Лицо Коули ничего не выражало, но глаза блестели гневом. Он резко спросил:

– Но почему, черт побери? Почему они не убьют его сами?

– Зачем посылать мужчину, если можно поручить грязную работу мальчишке?

– Не умничайте, Геллер.

– Это стиль Нитти. Вспомните убийство Сермэка. Весь мир думает, что в прошлом году в Майами «сумасшедший каменщик» пытался убить президента, а «случайно» вместо него убил мэра Чикаго. Но мы с вами хорошо знаем, что Сермэк и Нитти – заклятые враги, а Малыш Джо Зангара, сицилийский смертник, был послан убить Его Честь, что и сделал.

Коули ничего не сказал, но его лицо стало еще более серым.

– Не раздувать огонь – это девиз Нитти. И он раньше Капоне усвоил, как нервничает общество, когда начинается бойня дня святого Валентина. Так что пусть будет «неудачное» покушение на президента, и вместо него убит «Десятипроцентный» Тони Сермэк. Так пускай Мелвин Пурвин, джи-мен[50], бесстрашно снесет башку Джону Диллинджеру, что вызовет реакцию в прессе, но публика проглотит это и со временем успокоится.

– Это всего лишь ваше предположение.

– Не буду предполагать, как дружки-бандиты Диллинджера могут отреагировать на то, что один из них будет убит другой воровской шайкой. Кому нужна кровавая бойня с пальбой, которую развяжут типы вроде «Детское личико» Нельсона и эти ребята Баркеры? Ясно, что Нитти может выиграть эту битву малой кровью – Ценой жизней его людей. Так зачем в этом случае волноваться и идти на риск?

– Достаточно, Геллер.

– Взгляните правде в лицо, Коули. Вас используют и подставляют.

– Хватит.

– Ну, ладно. Это Пурвина они используют. Он поддается влиянию. В конце концов, Капоне и Нитти использовали его, чтобы Роджер Тоуи оказался в тюрьме

– Тоуи был виновен.

– Во многих делах, но не в киднеппинге, за который вы, ребята, осудили его.

– Я не согласен.

– Это свободная страна, Коули. Вы, как и все мы. действуете по своей собственной воле. Вы же не марионетки.

– Это не смешно.

– Я знаю. Но видеть, как Синдикат манипулирует вами, федами, это действительно смешно. Неужели вы в самом деле думаете, что «Желе» Нэш был случайно застрелен в бойне в Канзас-Сити? Конечно, и он, и мэр Чикаго – невинные жертвы.

– Вы несете какую-то чепуху. Геллер. В самом деле.

– Может быть. Но не в случае с Диллинджером. Я на этом деньги зарабатываю.

Коули держал в руке пустую чашку и нервно постукивал ею по столу.

– Может быть. Но не в этом суть.

– Не в этом?

Коули медленно покачал головой.

– Диллинджер – враг общества номер один. Он должен быть остановлен. И откуда приходит информация, которая может помочь остановить его, от кого, кто стоит за сценой, помогая нам достать его, – не имеет значения. Когда вы идете по пятам за кем-то вроде Диллинджера, самое главное – это взять его. И ничего больше.

– Понимаю. Вы отказываетесь отблагодарить Фрэнка Нитти, которому многим обязаны?

– Я ему ничем не обязан.

На лице Коули появилась гримаса.

– Да, ваши предположения могут оправдаться. Но это уже не имеет значения.

– Оттого, что Диллинджер причинил подразделению расследований так много неприятностей, принес так много разочарований, вы и хотите заполучить его любой ценой?

Коули печально ответил:

– Именно так.

Вот тогда я окончательно решил не давать ему адреса Джимми Лоуренса. Тогда-то я и решил выйти из игры и делать то, что хотели от меня Фрэнк Нитти и ребята из Восточного Чикаго. Оставаться дома. Отлеживаться в постели.

– Спасибо за кофе, – сказал Коули, вставая. – Я найду дорогу.

Он вышел в гостиную, но затем внезапно вернулся. С легкой улыбкой он сказал:

– Только не удивляйтесь, узнав, как это обернется.

– Не понимаю, Коули!

– Пурвин будет там не один, с ним буду я. А я не из тех, кто испытывает наслаждение, нажимая на спусковой крючок. И я не из тех, кто имеет дело с продажными полицейскими, настаивающими, чтобы я застрелил человека, на которого они меня вывели.

