В кадре закрытые глаза, влажные губы, лоснящаяся плоть…

Сбоку экрана, дергая коленями и бешено встряхивая косичкой, металась тень Фрая, а молодая пара под вздохи и охи певца продолжала корчиться в тщательно отрепетированном любовном танце. С последним долгим вздохом удовлетворенной страсти экран погас, затем на нем появился со вкусом исполненный текст, от имени Совета по сбыту презервативов призывающий надеть ЕГО.

Зажегся свет. Команда агентства попыталась отыскать на лицах клиентов хоть какую-нибудь реакцию – намек на одобрение, кивок, потрясение, ну что-нибудь. Семеро «резиновых королей», как один, усердно склонились над блокнотами. Больше ничего.

Фрай отчаянно нырнул в бездну молчания.

– Потрясающе, не правда ли? Блеск. Конечно, старый классический прием. Но должен сказать, поразительно соответствует нашему времени. А в кино все разинут рты. Вот где место для вашей рекламы – кино и телевидение. Все остальное пойдет в придачу – рекламные афиши, места продажи, радио, фирменные майки. Терри, покажи, пожалуйста, слайды.

В течение десяти минут Фрай знакомил молчащую аудиторию с вспомогательным материалом от звуковых рекламных роликов до новых образцов автоматов и маек с надписями: «Каждый должен взять с собой», а затем, чуть поярче и погромче, снова прокрутил пленку.

Громко высморкавшись, Фрай уселся на место, и в конференц-зале снова воцарилась тишина.

Саймон наклонился к старшему «резиновому королю».

– Первые впечатления?

Старший «резиновый король», глубокомысленно пыхнув сигарой, обратил взгляд на самого младшего члена Совета по сбыту презервативов – молодого человека, унаследовавшего мантию «Хайджиник сэпплайз (Базингстоук) Лтд» от своего отца. По заведенному порядку, мнения высказывались начиная с нижестоящих, дабы первый человек, прежде чем связать себя с чем-либо похожим на мнение, мог определить настроение своих помощников.

– Брайен, начни, пожалуй.

Брайен, прокашлявшись, перелистал блокнот.

– Да. Так. Должен сказать, что агентство нашло очень… э-э… эффектный ход. Очень эффектный. Разумеется, у меня возникла пара вопросов – даже имеются кое-какие сомнения, – и, возможно, преждевременно давать окончательную оценку, не ознакомившись повнимательнее с исходными данными, которые, как я понял, содержатся в предлагаемом нам документе. – Он перевел дух.

Все та же старая песня, подумал Саймон. Почему эти ублюдки ни за что не хотят сказать, что думают? Стараясь казаться невозмутимым и благожелательным, заверил:

– Убежден, что вы найдете в нем все, что вас интересует. Но было бы очень интересно узнать вашу реакцию на саму рекламу.

– Да. Безусловно, – согласился Брайен, лихорадочно листая блокнот, будто ища в нем ответ, как удержаться на заборе. Совсем не годится оказаться не на той стороне, когда будет приниматься коллективное решение. Держаться середины – вот что требуется. И еще зарезервировать путь отхода, если большинство выскажется не в пользу агентства. Комитеты, как и лодки, раскачивать не следует. Ключ ко всему в консенсусе. «Хайджиник сэпплайз (Базингстоук)» должна играть в команде. – В общем, как я уже сказал, ход эффектный, и я с удовольствием познакомлюсь с тем, как агентство пришло к такому решению. – Брайен снял очки и, преисполненный решимости, принялся энергично их протирать.

Подобная словесная трескотня, перемежаемые осторожными оговорками робкие похвалы продолжались на протяжении долгих двух часов, медленно продвигаясь вверх по иерархической лестнице. Саймон еле сдерживал зевоту. Почему всегда одно и то же? Немедленное «нет» было бы куда лучше этого переливания из пустого в порожнее, – по крайней мере, совещания были бы короче. Однако он улыбался, согласно кивал, изображал внимание и, конечно, согласился со старшим «резиновым королем», заявившим, что, прежде чем принять такое важное решение, комиссия подробно рассмотрит у себя предложения агентства – очень интересные предложения, заслуживающие рассмотрения на новых встречах в Доме резины и, словом… Все та же пустая, ни к чему не обязывающая болтовня.

