— Можно и мне сделать глоток? — спросил Юэн.
Она поднесла бокал к кровати и протянула ему, словно он был маленьким ребенком.
— Допей, если хочешь.
— Нет, спасибо. — Положив руки за голову, Юэн отвернулся.
Энни поцеловала его в мочку уха, а затем стала спускаться ниже, к груди… Она многому научилась за последние два дня.
— Не делай этого! — резко сказал Юэн.
— Я подумала, может, еще один, последний раз… Туристический автобус приедет за мной в восемь.
— Мне невыносимо думать о том, что между нами все кончено. Она допила вино и легла рядом, обвив рукой его талию.
— Милый, было бы сумасшествием продолжать наши отношения. У нас с тобой нет будущего.
— Ты уже говорила это раз сто. — Голос Юэна задрожал. — Главное, что я люблю тебя, а ты любишь меня.
— Не думаю, что ты меня действительно любишь, — мягко сказала Энни. — Всему виной Париж. Это похоже на сказку, где ты — мой прекрасный принц. Только вот я ощущаю себя скорее мачехой, чем Золушкой.
— Что за чепуху ты несешь! — гневно воскликнул Юэн. — И вообще, как ты смеешь говорить, что я не люблю тебя? Неужели я сам не в состоянии определить, что испытываю к тебе?
Энни вздохнула. Она была убеждена, что в отрезвляюще-прагматичном Ливерпуле он увидит все в ином свете.
— Мне бы хотелось верить, что ты снова женишься и у тебя появятся дети.
— А теперь ты рассуждаешь, как моя мать. О Энни! — Он прижал ее к себе. — Как же можно быть такой жестокой?
— Я вовсе не жестокая, милый. Просто я пытаюсь рассуждать здраво.
Юэн начал гладить ее тело, и, казалось, каждое нервное окончание отвечало на эти сладостные ощущения. Пребывая на вершине блаженства, Энни сказала себе, что однажды он поблагодарит ее, встретив женщину своего возраста. А она будет благодарить его. Память об этом отпуске останется в ее сердце навсегда.
Туристический автобус остановился на автостанции Виктория на двадцатиминутный перерыв. Энни вышла на свежий воздух, чтобы размять ноги.
— О Сил, — прошептала она, — как бы я хотела, чтобы ты оказалась рядом. А что, если позвонить Мари и сказать, что я в Лондоне? Мы уже сто лет с ней не разговаривали.
Энни набрала телефонный номер Мари. Прозвучало три гудка, прежде чем женский голос сказал:
— Это Мари Харрисон.
— Привет, сестренка, — начала было Энни, однако голос продолжал говорить, словно не обращая внимания на собеседника. «Извините, но меня сейчас нет дома. Можете оставить свое сообщение после длинного сигнала, я перезвоню вам, как только появится возможность».
Она имела дело с одним из этих странных устройств под названием «автоответчик». Энни дождалась длинного гудка, а затем сказала:
— Сестренка, это Энни. Я как раз проезжала мимо…
— Энни! — вдруг воскликнула Мари. — Ты в Лондоне?
— Всего лишь проездом. Я возвращаюсь домой из Парижа.
— О, сестренка, а почему бы тебе не заскочить ко мне? Домой ты всегда успеешь.
— Увидимся через полчаса, — тут же сказала Энни.
Мари стояла на балконе, когда Энни завернула за угол. К тому времени как она подошла к дому, сестра уже ждала ее на пороге. В ее внешности что-то изменилось. Гладкое лицо хранило печать полнейшей невозмутимости. Вероятно, она сделала подтяжку!
— Привет, сестричка! — Мари поцеловала Энни. — Ты замечательно выглядишь. Видно, отпуск в Париже пошел тебе на пользу.
— Я прекрасно провела время.
Мари взяла у нее сумку, когда они поднимались наверх.
— Твоя квартира выглядит мило, — заметила Энни, войдя внутрь.
На стенах висели картины, а кругом были разбросаны яркие диванные подушки.
— Я приготовила чай. Я знала, что ты будешь приятно удивлена.
Мари пошла в кухню и возвратилась с подносом. Энни устроилась поудобнее на диванчике.
— Я не знала, что ты собираешься в Париж, — сказала Мари.
В комнате воцарилась тишина.
Мари бросилась в кресло.
