Сара отложила перо и закрыла глаза. На мгновение она представила себе, как ходит в такую школу. О чем еще можно мечтать?

Когда Сара открыла глаза, Эллен сидела в уголке кровати и смотрела на сестру.

— Ты выглядишь счастливой, Сара.

— О чем ты, Элли?

— Ну, когда ты об этом думаешь. Это что-то приятное?

Сара пожала плачами:

— Да, я представила себе, как хожу в школу в Хрустальном дворце.

На лице Эллен отразился ужас.

— Школа не может быть во дворце! Школы — это жуткие места, а дворцы — нет.

Сара не стала отвечать на последнее замечание.

— Может, принесешь горячий чайник и мы выпьем чаю?

По личику Эллен пробежала тень, словно она вспомнила о чем-то неприятном.

— А это больно, когда тебя вешают, Сара?

Хотя прошло уже несколько месяцев, Эллен не переставала думать о Холи-Джо. В воскресенье перед казнью миссис Веспер спросила Эллен, куда она намерена пойти на следующий день, и Эллен сказала, что хотела бы посидеть в саду старого дома в Кенсингтоне. Сара облегченно вздохнула, она боялась, что Эллен выберет Роупмейкерс-Филдс, а это место находилось неподалеку от Олд-Бейли и тюрьмы Ньюгейт. Даже если они отправятся в Кенсингтон, то окажутся не так уж далеко от места казни, поскольку балконы и крыши зданий на расстоянии в милю от тюрьмы будут заполнены зрителями. Эллен лишь посмотрела в окно и ничего не сказала.

Миссис Веспер не бывала прежде в старом доме, и, пока Сара помогала Эллен искать цветок клевера с четырьмя лепестками, экономка обошла дом, заглядывая в пыльные окна и качая головой. Она вернулась в сопровождении джентльмена в превосходном костюме и цилиндре. У него был зонтик с бронзовым набалдашником, а в руке он держал большой кожаный бумажник. Сара не слышала, о чем они говорили, но джентльмен указывал на крышу и стены здания своим зонтиком.

Когда Сара обернулась, чтобы проверить, что делает Эллен, оказалось, что девочка исчезла. Сара отправилась на поиски и обнаружила, что она неподвижно сидит на земле в дальнем уголке сада. Возможно, Эллен увидела барсука или лису, поэтому Сара на всякий случай постаралась не шуметь. Когда она подошла поближе, сестра, не оборачиваясь, произнесла первые слова за весь этот день:

— Теперь он мертв, Джо умер.

Она повторяла эти слова снова и снова, словно боялась, что забудет их.

Сара прикусила губу.

— Элли, иди сюда.

Больше она ничего не смогла сказать.

Когда Эллен подошла к ней и спрятала лицо на груди у Сары, она не сдержала слез, и обе заплакали. Они долго не могли остановиться: девочки плакали о Джо, о маме и папе и обо всех тех неприятностях, которые им пришлось пережить за свои короткие жизни. Сара подумала, что именно с этого момента Эллен начала поправляться, — в тот день сестра перестала держать в себе все накопившиеся горести.

Теперь, когда они сидели за столом в свете раннего утра, Саре показалось, что Эллен забыла о своем вопросе насчет повешенных, поскольку она смотрела на коробку с лентами и напевала. Сара испытала облегчение. Девилс-Эйкр не стал веселее после убийства Викрама и ареста Холи-Джо, и отношение многих людей к ней и Эллен изменилось. Те, кто всегда дружески им улыбался, теперь отворачивались, когда видели девочек О'Рейли, словно не были уверены, что Холи-Джо никогда не был убийцей. Руби старалась изо всех сил, чтобы Эллен и Сара чувствовали, что «Белый олень» по-прежнему остается их домом, да благословит ее Бог, и Сара знала, что Руби всегда найдет улыбку для Эллен. Однако Сара понимала, что живущие в ее доме подружки убийцы не самая лучшая реклама для ее бизнеса.