Я улыбнулся.

– Вы думаете, что сумеете взять Диллинджера живым?

– Попытаюсь. Если Фрэнк Нитти хочет его смерти, значит мистер Диллинджер знает нечто такое, что хотелось бы услышать и мне.

Он надел свою шляпу и ушел.

Я размышлял. Может, все-таки мне следовало дать ему адрес Диллинджера? Но с другой стороны, зачем волноваться? Фрэнк Нитти заплатил мне сотню долларов, чтобы я оставался в постели, и два копа из Восточного Чикаго придали мне дополнительный стимул резиновым шлангом, чтобы последовать его совету. Коули направлялся на встречу с Анной Сейдж, которая может дать ему адрес Лоуренса. А взамен получит свои кровавые деньги и паспорт из Департамента иммиграции. Ну и пусть она сделает это.

Я же должен заняться другим.

Хотя бы просто пообедать.

Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески. Я лежал под покрывалом в постели Салли Рэнд. Салли в белом брючном костюме лежала рядом со мной поверх покрывала.

Она опиралась на подушку, курила и читала журнал «Вэнити фейр». Если меня не подводила память, то сегодня было воскресенье, а по воскресеньям у нее не было дневных выступлений. Местные ханжи не позволили бы это в воскресный день.

Я медленно сел в постели.

– Доброе утро, – приветствовала меня Салли, искоса поглядывая на меня с хитренькой улыбкой.

– Оно все еще продолжается? Я имею в виду утро.

– Да, еще несколько минут...

– Так уже почти полдень?

– Да. Как ты себя чувствуешь?

– Не так, как вчера.

– Да, и все-таки как же?

– Ко всему прочему у меня сегодня болит голова.

В ухмылке Салли можно было прочитать все ее предупреждения.

– Тебе не следовало вчера пить столько рома.

– Это была твоя идея.

– Нет, не моя. Ты послал меня за ним.

– Я?

– Да, я лишь предложила алкоголь в качестве обезболивающего. Ты же не стал пить ничего более цивилизованного, типа джина. А настоял, чтобы я принесла тебе именно ром.

– Мальчик болен, и за ним следовало ухаживать.

– Значит, ты вполне заслужил похмелье. Салли положила сигарету в пепельницу, стоявшую на столике рядом с постелью, и отложила журнал.

– Что еще у тебя болит?

Я покрутил плечи и поднял ноги.

– Да ничего, даже немного получше.

Салли откинула покрывало.

– Да, у тебя меняется цвет синяков. Черно-синие синяки на ногах стали лиловыми, по их краям появились желтоватые круги.

– Почему бы тебе не принять душ, – предложила Салли. – Я приготовлю полдник.

Я принял душ – сначала холодный, потом горячий и почувствовал себя гораздо лучше. У меня еще все болело, но дышать стало легче. Жутко трещала голова. Может, и к лучшему – похмелье заставляло мне забыть о другой боли. Я вышел из душа и растерся полотенцем. Нет, боль в теле не усилилась. В медицинском шкафчике рядом с раковиной я нашел коробочку с зубным порошком и новую зубную щетку. Почистив зубы, я почувствовал, что постепенно становлюсь человеком. Обернув вокруг талии чистое полотенце, я поковылял в спальню.

Новый костюм, купленный на деньги Нитти, был разложен на постели. Там лежали новая рубашка, шляпа, носки и нижнее белье. Похоже, мои друзья хорошо позаботились обо мне. Я надел белье и брюки с рубашкой и отправился на кухню, где Салли хлопотала над полдником. Уже приготовила омлет с порезанными овощами и сыром. Почему-то он напомнил мне о гарнире в «Стейки Пита», и я почувствовал легкую тошноту. Но тут же взял себя в руки. Салли ничего говорить по этому поводу не стал.

Я уселся за стол, Салли посмотрела на меня с материнской улыбкой.

– Барни принес твои вещи.

– У меня, конечно, мало друзей, но они настоящие, верные.

– Я принадлежу к ним?

– Сегодня ты и Барни открываете этот список. Если бы Барни не появился, когда эти парни «плясали» со мной, я бы лежал сейчас в реанимации.