Первоначальный ошеломляющий успех белых зиждился на песке — у них не было ни резервов, ни конкретной и единой цели. В результате не прошло и двух месяцев, как наступление захлебнулось. Знаменитый колчаковский «полет к Волге» (кое-где до реки не дошли всего несколько десятков верст) оказался полетом в никуда.

К середине года численность Красной армии составляла около полутора миллионов человек (правда, на всех фронтах). В распоряжении Колчака находилось всего около 135 000, и с течением времени это число лишь таяло. «Сейчас наше положение много хуже того, что было год тому назад, ибо свою армию мы уже ликвидировали, а против нас вместо прошлогодних совдепов и винегрета из красноармейской рвани наступает регулярная Красная армия, не желающая, — вопреки всем донесениям нашей разведки, — разваливаться; напротив того, она гонит нас на восток, а мы потеряли способность сопротивляться и почти без боя катимся и катимся», — писал барон Будберг в начале августа. В это время красные уже вышли к Тоболу, вступив на территорию Сибири.

Новое наступление большевиков началось в октябре 1919-го. После безуспешных попыток обороны пришлось оставить Омск. В военном отношении это было неизбежно, в политическом, как хорошо понимал Колчак, — означало конец. Тыл и фронт прекращали существовать. В начале января власть в Иркутске перешла в руки меньшевистско-эсеровского Политцентра. Из символа сопротивления и созидания «новой России» адмирал превратился в иной, ненавистный символ. 15 января сопровождавшие эшелон правителя чехословаки, выполняя инструкцию представителя Антанты французского генерала Пьера Жанена, выдали Колчака Политцентру. Вместе с ним был арестован и последний премьер его правительства Виктор Пепеляев. «Самоарестовалась», не пожелав покинуть Колчака, и Анна Васильевна.

«О себе не беспокоюсь, ибо все известно заранее»

Их поместили в разные камеры, но разрешили совместные прогулки во дворе. «Разве я не понимаю, что, даже если бы мы вырвались из Сибири, он не пережил бы всего этого: не такой это был человек, чтобы писать мемуары где-то в эмиграции в то время, как люди, шедшие за ним, гибли за это и поэтому. Последняя записка, полученная мною от него в тюрьме, когда армия Каппеля, тоже погибшего в походе, подступала к Иркутску: «Конечно, меня убьют, но если бы этого не случилось — только бы нам не расставаться».

И я слышала, как его уводят, и видела в волчок его серую папаху среди черных людей, которые его уводили. И все. И луна в окне, и черная решетка на полу от луны в эту февральскую лютую ночь. И мертвый сон, сваливший меня в тот час, когда он прощался с жизнью, когда душа его скорбела смертельно. Вот так, наверное, спали в Гефсиманском саду ученики. А наутро — тюремщики, прятавшие глаза, когда переводили меня в общую камеру».

Эти строки Тимирева написала в Москве 30 января 1970 года. Позади остались десятилетия лагерей, ссылок и мытарств. И памяти.

Колчака и Пепеляева расстреляли в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года, по официальной версии — из опасения, что прорывавшиеся к Иркутску части генерала Владимира Каппеля имеют целью освободить бывшего Верховного правителя. Тела убитых хоронить не стали, спустили в прорубь на Ангаре. В Иркутске стоял 40-градусный мороз.

Сегодня в гостиную для избранных приглашен известный кинорежиссер Андрей Кравчук, создатель картины «Рождественская мистерия» (2000), сериала «Господа офицеры» (2004), фильма «Итальянец» (2005) о воспитанниках детдома, получившего Гран-при детского конкурса Берлинского кинофестиваля и еще более 10 престижных наград (картина выдвигалась на премию «Оскар»). Поводом же для настоящей беседы послужило весьма примечательное событие: в октябре 2008 года на экраны страны выходит масштабная историческая кинолента «Адмирал», посвященная драматической судьбе выдающегося русского флотоводца, полярного исследователя, Верховного правителя российского государства Александра Васильевича Колчака.