— О Энни, если бы ты только знала, как я прокладывала свой путь к успеху. И я добилась его. Теперь я звезда. Мы как раз заканчиваем работу над третьей частью сериала «Лорелей», продюсеры планируют поставить четвертую, а еще меня пригласили сняться в голливудском фильме.
— Прими мои поздравления, — чуть слышно произнесла Энни.
Мари весело засмеялась.
— Я отказалась. Я оставляю шоу-бизнес и выхожу замуж.
Энни изумленно посмотрела на сестру.
— Так у тебя есть жених, а я до сих пор ничего об этом не знаю?!
— Я сама узнала об этом всего несколько дней назад. Я звонила во вторник, но ты, вероятно, была в Париже.
— И как его зовут?
— Джастин Тейлор. Он работает врачом в районе Тауэр-Хэмлитс. Я познакомилась с ним в январе на благотворительном концерте. Ты увидишь Джастина сегодня вечером, он придет на ужин. Я знала, что он влюблен в меня, но никогда не осмелится предложить звезде, исполнившей роль Лорелей, выйти за него замуж. Поэтому на днях я решила сама пойти ва-банк, и он любезно согласился. Скоро я стану женой врача из района Тауэр-Хэмлитс, где очень много бедных больных людей.
— И когда же этот счастливый день? — спросила Энни.
— 13 июня. Ты ведь приедешь, правда?
— Боюсь, что нет, — с сожалением сказала Энни. — Я уезжаю в Австралию. Но мысленно я буду с тобой, можешь не сомневаться.
Она поняла, что именно изменилось во внешности сестры. Мари не делала подтяжку лица. Просто впервые в жизни она действительно светилась от счастья.
ГЛАВА 8
Перед тем как отправиться на другой конец земли, Энни ломала голову над тем, что бы такого подарить Мари и Джастину на свадьбу. В конце концов ей в голову неожиданно пришла блестящая идея, и она позвонила в лейбористскую партию, чтобы узнать адрес Бена Уэйнрайта. Энни написала художнику письмо, приложив к нему чек и спросив, не будет ли он так любезен отослать одну из своих картин прямо на дом ее сестре.
Бен позвонил на следующее утро.
— Что значит «что-нибудь яркое и радостное»? — спросил он. — Я изображаю жизнь, а не райские сады.
— Вы же знаете, что я имею в виду, — сказала Энни. — Мне бы не хотелось, чтобы картина повергла Мари в уныние.
— Как насчет «Заката за терриконом»?
— Да вы, должно быть, шутите! А у вас, случайно, не осталась та картина с изображением шахтеров, возвращающихся домой после окончания рабочей смены?
— Нет. Несколько месяцев назад она была продана на выставке в Нью-Йорке. Да не волнуйтесь вы. Я подберу что-нибудь такое, что не повергнет вашу сестру в тоску.
Бен сказал, что в скором времени будет в Ливерпуле, и спросил, можно ли пригласить ее на ужин. Энни ответила, что уезжает из страны по меньшей мере на три месяца.
— Похоже, нам с вами не суждено увидеться, — с сожалением сказал он.
— Может, это все-таки произойдет, когда я вернусь.
Сара предупредила мать, что в Австралии зима.
— Бери с собой теплую одежду, а не летние платьица, — посоветовала она.
«Зима!» — спустя несколько дней негодовала Энни, чувствуя, что вот-вот расплавится от жары. Она спрятала свое пальто в шкаф и ни разу его не надела. Хотя она и в самом деле видела женщин, разгуливающих по Сиднею в шубах и сапогах! Интересно, их кровь слишком густая или наоборот — чересчур жидкая? Пожалуй, лучше спросить об этом Найджела.
Энни была поражена тем, что отношения ее зятя и дочери изменились до неузнаваемости. Похоже, их супружеская жизнь потерпела полный крах, и Энни поняла это, как только они приехали утром в аэропорт Кингсфорд Смит, чтобы встретить ее.
Она испытала угрызения совести, когда Сара, бросившись в ее объятия, повисла у нее на шее, тихонько всхлипывая.
— О, мама! Я так рада тебя видеть. О, мама!
— Ну будет тебе, милая. — Энни похлопала дочь по плечу.
«Надо было приехать давным-давно, — подумала она. — Мне и в голову не могло прийти, что она так сильно по мне скучает».