— А кто он такой?

— Один из главных военных советников государя. Говорят, — обратился генерал к своему товарищу, — сей господин составил план ведения войны с Наполеоном. Интересно, как отнесся к его плану государь?

— Об этом знают немногие, — отвечал его собеседник, — мне лично известно только, что государь приказал делать оборону в Дрисском лагере, а идея сия принадлежит барону Фулю.

— Где этот лагерь?

— На Западной Двине.

Арапов в недоумении покачал головой:

— Не понимаю… Это же отсюда на восток. Тогда зачем мы здесь, зачем тащатся сюда военные обозы? Если противник нападет на Вильно и мы станем отступать, он ворвется в самую Дриссу на наших же плечах!

— Ого! — со смехом воскликнул генерал с бакенбардами. — Оказывается, морские чины разбираются в делах инфантерии не хуже нас. Отныне я буду спокоен за Дунайскую армию: морской адмирал, взявшийся ею командовать, непременно приведет ее к победе.

На крыльце появился Шишков, и Арапов, оставив генералов, поспешил ему навстречу.

— Государь дозволил мне занять в доме две комнаты, — сообщил Шишков с довольным видом. — Пока вы не устроены, можете временно занять одну из них. Несите вещи на первый этаж, — крикнул он лакею, дежурившему у кареты. — Две комнаты слева от двери. Ящики с бумагами поставите в углу. — Отдав необходимые распоряжения лакею, он снова обратился к Арапову: — Кто эти господа, с которыми так мило беседовали?

— Скорее всего, штабные генералы, — отвечал Арапов. — Кстати, они мне сказали, что адмирала Чичагова здесь уже нет.

— Это правда, — вздохнул Шишков, — государь назначил его командующим Дунайской армией. Я узнал об этом только сейчас от графа Румянцева.

— Как же мне теперь быть?

— Я думаю, все устроится. Наберитесь терпения.

Комнаты, отведенные государственному секретарю, оказались не очень большими, но довольно уютными, с мебелью из мореного дуба. Шишков облюбовал себе побольше размерами, где, кроме кровати, стояли письменный стол и шкаф с книгами. Арапов разместился в смежной.

Шишков предупредил Арапова, что идет к графу Румянцеву на обед, вечером же он будет на балу, устраиваемом в честь государя.

— Располагайте своим временем как желаете, — сказал он на прощание. — И не стесняйтесь, пожалуйста, будьте как дома.

Арапов проводил его с грустной улыбкой. Государственному секретарю, конечно, хорошо. Пообедает отменно, да и бал у него впереди. А он, Арапов, сегодня довольствовался одним только легким дорожным завтраком. Было бы не худо и ему тоже пообедать. Он со вздохом пощупал в кармане кошелек: там оставалось всего около двух рублей. Богатство, что у нищего… Впрочем, на обед хватит и еще останется. Арапов посмотрел на себя в зеркало, оправил мундир и пошел в город искать харчевню.

Экипажа, возле которого беседовали генералы, и самих генералов у подъезда уже не было, должно быть, уехали. Не было и кареты, в которой Арапов прибыл вместе с государственным секретарем. Пусто было у подъезда. Только караульные солдаты оставались рядом со своими полосатыми будочками.

Выйдя за ворота, Арапов медленно зашагал по улице, посматривая по сторонам. Улица была тихая, застроенная в основном деревянными домами, напоминавшими постройки в русских провинциальных городах. Многие дома утопали в зелени.

Возле одного такого домика Арапов увидел группу солдат, которые по очереди, держа гусиный шаг, с ружьем на плече проходили по тропке — туда и обратно. Необычное зрелище настолько заинтересовало его, что он подошел к изгороди, где стояло несколько зевак из военных, и стал смотреть. Оказалось, солдаты вышагивали по тропке не просто ради забавы. Они показывали свое умение маршировать длинноволосому молодому человеку, стоявшему у окон домика.

— Кто это? — поинтересовался Арапов у унтер-офицера, оказавшегося с ним рядом.

— Великий князь Константин Павлович, — последовал ответ.

Между тем экзамен на марширование кончился. Великий князь велел солдатам выстроиться в одну шеренгу, после чего начал речь:

— Маршировать вы умеете, но вам и в другом надобно умение иметь. Неприятель, который на нас идет, дерзостен. Его ничем иным не возьмешь, кроме как умением и храбростью. Будьте храбрыми, стойте твердо, в баталии не разрывайте рядов. А ружья заряжаете проворно или нет? — вдруг спросил он, вспомнив, очевидно, что этого еще не проверял. — Ну-ка ты, крайний, покажи свое умение.

Солдат, стоявший на правом фланге, исполнил прием, который от него требовали.

— Хорошо, — остался доволен великий князь. — А теперь ложись и покажи, как целиться умеешь. — Солдат сделал и этот прием. — Не худо, но можно лучше. Смотри, как надо. — Великий князь взял у солдата ружье, лег на траву и стал показывать, в каком положении следует держать голову, грудь, где быть при прицеливании правой руке и пальцу.

Арапов пошел прочь. "И это брат императора, надежда трона! — с досадой думал он. — Неужели он притащился за столько верст для того только, чтобы заниматься таким пустым делом?"

Обед в харчевне не поднял его настроения. Чтобы унять досаду, он много ходил по городу и вернулся к себе только поздно вечером. Шишкова в своей комнате еще не было. Он попросил лакея принести чаю, выпил чашку и лег спать.

Сон не шел. Арапов лежал с открытыми глазами и думал о странном, ребяческом поведении великого князя, о странном прусском генерале Фуле, не нюхавшем пороха и тем не менее сделавшимся у императора главным военным авторитетом, о странном назначении адмирала Чичагова на пост командующего сухопутной армией, думал и о других странностях, увиденных в Вильно. Думал обо всем этом и чувствовал, как в душу вползает черная тоска. "Интересно, что сказал бы Ушаков, если бы оказался здесь?"

Из коридора в комнату Шишкова щелкнула дверь. Наконец-то секретарь вернулся. Значит, бал уже кончился и все разошлись спать. "И мне тоже пора спать", — приказал себе Арапов. Он закрыл глаза и больше их не открывал.

Его разбудил стук в дверь в комнату к Шишкову. Сразу же после стука он услышал голос из коридора:

— Ваше высокопревосходительство, государь требует. Срочно!

Раздался щелчок открываемого дверного замка, потом шумно задвигали стулом, потом послышалось, как захлопнулась дверь, как чьи-то легкие шаги стали удаляться по коридору, затем стало тихо. Арапов понял, что случилась что-то очень важное. Он встал и зажег свечу. Было два часа ночи. Ложиться уже не было смысла. До сна ли, когда сам государь не спит и секретаря своего на ноги поднял?

Шишков вернулся довольно быстро, но зашел сразу не к себе, а в комнату к Арапову — то ли ошибся дверями, то ли на свет заглянул. Лицо его было озабочено.

— Ужасные вести, — сказал он. — Французы вступили в наши пределы. Мне велено написать приказ армиям.

Он прошел через дверь, соединявшую комнаты, и сразу сел писать. Через полчаса появился снова, держа в руках исписанный лист бумаги.

— Я ужасно волнуюсь. Прочтите, не допустил ли ошибок?

Арапов взял из его рук бумагу и прочитал следующее: