— Да, пожалуй, она не совсем в порядке, мистер Хардинг.

— Ну, тебе нужно за ней присматривать. Тебе повезло, что такие женщины, как миссис Коречная и миссис Веспер, проявляют к тебе живой интерес.

— Я очень этому рада, сэр.

В последнее время у Сары не было особых поводов для радости, и ей приходилось напоминать себе, что у нее есть крыша над головой, еда и работа.

И все же всякий раз, когда она думала о Холи-Джо, который одиноко сидел в своей камере и ждал смерти, внутри у нее все сжималось и ей хотелось плакать. Она с ужасом думала о предстоящем вечернем разговоре с Эллен: нужно рассказать девочке о том, что ждет Холи-Джо.

Когда Сара вернулась в «Белый олень», Эллен не было на кухне у Руби, а потому Сара отправилась на причал, где и нашла сестру, сидевшую на плоском камне. Эллен смотрела, как чумазые мальчишки швыряли камни в воду. У одного из них была рогатка, и он пытался подстрелить чайку, клюющую рыбные кости. Саре пришло в голову, что любой из них мог болтаться в переулке с рогаткой Джо в ту ночь, когда убили Викрама, потому что Холи-Джо всегда разрешал детям играть с вещами, которые они могли отыскать в его карманах. И на него было очень похоже взять всю вину на себя, не понимая, какими неприятностями это ему грозит. Между тем Эллен вскочила и подбежала к чайке, чтобы спугнуть птицу и спасти ее от выстрела из рогатки.

Потом, когда они шагали по мосту Ватерлоо, Эллен выглядела довольной и даже улыбнулась, когда медник приветственно поднял шляпу. А вот Сара не получала никакого удовольствия от прогулки, хотя закатное небо стало розовым и золотым. Ее мысли путались, и, если бы Эллен ее не предостерегла, Сара наступила бы в большую навозную лепешку. К тому моменту, когда они сидели на кухне у миссис Веспер, Сару подташнивало, и она даже не почувствовала вкуса свиной отбивной, горошка и пудинга на сале [29]. А еще миссис Веспер приготовила запеченные в тесте яблоки — она сказала, что это самое подходящее блюдо, чтобы они обе немного прибавили в весе. Когда миссис Веспер вынимала из духовки вишневый пирог, в дверь постучали. Это был инспектор Ларк. Сара подумала, что он не захочет ее видеть после того, как она убежала сегодня утром, но у нее появилась надежда. Вдруг он еще сумеет помочь Джо.

Ларк уселся рядом с Эллен и принялся за вишневый пирог, пока Марта Веспер убирала грязные тарелки. Эллен не сводила глаз с полисмена с того самого момента, как он появился на кухне, а как только он закончил есть пирог и произнес несколько любезных слов, отдавая должное кулинарному искусству миссис Веспер, девочка спросила:

— Они не отпустят Джо, да?

Сара уронила вилку на пол, но Ларк продолжал стряхивать крошки со своего камзола.

— Почему ты так думаешь, Эллен?

— Потому что вы грустный и Сара грустная и никто не говорит о Джо. Вы пришли сюда из-за этого, да?

И Ларк своим низким ровным голосом объяснил им все как есть: как только обвиняемый признает свою вину, то больше уже ничего нельзя сделать — никто не станет доказывать, что заключенный не совершал преступления.

— Он же никого не убивал! — воскликнула Сара, чувствуя, как ее охватывает паника, но изо всех сил стараясь сдержаться, чтобы этого не увидела Эллен.

Эллен сохраняла поразительное спокойствие, и это было намного хуже, чем если бы она расплакалась. Когда девочку что-то огорчало, она становилась молчаливой и еще больше уходила в себя.

Когда Ларк провожал их до дома, Эллен взяла инспектора за руку, и Сара заметила, что поначалу он смутился, а потом на его лице появилось довольное выражение. На мосту Ватерлоо они остановились, чтобы посмотреть на рыбачьи лодки, которые с зажженными фонарями отправлялись на ночную рыбную ловлю. Сара рассказала инспектору о своих догадках относительно мальчишек и рогатки Джо. Может быть, он спустится к реке и поговорит с ними. Он сказал, что обязательно так и сделает, но Сара понимала, что уже слишком поздно. Эллен думала так же; на ее личике появилось странное выражение, словно она что-то видела.

Казалось, Ларк догадался, о чем они думают.

— Мне очень жаль, — сказал он, и Сара поняла, что он говорит искренне.

