный лакей, окинув его надменным взором, выпроводил его вон. Прошло несколько долгих недель. Видя, как молодой человек тяготится своим бездельем, и желая занять его, отец Грегуар предложил ему поработать вместе с ним. С 1611 года монахи из Карм Дешо по специальному рецепту, ревниво оберегаемому от чужих взоров, изготовляли целебную воду, которую потом продавали по всему королевству. Николя поручили измельчать травы и пряности, необходимые для изготовления чудодейственной настойки. Он научился различать мелиссу, дягиль, жеруху, кориандр, гвоздику и корицу, открыл для себя неведомые экзотические плоды. Целыми днями он толок в ступке травы, вдыхал пары, исходившие из перегонных кубов, и в конце концов впал в совершеннейшее безразличие к окружающему. Ментор его, спохватившись, принялся его тормошить, и разобравшись, в чем дело, пообещал добиться для него аудиенции у Сартина. Пока монах раздобывал у отца настоятеля пропуск, с помощью которого Николя смог бы преодолеть все препятствия, Сартина назначили начальником полиции, сместив с этого поста Бертена. Сообщив новость своему подопечному, отец Грегуар не преминул прокомментировать ее, свидетельствуя о своей немалой осведомленности.

— Николя, сын мой, тебе предстоит встретиться с человеком, который изменит всю твою жизнь, если, разумеется, ты сумеешь ему понравиться. Начальник полиции является полновластным командующим огромной армии, которой его величество доверил следить за безопасностью и порядком не только на улице, но и в доме каждого его подданного. Будучи королевским судьей по уголовным делам в Шатле, Сартин уже обладал немалой властью. А что говорить теперь, когда ему поручено руководство всей парижской полицией! Ходит слух, что он не терпит произвола… А ведь ему только недавно исполнилось тридцать!

Как и положено монаху, голос у отца Грегуара отличался громкостью, но тут он понизил его до еле слышного шепота, дабы ничье нескромное ухо не услышало его крамольных речей.

— Отец настоятель поведал мне, что в особых обстоятельствах король разрешил Сартину принимать решения самостоятельно, в обход суда, и осуществлять их также самостоятельно и в строжайшей тайне. Но, — произнес он, прикладывая палец к губам, — ты ничего не знаешь, Николя. Помни только, что эта важная должность была создана прадедом нашего короля — упокой Господь душу сего великого Бурбона! Многие помнят и проклинают возглавлявшего при нем полицию д'Аржансона. Столь суровым был и он сам, и дела его.

Монах резко плеснул воды из горшка на жаровню с углями, угли с шипением погасли, и над ними заклубился едкий дым.

— Но хватит об этом, что-то я заболтался. Возьми этот пропуск. Завтра утром спустишься к реке и вдоль Сены дойдешь до Нового моста. Остров Сите тебе известен, там ты не заблудишься. Перейдешь мост и пойдешь направо по набережной Межиссери. Она приведет тебя в Шатле.

В ту ночь Николя почти не спал. Слова отца Грегуара, не выходившие у него из головы, напоминали ему о его собственном ничтожестве. Откуда ему, круглому сироте, разлученному с дорогими ему людьми, в чужом для него Париже взять мужества для встречи с могущественным человеком, который, как говорят, должен оказать решающее влияние на его судьбу?

Его лихорадило, кровь стучала в висках. Пытаясь успокоиться, он терзал свое воображение, требуя явить ему какие-нибудь умиротворяющие картины. Воображение воскресило перед ним тонкий профиль Изабеллы, но от этого сомнения его стали еще более мучительными. Почему дочь крестного, зная, что он надолго покидает Геранд, уехала, не попрощавшись с ним?

Он вызвал в памяти ту поляну среди болот, где они поклялись друг другу в любви и верности. Наверное, он просто сошел с ума, поверив, что мальчик, найденный на кладбище, вправе поднять взор на дочь высокородного и могущественного сеньора де Ранрея. Однако его крестный отец всегда был так добр к нему… Мысли об Изабелле, нежные и горькие одновременно, унесли его в заоблачные дали, и около пяти часов утра ему наконец удалось заснуть.

Через час отец Грегуар разбудил его. Николя умылся, оделся, старательно причесался и, напутствуемый монахом, вышел на холодную улицу.

Несмотря на темноту, он шел уверенно, никуда не сворачивая. Когда первые предрассветные лучи отвоевали у тьмы прибрежные постройки, он уже добрался до набережной, где стоял дворец Мазарини. На берегу, у самой воды, кипела жизнь: там и тут кучки оборванцев топтались у разведенных костров. Со всех сторон раздавались голоса, напоминая всем, что город просыпается.

Неожиданно на него налетел торговец баваруазом. Споткнувшись и едва не выронив поднос, торговец глухо выругался. Николя уже пробовал сей напиток, введенный в моду принцессой Пфальцской, матерью регента. Как объяснил ему отец Грегуар, в состав баваруаза входил сладкий горячий чай с сиропом из папоротника. Добравшись до Нового моста и с удивлением обнаружив, что там уже толпится праздный народ, он решил остановиться и полюбоваться статуей Генриха IV и водокачкой Самаритен. В кожевенных мастерских на набережной Межиссери с раннего утра кипела работа: несмотря на доносившиеся из распахнутых дверей тошнотворные запахи, мастера и подмастерья трудились не покладая рук. Зажимая нос платком, Николя ускорил шаг, и вскоре перед ним выросло суровое и мрачное здание Большого Шатле. Он не столько узнал его, сколько догадался, что путь его лежит именно в этот замок. Робко вступив под своды, слабо освещенные масляными фонарями, Николя окликнул обогнавшего его человека в длинной черной мантии.

— Сударь, прошу вас, помогите мне. Я ищу кабинет начальника полиции.

Смерив его пренебрежительным взором с ног до головы и, видимо, удовлетворившись результатом осмотра, человек с важным видом ответил:

— Начальник полиции сам назначает часы для аудиенций. Вы, конечно, знаете, что подчиненные ему департаменты расположены на улице Нев-Сент-Огюстен, возле площади Вандом. Впрочем, в Шатле у него тоже имеется кабинет. Поднимитесь на второй этаж, там вы наверняка найдете тех, кто тоже ждет господина начальника. Возле дверей приемной сидит привратник, так что не ошибетесь. У вас есть необходимый пропуск?

3
{"b":"147056","o":1}