— Она на съемках в Америке.
Если верить отзывам критиков, молодой режиссер, о котором так пренебрежительно отозвалась когда-то сестра Энни, оказался на самом деле юным гением. Он снимал Мари в своих следующих фильмах, поскольку ему нравилось брать знакомых актеров на роли второго плана. К сожалению, фильмы оказались неприбыльными и так и не вышли в большой прокат, поэтому Энни не видела ни одного их них.
— Америка! Вы обе преуспели — Мари снимается в фильмах, а у тебя свой магазин. Дот сказала, что твои дела пошли в гору. Как называется твой магазин? Я все хочу прийти и что-нибудь у тебя купить.
— Он называется «Пэчворк», но боюсь, там слишком высокие цены.
Теперь платья и костюмы, сшитые Энни, стоили свыше тридцати фунтов.
Вздохнув, Дон обвела взглядом убогую комнату.
— Помню, как в день свадьбы я пришла сюда, чтобы выпить две таблетки аспирина, у меня голова тогда просто раскалывалась.
— На твоей свадьбе гости выплакали все глаза.
— Наверное, они чувствовали, чем все обернется, — с горечью произнесла Дон.
— Что ты хочешь этим сказать, милая? — спросила Энни удивленно.
Дон и Томми всегда казались очень счастливой супружеской парой.
— Только ни слова Дот, я не хочу, чтобы она узнала об этом, пока все не закончится. Дело в том, что мы с Томми разводимся.
— Этого не может быть!
— Энни, дорогая, он уже много лет крутит роман с другой женщиной. Он пообещал, что не бросит меня до тех пор, пока дети не станут самостоятельными. А поскольку Иан на Рождество женится, мой супруг решил, что настало время уходить. — Дон взглянула на свое отражение в потемневшем зеркале. — Эти Галлахеры — очень ветреный народ. Мне нашли замену помоложе.
Во время последнего вальса Энни сидела рядом с Дот и Бертом. Ей было не с кем танцевать. Она, конечно же, могла бы привести Криса, однако использовать его лишь в качестве партнера по танцам было нечестно. Да и вообще, он наверняка решил бы…
— Я смотрю, Майк снова танцует с Сильвией. — В глазах Дот засверкали озорные огоньки. — Он теперь куда более завидный жених, чем раньше. Мой сын скоро станет миллионером. — Она хмыкнула. — Делиа ушла домой в гневе, чему я, кстати сказать, очень рада. И вообще, я никогда не любила этих елейных женщин с нежно-розовой кожей, как миссис Тэтчер.
— Ты опять за свое, милая! — строгим голосом сказал Берт. — Не накручивай себя из-за всяких пустяков.
— Пожалуйста, только не надо снова упоминать о миссис Тэтчер, тетушка Дот! — застонала Энни.
— Вообще-то я терпеть не могу эту женщину. Придя к власти, она сказала, что уменьшит налоги, и чем все закончилось? Налог на добавочную стоимость увеличился вдвое. А еще она собирается приручить профсоюзы, так ведь? Что ж, посмотрим, что у нее из этого получится!
— Ей наверняка удастся это сделать, дорогая. — Берт печально покачал головой. — Безработных становится все больше.
— Вся страна окажется на коленях, если миссис Тэтчер будет гнуть свою линию, не считая, конечно, высокопоставленных шишек.
— Тетушка Дот, пожалей ты свою душу!
— Да черт с ней, с душой! Если я не могу высказать свое мнение о человеке, к которому испытываю отвращение и ненависть, тогда меня уж точно можно считать покойницей. Хотя отправляться на тот свет прежде этой женщины у меня нет ни малейшего желания. Эти консерваторы ни за что не пройдут на следующих выборах.
Берт скорчил гримасу, взглянув на Энни за спиной своей жены. Желая хоть как-то отвлечь внимание Дот, он сказал:
— Ну разве малышки Сильвии не загляденье? Одна брюнетка, а другая блондинка.
Как ни странно, его попытка удалась.
— Эта старшенькая цветная, Энни? — спросила Дот. — Она выглядит так, словно в ее кровь опустили кисть с дегтем.
— Не знаю, — солгала Энни.
Семилетняя Жасмин и Ингрид, младше сестренки на два года, были такими же красивыми, как их мать.