Они позавтракали, и Сара завязала волосы Эллен красной лентой. У ворот школы она обняла сестру и зашагала в редакцию. Мистер Хардинг сдержал свое обещание и перестал давать ей в набор объявления о бальзаме для астматиков и чудесных сердечных средствах, но Сару, как и прежде, не очень радовало содержание текстов, которые ей доверяли. Несколько недель ей доставались объявления о продаже домов и сдаче внаем меблированных комнат; приглашения на работу мастеров по изготовлению табакерок и экипажей; продажа современных элегантных карет и пони; бесконечные гувернантки с хорошими рекомендациями и дружелюбным отношением к детям искали места. В течение последней недели она набирала сообщения о приездах и отъездах знаменитостей, а также о помолвках в высшем свете, которые сводили ее с ума. Ей было совершенно наплевать на обед, который устраивал герцог Кембриджский в своей резиденции на Пикадилли, или на честь, которую оказали принц Пруссии и барон Оберлитц, посетив графиню Палмерстон.

Когда Сара вошла в здание «Меркьюри», она приподняла кепку, приветствуя мистера Парсиммонса.

— Редактор хочет тебя видеть, Сэм, — сказал он, не поднимая головы от своего большого журнала.

Мистер Парсиммонс любил напускать на себя таинственность. Сара считала, что именно таким образом он старается отвлечь людей от своей удивительно противной рожи.

Однако в кабинете Септимуса Хардинга она увидела не редактора, а Ларка, который стоял возле камина.

— Доброе утро, Сара. Ты, наверное, ищешь мистера Хардинга? Он пригласил и меня, но ему пришлось куда-то выйти. Заходи, погрейся у огня, он сейчас вернется.

Ларк снова стал смотреть на танцующее в камине пламя, и Саре показалось, что он выглядит усталым. Инспектор был печален всю зиму. И Сара пришла к выводу, что это связано с отъездом миссис Коречной. И еще она чувствовала, что инспектор до сих пор переживает из-за Холи-Джо, он явно не знал, что сказать после их последней прогулки вдоль набережной. Саре хотелось дать ему понять, что она его не винит и что он все еще ей нравится, — инспектор выглядел как человек, которому нужен друг. И тут Сара сообразила, чем может его подбодрить.

— Я получила письмо от миссис Коречной.

Как Сара и рассчитывала, лицо Ларка смягчилось, как только она упомянула Лили.

— У нее все хорошо?

— Кажется, да. Она видела обезьян, тигра, а принц содержит женщин так, словно они лошади в конюшне.

Она ощутила удовлетворение, увидев улыбку на лице инспектора.

Саре ужасно хотелось спросить, удалось ли выяснить что-нибудь новое о пропавшем ученике ювелира и исчезнувших бриллиантах, поскольку мальчишки-газетчики наконец перестали кричать о том, где могут находиться драгоценности. Но пока она набиралась мужества, чтобы задать этот вопрос, вернулся Септимус Хардинг. Только однажды Сара видела у него такое лицо — когда он рассказал ей о признании Холи-Джо.

— О, Сара, Джон. Я получил очень печальное известие.

Он тяжело уселся в свое кресло, стараясь отыскать нужные слова — редкий случай для редактора «Лондон меркьюри». В кабинете наступила тишина, они едва дышали, и Сара вдруг услышала, как пощелкивает в подвале пресс. Мистер Хардинг вздохнул, и у него дрогнули губы. Сара ухватилась за спинку стула, она чувствовала, как напряжен Джон Ларк.

— Я получил из нашего офиса в Индии, через телеграфную службу в Константинополе, трагическое известие о миссис Коречной. Прошло всего пять дней — поразительное устройство, совершенно поразительное…

Мистер Хардинг вновь замолчал, а Ларк тяжело опустился на одно из обитых зеленой кожей кресел.

Саре хотелось прижать руки к ушам и выбежать из кабинета. Однако она стояла совершенно неподвижно, пока мистер Хардинг не произнес слова, которые она так боялась услышать.

— Она неожиданно заболела — так сообщает британская администрация в Бенаресе, — но причина ее болезни остается неизвестной. Это произошло двадцатого марта… всего шесть дней назад… Мои дорогие друзья, Лили Коречной больше нет с нами.