— Но почему Холи-Джо признался в том, чего не делал?

— Может быть, он слишком напуган, чтобы сказать правду, Сара. Иногда люди вроде Джо бывают чересчур доверчивыми. Они становятся инструментами в руках опасных преступников. Джо мог не знать, что делает что-то плохое.

— Холи-Джо не слабоумный. Вы его не знаете — он умеет отличать хорошее от плохого.

— Однако он был вором, Сара.

— Но воровство совсем не то же самое, что убийство. К тому же лучше украсть краюшку хлеба, чем смотреть, как твоя семья голодает. Мне повезло, что я не оказалась в таком положении, но везет не всем. Похоже, у Джо черная полоса.

Сара прикусила губу и отвернулась, чтобы Ларк не заметил ее слез.

Мы провели в море более двух недель, однако это первый день, когда моя рука не дрожит и я могу писать. Как хорошо, что у меня отдельная каюта, поскольку я постоянно чувствую себя плохо из-за непрекращающейся качки.

Еще до того, как я приняла предложение леди Герберт, я получила от нее несколько очень ценных советов, и она снабдила меня списком всего, что необходимо леди для такого путешествия. Самыми полезными оказались две коробки печенья из аррорута [30]. Мой желудок не принимал ничего другого, а корабельные галеты очень жесткие и совершенно несъедобные. Кроме того, по совету леди Герберт я взяла с собой ароматизированный чай, спиртовку, на которой могу его приготовить, и немного бренди, вероятно, я смогу его пить, когда пройдет тошнота.

Моя каюта больше похожа на чулан, здесь едва хватает места для чемодана (я ставлю на него чернильный прибор), койки и ведра чистой воды — моей дневной нормы. Мне ее едва хватает на умывание — после того, как я оставляю часть для питья. Мне пришлось научиться экономить. И я должна быть благодарной леди Герберт, предложившей мне взять с собой самое старое нижнее белье и нижние юбки, которые я попросту выбрасываю в иллюминатор — стирать в море невозможно.

Мне сказали, что погода стоит хорошая, хотя мне с моей койки, на которой я провожу большую часть времени, глядя в маленький иллюминатор, кажется, что снаружи бушует шторм: я попеременно вижу то море, то небо… Я поняла, что Южная Атлантика знаменита переменчивым и суровым климатом и капитан получает удовольствие, рассказывая о кораблях, которых иногда заносит даже в Южную Америку. Впрочем, это гораздо лучше, чем оказаться возле скалистых берегов Африки, где, если верить столь ненадежному источнику, уцелевшие пассажиры и моряки могут быть проданы в рабство! Капитан, производивший впечатление достойного джентльмена, когда мы встречались на пирсе Святой Катерины, изменился до неузнаваемости, как только мы вышли в море. Стоило кораблю отчалить, как в нем появилась жесткость, и он даже не пытается сдерживать свой дурной характер. Я несколько раз сталкивалась с ним и однажды услышала, как он сказал (не стану повторять дословно), что присутствие женщины на борту приносит несчастье. К тому же жалобы пассажиров на грубость и пьянство бристольских матросов еще больше испортили капитану настроение.

Я стараюсь держаться особняком, как и те немногие пассажиры, у которых хватает сил выйти на палубу подышать свежим воздухом. Быть может, когда мы привыкнем к тяготам морского путешествия, у нас возникнет желание пообщаться — ведь мы проделали лишь небольшую часть пути. До сих пор я беседовала только с моим необычным спутником, мистером Говиндой. Он сумел внушить мне уважение, когда заметил мое недомогание и предложил имбирь. Говинда объяснил, что нужно отрезать небольшой кусочек и кипятить его, а потом пить полученный отвар как средство от тошноты. Очень скоро я обнаружила, что мне это очень помогает. Насколько я понимаю, Говинда спит вместе с матросами, в одном из гамаков, что натягивают возле правого борта после наступления темноты. А днем я постоянно вижу его читающим какую-то толстую книгу, устроившись в укромном местечке на носу. Мне так и не удалось в нее заглянуть, он всякий раз ее закрывает, как только я к нему подхожу, а снаружи название скрыто матерчатой обложкой. Она очень красива — алый шелк, на котором золотом вышиты восточные иероглифы и узоры. Я спрошу, что он читает, когда мы познакомимся поближе, однако тут у меня имеются большие сомнения. Говинда не склонен вести долгие разговоры и заполнять молчание словами».