– Тебе, как и мне, хорошо известно, что мы твердо стоим на ногах и нет никакой необходимости всякий раз устраивать цирк, когда в Лондоне проездом останавливается какой-нибудь клиент. В конце-то концов, я возглавляю рекламное агентство, а не контору по найму спутниц.
– Вот что я тебе скажу: оттуда, где ты торчишь, ты ни хрена не возглавляешь.
– Я не еду, Боб.
– Тогда поеду я.
Линия замолчала. Саймон почувствовал огромное удовлетворение. Годами при виде клиента по привычке рекламного агента ему приходилось вытягиваться по струнке и следовать процедуре, неправильно называемой гостеприимством, развлечением. Ничего подобного. Это был тяжелый труд с ножом и вилкой в руках, к тому же надо было притворяться, что тебе это страшно интересно. За одним-двумя исключениями люди, с которыми Саймону пришлось провести большую часть жизни, ему до смерти надоели. Некоторых из них, бандитов из крупных корпораций, использовавших средства на рекламу в качестве наступательного оружия, он просто презирал. Но они ему платили. И он стал испытывать отвращение к их деньгам. Что он – устал и размяк? Или же, наоборот, взрослеет?
Саймон поужинал на террасе наедине с панорамой шириной в десяток миль. С удовольствием представил Зиглера, застрявшего в пробке по пути в аэропорт Кеннеди. «Конкордом» в Лондон, подержаться за руку клиента, и «конкордом» обратно в Нью-Йорк. Еще одна славная победа на благо отношений агентства с клиентами и еще один удар по пищеварению. Саймон достал сигару и не спеша побрел к себе в коттедж. Было еще тепло, ясное небо усеяно звездами, из кустов неслось неумолчное стрекотание цикад. С радостью предвкушая завтрашний день, моментально заснул.
Дни тянулись долго, но пролетали, в общем-то, незаметно. Саймон обследовал окрестные деревни, добрался на машине до голой белой вершины горы Ванту, побродил среди развалин замка маркиза де Сада в Лакосте, подолгу просиживал в кафе. Каждый вечер в отеле его ожидали сообщения из Лондона, которые казались странно далекими от действительности, когда он проглядывал их, сидя босиком на веранде. Он все чаще сравнивал окружающий его покой с раздуваемыми до размеров кризиса тривиальными событиями в агентстве. Простая жизнь бросала вызов бизнесу.
Пришло время думать о возвращении. Дюкло, должно быть, отремонтировал «порше», только странно, что не позвонил. Саймон решил завтра с утра отправиться в Брассьер и, после того как заберет машину, может быть, пообедать с обладательницей идеально загоревшей шеи. Он нашел нацарапанный на спичечной коробке номер телефона Николь.
– Николь? Это Саймон Шоу.
– А, пропавший англичанин. Где ты пропадал?
– Извини. Собирался позвонить, но…
Николь рассмеялась:
– Должно быть, провансальская болезнь – откладывать на завтра.
– Не мог бы я пригласить тебя завтра на обед? Машина в гараже почти неделю. Должна быть готова.
– Здесь неделя ничего не значит, Саймон. А что касается обеда, с удовольствием.
Они условились встретиться в кафе. Саймон посвятил полчаса изучению путеводителя «Гол и Мийо», выбирая подходящий ресторан. Следовало бы позвонить Николь раньше, но, возможно, сначала действительно нужно было забыть о лондонских привычках. Он улыбнулся, поймав себя на том, что пожимает плечами.
Приехав на следующее утро в Брассьер, он застал Дюкло там, где увидел его в первый раз, – под машиной. Она была подозрительно похожа на ту же самую машину. Саймон поздоровался с вымазанными маслом башмаками, и из-под машины выкатилась тележка с их владельцем.
– Ah, monsieur. C’est vous[40].
У Дюкло были хорошие новости. Запчасти прибывают на следующей неделе – certain, garanti, pas de probleme[41]. Он собирался позвонить, но…
В Лондоне Саймон был бы взбешен, но здесь, казалось, это не имело значения. Погода великолепная. Он собирается пообедать с прелестной женщиной. За машиной, когда будет готова, можно послать Эрнеста. Его поразило столь философское отношение. Он, кажется, научился спокойно пожимать плечами не только физически, но и мысленно. Поблагодарив Дюкло, Саймон зашагал в сторону кафе.