Дот замолчала, наблюдая за танцующими. На самом деле Энни считала, что лейбористы заслужили поражение на прошлогодних выборах, хотя ей и в голову не пришло бы сказать такое.
Зимой профсоюзы совсем ополоумели: гробокопатели устроили забастовку в Ливерпуле, поэтому простой люд не мог хоронить умерших. Разумеется, Энни как обычно раздавала листовки и агитировала, стоя под брезентовым навесом, чувствуя, однако, что делает это в поддержку уже проигранного дела.
Последний вальс подошел к концу, и Томми предложил поприветствовать именинницу троекратным «ура!»
— Ура! Ура! Ура! — заревели все присутствующие здесь Галлахеры.
И к концу вечеринки Дот, не выдержав, разрыдалась.
Четыре года назад Валерия Каннингхэм случайно заметила пустующее здание на Саут-роуд, в нескольких минутах ходьбы от тупика Хезер. Узнав об этом, Энни немедленно отправилась туда, чтобы осмотреться и заглянуть в окна, расположенные по обеим сторонам от двери. Оказалось, что именно там она когда-то купила своей матери розовое платье, в котором та пошла на свадьбу к Томми Галлахеру. В помещении совершенно не было мебели, поэтому сейчас оно казалось гораздо больше. Дом явно нуждался в косметическом ремонте, а лежащий на полу ковер выглядел просто омерзительно — он был какого-то зеленоватого оттенка, с рисунком в виде квадратиков, вставленных в большие квадраты. Энни предпочла бы однотонный ковер, который не отвлекал бы покупателей от одежды.
Наведя справки, Энни выяснила, что арендная плата была в общем-то вполне умеренной, хотя агент хотел получить деньги за год вперед. В течение следующего месяца она терялась в раздумьях, пытаясь принять окончательно решение. А что она, собственно, теряет? Вернуться на рынок можно всегда. Хотя на самом деле потерять придется довольно много, выложив кругленькую сумму за аренду здания, за косметический ремонт, за новый ковер…
Энни обсудила этот вопрос с детьми. Дэниелу, похоже, было абсолютно все равно, что собирается предпринять его мать, а вот Сара считала, что следует рискнуть. «Ты любишь шить одежду, мамочка. Нужно заниматься тем, что приносит радость. Ведь жизнь дается всего лишь раз».
Наконец Энни отважилась на решительный шаг. Банковский менеджер охотно пошел ей навстречу, услышав просьбу об очередном кредите. «Собственный магазин! Какая же вы предприимчивая женщина, миссис Менин», — сказал он слегка покровительственным, как показалось Энни, тоном.
Проблема, связанная с нехваткой товара, тоже была решена. Она не станет ограничиваться продажей собственной одежды, а будет реализовывать также вещи, сделанные другими мастерами. Сиси знала одну женщину, чья сестра шила прекрасные лоскутные одеяла и наволочки для диванных подушек. Когда Энни пришла с предложением к Сьюзен Хулл, та обрадовалась возможности сбыть свои изделия.
— Я хочу двадцать пять процентов, — сразу сказала ей Энни.
Сьюзен недовольно поморщилась.
— Двадцать пять?
— Но ведь вы ничего не теряете. А я беру на себя все финансовые издержки — арендную плату, налоги, расходы на рекламу, а также поддержание магазина в рабочем состоянии. Покупка нового ковра стоит приличных денег, да и во всем здании идет ремонт.
— Ну что ж, думаю, это справедливо, — нехотя согласилась женщина.
— Если вам это не подходит, я найду кого-нибудь другого.
— В этом нет никакой необходимости, — поспешно сказала Сьюзен.
— А вы знаете кого-нибудь, у кого есть вязальная машина?
— Простите, нет.
Однако, как оказалось, этой информацией владела тетушка Дот.
— На Фредерик-стрит есть один старик, который вяжет просто потрясающие свитера.
— Мужчина!
Энни почему-то думала, что только у женщин могут быть вязальные машинки.
— Машинка перешла к нему по наследству от покойной жены. Но у него получается гораздо лучше, чем у Мини.
Энни отправилась к Эрни Уэсту, человеку небольшого роста с морщинистым лицом. Он жил в крошечном доме ленточной застройки, обставленном так, словно на дворе было прошлое столетие.
— Я могу связать свитер за одну ночь, — гордо сказал он, после того как Энни рассказала ему о своих планах.