 — Скажите, Андрей, что побудило вас создать фильм об адмирале Колчаке?

 — Личность Колчака заинтересовала меня еще в школе, когда о нем говорили как о враге советской власти и агенте иностранных держав, а о его расстреле — как о заслуженной каре за злодеяния. Позже, в университете, я узнал, что он был видным исследователем Севера — экспедиции Александра Васильевича, в частности, нашли отражение в романе Обручева «Земля Санникова». Помимо этого он был известным минным инженером: по его пособиям до сих пор изучают минное дело. Вся многогранность такого характера как-то сама собой сфокусировалась и особым образом осела в моей памяти. Позже, когда я делал документальный фильм о режиссере Илье Авербахе и рассказывал о его несостоявшейся экранизации булгаковской «Белой гвардии», мне пришлось изучать документы, фотографии, кинохронику периода Гражданской войны, и я волей-неволей испытал сильнейшее влияние тех людей и событий. Поэтому когда позвонили с предложением стать режиссером фильма о Колчаке, мне сразу стало интересно. Интересно не только время, в которое жил, воевал и любил адмирал, но и его пространственные перемещения. Сначала он существовал в антураже огромных пространств — полярных и морских. Потом, после провозглашения его Верховным правителем российского государства, это пространство вдруг стало сужаться: сначала до границ Сибири, потом до штабного вагона, а потом и до камеры иркутской тюрьмы, откуда его увели на расстрел. Но в самом конце, когда тело Колчака бросили в Ангару, он снова встретился с безграничностью пространства, завершив тем самым круг своей удивительной жизни.

 — Большое место в фильме отведено любовной линии — роману Александра Колчака с Анной Тимиревой. Что это — часть вашего творческого замысла или уступка вкусам публики, воспитанной на «мыльных» сериалах?

 — Мы не ставили цель воспроизвести в нашем фильме всю биографию адмирала. Это можно сделать в произведении другого жанра — в документальном фильме или телепередаче для людей, интересующихся историей. Художественный фильм должен раскрывать личность героя, воссоздавать ее вокруг определенной оси, и для Колчака, как ни странно, такой осью стала любовь — любовь на фоне войны и революции, на фоне крушения целого мира. Все остальные линии, которые мы пытались выстроить, рассыпались — слишком уж многогранной оказалась жизнь адмирала, причем на каждом ее этапе были свои взлеты и падения. Поэтому мы выбрали лишь самый драматический отрезок его жизни: с 1916 года до конца, до расстрела. Именно в это время Колчак выдвинулся без преувеличения на первые роли в жизни страны, и тогда же в его душе острее всего проявился конфликт между долгом и любовью. Этот конфликт странным образом отразился на всем, что происходило вокруг него, — за нарушением привычного порядка и моральных устоев в душе Колчака последовали революция и падение устоев в масштабе всего государства. Есть много свидетельств того, что для самого адмирала его любовь, кстати, глубоко возвышенная, без всякой там «мыльности», играла роль не меньшую, чем карьера. Хотя, конечно, в официальных документах этого не найти.

 — Вас наверняка будут критиковать за то, что адмирал в вашем фильме изображен рыцарем без страха и упрека. А ведь на нем немало крови, в том числе крови мирных жителей, убитых и замученных в Сибири.

 — Войны без крови не бывает, а в гражданской войне — любой, не только нашей — жестокость всех воюющих сторон особенно велика. Зверствовали и красные, и белые, но в фильме эта тема почти не затрагивается. Мы не ставили и не могли ставить цель изобразить все, что происходило в Сибири в то время. Мы, напоминаю, сосредоточили внимание на личности Колчака. А он, по моему убеждению, не несет ответственности за подавляющее большинство жестокостей, совершенных его сторонниками. Здесь действовала логика войны, логика ненависти, общая для всех — белых, красных, зеленых. Конечно, были и другие случаи, и в этом тоже заключалась личная драма адмирала — принимать жестокие и непопулярные решения, когда этого требует взятая на себя ответственность.