Солнце как бы разделило ведущую к площади улицу на две части – одна сторона ослепительно-яркая, другая в глубокой тени. Саймона вновь потянуло к старой жандармерии. Он поднялся по лестнице. Второй этаж показался даже больше первого – огромное пространство, расчищенное для продолжения строительных работ. Сверху открывался еще более великолепный вид – виноградники, уже приобретающие красновато-бурый цвет, поросший соснами холм с виднеющимися между деревьями плоскими освещенными силуэтами каменных строений и позади всего гора. Воздух был так чист, что Саймон мог разглядеть на самом высоком гребне очертания деревьев, крошечные, но отчетливые. Со спускающихся вниз террас раздавался смех, слышался звук запускаемого трактора. Наступал полдень, время, когда каждый порядочный провансалец возвращается с поля домой обедать.
Николь ждала его за столиком снаружи. Она подставила для поцелуя обе щеки, и Саймон ощутил запах ее духов, свежий и приятный.
– Как дела с машиной? Надеюсь, ты не заплатил, сколько он запросил.
– Он все еще ждет запчасти. Не важно. Пошлю за ней кого-нибудь из Лондона.
Николь рылась в сумочке, ища сигареты. На ней было льняное платье без рукавов желтовато-серого цвета, оттенявшее ровный загар на руках и ногах. Саймон пожалел, что не позвонил раньше.
– Итак, – сказала она, – тебе пора возвращаться.
– Так мне говорят в конторе.
Саймон заказал у девушки напитки. Та с нескрываемым любопытством разглядывала платье Николь. Улыбнувшись Саймону, она, покачивая бедрами, направилась в кафе.
– Миленькая девочка, – заметил Саймон.
– Мамашу видел? – надув щеки, засмеялась Николь.
– Ты злая, завистливая женщина. И только из-за того, что у тебя нет усов и ты не можешь водить трактор.
– Вот, оказывается, что тебе нравится.
Николь поглядела на него сквозь сигаретный дым, и Саймон ощутил возникшее между ними взаимное влечение. «Нет, – подумал он, – мне нравится та, что передо мной».
– Обожаю усатых женщин, – подтвердил он. – По-моему, они ими приятно щекочут.
Николь приложила к верхней губе прядь волос.
– Так хорошо?
– Потрясающе, – кивнул Саймон. – Сможешь так есть?
Он выбрал ресторан неподалеку от Горда, переоборудованный из фермы, со столиками во дворе. В путеводителе «Гол и Мийо» говорилось, что шеф-повар – восходящая звезда. Они обедали долго, чувствовали себя непринужденно, много смеялись и выпили чуть больше, чем надо бы. Потом, за кофе, Николь спросила, с каким настроением он возвращается в Лондон.
Глядя на поднимающуюся к кроне тенистого платана струйку сигарного дыма, Саймон думал, что́ его ожидает в это время завтра. Вероятно, бутылка минеральной воды и клиент, отчаянно борющийся за место на рынке.
– Не могу сказать, что очень рвусь туда, – ответил он. – Беда в том, что все это уже было – те же старые проблемы у клиентов, люди, с которыми работаю, до чертиков наскучили… – Он остановился и подул на кончик сигары, пока под пеплом не засветился огонек. – Думаю, дело в том, что все приелось. Раньше очень нравилось, теперь нет.
– Но тем не менее ты не бросаешь это дело.
– Есть одна слабость: люблю деньги. – Грустно улыбнувшись, он посмотрел на часы и дал знак подать счет. – Извини. Мне пора.
Они помолчали, пока он расплачивался. Потом Саймон достал из бумажника визитную карточку и протянул ей через стол.
– Здесь лондонский номер телефона. Если когда-нибудь появишься, дай знать. Может быть, вместе поужинаем.
Николь надевала дымчатые очки. Оставив на кончике носа, поглядела поверх них на него.
– Я думала, ты ужинаешь только с клиентами.
– Ты могла бы стать перспективным деловым объектом. – Она недоуменно подняла брови, а Саймон ухмыльнулся. – Это наш рекламный жаргон. Так мы говорим, когда закидываем удочки.
