– В хороших отелях всегда верят на слово, – заметил он.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась мадам Бувье.

– Взгляните на меня. – Он потер подбородок. – Небритый, без багажа, вы подвезли…

– А как поступили бы в Англии?

– О, воротили бы нос; возможно, заставили бы надеть пиджак и галстук и вообще сделали бы все, чтобы я почувствовал себя неловко.

Мадам Бувье неодобрительно фыркнула.

– Здесь не так официально. Никто не носит галстуков. – Взглянув на Саймона, улыбнулась. – Правда, иногда бреются. Пошли. – И повела его на террасу.

Они ели, любуясь открывающимся видом на Люберон. Условности незаметно исчезли. К горячему блюду они уже перешли на «ты», называли друг друга Николь и Саймон, а когда принесли вторую бутылку отменного розового вина, заговорили о своих разводах. Саймон находил ее приятной, забавной собеседницей, но, когда она, прикуривая, коснулась его рукой, в нем шевельнулось желание. Надо остановиться – он еще не расплатился за предыдущую вспышку страсти. Заказав кофе, он перевел разговор в безопасное русло.

– Знаешь большое здание в Брассьере, которое переделывают? Что там будет?

Обмакнув в кофе сахар, Николь откусила кусочек.

– Старая жандармерия? После того как построили новую на дороге Н100, она пять лет пустовала. В Брассьере уголовников нет, если не считать этого разбойника в гараже. – Она отхлебнула кофе. – Одним словом, нашелся покупатель из Авиньона, строительный подрядчик, который приобрел жандармерию за пригоршню poussière…

– Poussière?

– Пыли. За пустяк. По-моему, меньше чем за миллион франков, а это большая казарма, двухэтажная, и к тому же внизу подвалы. Bon. Он также покупает прилегающий участок земли и намерен построить квартиры с плавательным бассейном и, разумеется, с видом на окрестности.

– Хорошая мысль. И когда закончит?

Николь покачала головой:

– Никогда. Он угрохал все денежки. Со старыми зданиями всегда так – непредсказуемые мелочи, о которых не думаешь. Ломаешь стену, и – бац! – валится потолок.

Она снова достала сигарету и наклонилась к поднесенной Саймоном спичке. На блузке почему-то расстегнулась еще одна пуговица.

– Merci.

Откинувшись на спинку стула, она запрокинула голову, выпуская вверх дым. Саймон обнаружил, что не сводит глаз с ее стройной гладкой шеи. Слушая Николь, он занялся сигарой.

– Итак, берутся в долг деньги, потом еще. Оказывается, нужна новая крыша. И бассейн обходится вдвое дороже, потому что нет подъезда и весь цемент, все камни нужно переносить на руках. Раз – у него кончились деньги. – Она провела пальцем по горлу. – Обанкротился. Здесь это часто случается – люди чересчур большие оптимисты и верят каменщику, когда тот называет цену. А когда начинаются работы… – Пожав плечами, Николь изобразила пальцами карабкающиеся вверх цены.

– То же самое в Англии, – заметил Саймон, вспомнив счета за дом в Кенсингтоне, при виде которых глаза лезли на лоб. – Декораторы еще хуже.

Николь рассмеялась:

– В Лондоне у меня был крошечный садик, не больше кровати. Мне захотелось покрыть его травой – знаешь, la pelouse anglaise[38], – значит, я беру словарь и нахожу слово «дерн». Bon. Потом иду в маленькую лавку в Челси, там полно мужчин, и прошу шесть метров дерна. На меня глядят как на сумасшедшую.

– Почему?

– Я попала в контору «сборщика пари» на скачках[39]. Кто, кроме англичан, употребит применительно к букмекеру такой высокопарный эвфемизм? – Николь снова засмеялась, скорчив гримасу по поводу своего невежества.

Одно из удовольствий жизни, подумал Саймон, заключается в том, что ближе к концу обеда женщины становятся все привлекательнее и забавнее.

Николь подбросила его до Кавайона. Там он взял напрокат машину, не спеша заехал в Брассьер за вещами и вернулся в отель. Оттягивая звонок в Лондон, прошелся по территории. Целых два дня он не имел связи с конторой, и ему это страшно нравилось. Вернувшись в коттедж, посмотрел осуждающе на припавший к столу пластмассовый аппарат. Поднял трубку и стал нажимать кнопки, возвращающие его к реальности.