И все то же «посмертное вскрытие» в конференц-зале, после того как клиенты откланялись. Упреки со стороны начальника исследовательского отдела, лишенного своего звездного часа; Дэвид Фрай, страдающий от наркотической ломки и оттого, что не оценили его труд; глубокое разочарование у остальных.

Саймон облегченно вздохнул, когда вошла Лиз, чтобы передать ему записку. Но радость была кратковременной: «В приемной миссис Шоу. Говорит, что должна Вас видеть».

Его бывшая супруга, стоя в приемной, хлопала ресницами перед бившим копытом и кокетливо приглаживающим волосы Джорданом, все знали о его привычке шарить рукой под столом на званых ужинах, привычке, по поводу которой Кэролайн с Саймоном отпускали шутки, когда еще могли шутить. Его прозвали «ценителем ляжек» и старались не сажать рядом с женами клиентов.

– Хэлло, Кэролайн. Как дела?

Она перестала хлопать ресницами и убрала с лица улыбку.

– Хэлло, Саймон.

Джордан сразу вспомнил о каком-то срочном деле.

– Рад был тебя видеть, старушка. Мне надо бежать.

Выстрелив на прощанье запонками, он неторопливо направился к лифту.

– Может быть, пройдем в кабинет? – И мимо тактично отвернувшейся Лиз Саймон проследовал за длинными ногами в короткой юбке, закрыв за собой дверь.

– Выпьешь что-нибудь?

Высокомерное покачивание головой.

– По мне, слишком рано.

Пожав плечами, Саймон подошел к стоящему в углу небольшому бару. Раздумывая, поглядел на виски и, вздохнув, налил «Перье». Кэролайн устроилась на дальнем конце кожаного дивана и задымила сигаретой, короткими, неглубокими затяжками, встряхивая головой всякий раз, когда выпускала дым.

– С чего это ты закурила?

– Сплошное расстройство. Каждый день эти строительные подрядчики, черт бы их побрал.

Наманикюренным ноготком стряхнула пепел. Цвет лака в точности совпадал с цветом губной помады. К туфлям из крокодиловой кожи подобрана такая же сумочка. Темно-коричневый тонкий шерстяной костюм оттенял более светлые каштановые волосы, а шелковая блузка гармонировала с голубизной глаз. Саймон подумал, что у нее было трудное утро, чтобы одеться будто к церемониальному обеду в «Сан-Лоренцо», да еще перед этим высидеть у парикмахера. К своему удивлению и удовлетворению, он обнаружил, что больше не находит ее привлекательной.

– Итак? – начал Саймон, присаживаясь на другом краю дивана.

– Я подумала, что будет порядочнее встретиться лично, чем общаться через адвокатов.

– Мы уже общались через адвокатов, – заметил Саймон, отхлебывая из стакана. – Забыла? Или показать счета?

– Я хочу как лучше, Саймон, – вздохнула Кэролайн. – Не хватай меня за горло. – Взглянув на него, натянула юбку, почти прикрыв колени. – Не думай, что можно хватать за что-нибудь еще.

– О’кей, будем благоразумны.

– Это все дом. Никто не укладывается в сметы, ни один из них. Драпировки, покраска, кухня – боже мой, кухня! – сплошной кошмар. Ты не представляешь.

– Похоже, как и в прошлый раз.

Кэролайн, раздавив, загасила сигарету.

– Совсем не смешно. За каждую мелочь берут больше, чем говорили. Понимаешь, намного больше. – По удивленно раскрытым глазам Саймон понял, что, как всегда, пойдут преувеличения. – А теперь все требуют платить.

– Что поделаешь, – вздохнул Саймон, – это одна из их не вызывающих удовольствия привычек. – Интересно, долго ли ждать, прежде чем она назовет сумму, прежде чем натянутая вежливость сменится угрозами, слезами и истерикой? Им овладело странное безразличие. С тех пор как они разошлись, все это повторялось десятки раз.

Кэролайн приняла его спокойствие за согласие и улыбнулась. У нее и вправду красивые зубы, подумал Саймон, ровные, с безукоризненными коронками, поставленными за двадцать пять тысяч долларов одним разбойником в Нью-Йорке.