– Где вы? – с материнским беспокойством воскликнула Лиз. – Мы без конца звонили в «Байблос», потом попробовали связаться в Париже с господином Мюра, но…

– Что он сказал?

– О, он вел себя ужасно. Сказал, что вы сбежали с девицей из «Бешеной лошади». Видно, думает, что это очень смешно. У вас все в порядке?

– У меня все прекрасно. По пути на юг я изменил планы, потом поломалась машина – ничего серьезного, но пришлось ею заниматься. Во всяком случае, буду здесь, в Горде, пока не починят.

Он дал Лиз номер телефона отеля и расслышал, как она с кем-то разговаривает.

– Лиз?

– Минуточку. С вами хочет поговорить Эрнест. Потом не кладите трубку. Есть срочное сообщение от мистера Зиглера.

– Привет, привет, где бы ты ни болтался. Не могу выразить словами, что здесь было, – общая тревога, человек за бортом, Лиз в одну ночь поседела, ищем здесь, ищем там…

– Меня не было всего-то два дня.

– Что я и говорил. Дайте, говорю, бедняге достать зубную щетку. Но ты их знаешь – не позволят побыть одному и пяти минут. А теперь хочешь хорошую новость?

– Всегда готов.

– Музыкант, который приходил смотреть дом, – ужасный человечишка, буквально запеленутый в кожу, – словом, дает очень хорошую цену при условии, что сможет въехать в следующем месяце.

– Хоть завтра, был бы чек в порядке. Сколько он дает?

– На сотню тысяч ниже запрошенного.

– Два миллиона четыреста?

– Включая кровать. Он в восторге от кровати. Думаю, воображает, как он…

– Могу представить. О’кей. Скажи агентам, пускай оформляют.

– Займусь сейчас же. Передаю трубку Лиз, а то она уже корчит мне рожи. Гуляй. Не занимайся тем, чего бы не стал делать я.

– Боюсь, что вы не обрадуетесь, – сообщила Лиз, – но мистер Зиглер просит вас немедля вернуться в Лондон. Завтра здесь по пути в Нью-Йорк остановится президент фирмы Моргана, и мистер Зиглер полагает…

– Знаю, что полагает мистер Зиглер, – прервал ее Саймон. – Он полагает, что надо пожать лапу президенту.

– Именно. Извините, но он очень разволновался, узнав, что вы уехали.

Саймон выглянул в окно. Солнце касалось верхушек оливковых деревьев, окрашивая листья в серебристо-зеленые тона. Дальше виднелись размытые маревом очертания Люберона. В тихом вечернем воздухе раздался всплеск воды – кто-то нырнул в бассейн.

– Лиз, даже понимая, что у мистера Зиглера может случиться сердечный приступ, я все же намерен остаться здесь.

– Хотите, чтобы я ему передала это?

– Нет, лучше позвоню ему сам, – вздохнул Саймон. – Не беспокойся. Я скоро перезвоню.

Он положил трубку и впервые за весь день поглядел на часы. Черт бы побрал этого Зиглера! Сбросив ботинки, вызвал Нью-Йорк.

Голос Зиглера повторяло слабое эхо, и Саймон был уверен, что тот переключился на динамик. Он любил орать, расхаживая взад и вперед. Саймона же это страшно раздражало.

– Боб, скажи мне одну вещь. Твоя секретарша с тобой?

– Конечно. Здесь, рядом. А что?

– Ты все еще пытаешься ее трахнуть?

– О, черт! – Последовало молчание, потом раздался щелчок: Зиглер выключил динамик и взял трубку. Голос стал слышнее. – Ничего себе шуточки, черт бы тебя побрал!

– Теперь слышу тебя лучше. Что там за паника?

– Завтра в Лондон прилетает клиент, который стоит тридцать миллионов долларов, а ты болтаешься во Франции. И это ты называешь бизнесом?

– Я называю это отпуском, Боб. Вспоминаешь об отпуске?

– Клал я на отпуск. Укладывай чемодан.

– Никуда я не поеду. Все, что он хочет, так это чтобы с ним поужинали и немножко перед ним полебезили. Джордан вполне с этим справится.

– Не верю своим ушам. Тридцать миллионов долларов, а ты, черт побери, не можешь на один день оторвать свою задницу.