— Он не пользуется своим титулом учтивости [2]?

— Иногда пользуется, — призналась тетя, — однако большинство наследников предпочло бы обходиться без него. — В ее глазах вспыхнули веселые искорки. — Большинство понимающих наследников, разумеется. Едва ли кому-то может понравиться, если к нему будут обращаться как к графу Брэмблибуму?

— Брэмблибуму? — Оливия расхохоталась. Она уловила взгляд тети на Шарлотту и понизила голос. — Вы, конечно, шутите.

Тетя Кейт покачала головой:

— Титул маркиза Шелдона первоначально был пожалован девятому виконту Траерну, который, насколько мне известно, являлся фаворитом короля Якова I. Сын виконта, ставший в дальнейшем вторым маркизом Шелдоном, открыто не одобрял — ах, особые — отношения отца с королем. Мужчины из родаТраерн вообще никогда не скрывали своих взглядов, поэтому и не было среди них послов и политиков. В конце концов короля разозлила несдержанность молодого человека, и его ожидала бы печальная участь, если бы не вмешательство отца. Девятый виконт Траерн обратился к королю с мольбой не придавать значения поведению сына и пошутил насчет того, что мальчик еще при рождении вел себя так, словно ему надрали зад крапивой. Король пожаловал обещанный титул маркиза отцу, но и отомстил. Месть короля заключалась в том, что следующему маркизу Шелдону, пока жив законный носитель титула, был пожалован особый титул учтивости.

— Граф Брэмблибум, — с ужасом прошептала Ливви, однако не могла сдержать улыбку.

— Да, граф Брэмблибум, но я полагаю, ты не станешь произносить этот титул, когда мы приедем в замок Арлисс. Джейсон всегда раздражается, когда к нему обращаются таким образом. И разумеется, он не намерен передавать этот титул Эдварду. Я говорила тебе о сыне Джейсона? Эдварду сейчас почти семь лет. Он очень милый мальчик.

Оливия кивнула. Она сомневалась, говорила ли ей об Эдварде именно тетя Кейт, но так или иначе Ливви знала о нем почти все. И это было частью ее тайны.

Она непроизвольно наклонилась вперед и разгладила свои юбки, нащупав пальцами почти незаметный выступ заколки, которую прикрепила к подвязке. Это была заколка изящной броши в золотой оправе с гранатами. Вставленный в нее портрет был не больше ногтя большого пальца, однако художник сумел изобразить профиль мужчины и мельчайшие детали: завитки волос на затылке и мягкие складки жабо рубашки. Это был элегантный мужчина, однако Ливви воздерживалась от окончательного суждения, пока не увидит его живьем, что, к счастью, должно произойти завтра. Наконец-то, подумала она с легким вздохом.

— Я больше не буду болтать и дам тебе возможность отдохнуть. — Глаза тети Кейт блеснули. — Пожалуй, тебе надо последовать примеру игрушечной королевы и накрыть свое лицо юбками.

— О нет, — смущенно возразила Ливви, — вы же не имеете в виду…

— Успокойся, дорогая, я просто пошутила. Я знаю, что имею склонность болтать чепуху, особенно когда не должна следить за своим языком при ребенке.

Она подмигнула и кивнула в сторону Шарлотты.

Попытка тети оправдаться вызвала у Оливии чувство удовлетворения. В глазах общества она уже являлась взрослой девушкой с того момента, когда ей исполнилось восемнадцать лет в прошлом году. Девушки ее возраста, и даже моложе, были представлены обществу в прошлом светском сезоне. Она тоже должна была появиться в свете, однако ее пребывание в Шотландии вместе с тетей Кейт, Шарлоттой и старшей сестрой Изабеллой, недавно вышедшей замуж и покинутой мужем, продлилось дольше, чем предполагалось, почти девять месяцев.

Оливию ничуть не беспокоило, что она не была представлена обществу. Она вовсе не стремилась попасть на ярмарку невест. Кроме того, сестра нуждалась в ней. Последнее обстоятельство было важнее для Ливви.

Тетя Кейт подалась вперед и похлопала ее по колену.

— Я привыкла к тому, чтобы ты и Иззи находились рядом со мной. Я была очень рада, когда ты попросила составить нам компанию в поездке сюда, в Уэльс. Я сама пригласила бы тебя, если бы знала, что ты интересуешься этой частью страны.

— Должна признаться, этот интерес обусловлен моим желанием избежать длительного путешествия домой вместе с мамой, во время которого пришлось бы проводить долгие часы в карете, слушая ее суждения о той или иной героине шекспировских произведений.

Насколько Оливия себя помнила, ее мать постоянно писала критические статьи о шекспировских героинях. Жизнь в доме Уэстонов всегда была насыщена Шекспиром. По крайней мере когда в нем присутствовала мать. Остальные члены семьи относились к этому с невозмутимым спокойствием. С годами увлечение матери стало действовать на нервы Оливии. Она искренне любила мать, однако желала хотя бы раз в неделю не слышать ее высказывания, которое преследовало Оливию в течение всей жизни: «Не страшись величия: иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется».

Леди Уэстон доставляло особое удовольствие декламировать цитаты, чтобы дети знали, из какой пьесы почерпнуты их имена. Хотя Оливию возмущало постоянное давление шекспировского величия, она ни в коем случае не хотела обидеть чувства матери, сказав ей об этом. В общем, она была довольна, что ее назвали именем героини из пьесы «Двенадцатая ночь», которая, по ее мнению, являлась одним из самых приемлемых произведений, и не только потому, что оно было относительно коротким.

Ее юные сестры-двойняшки получили имена Корделии и Имоджин из соответствующих произведений «Король Лир» и «Симбелин» — из пьес, которые, по мнению Оливии, слишком мелодраматичны. Ее не по годам развитой брат Ричард пролепетал свои первые слова, которые, казалось, прозвучали как цитата: «Терпенью моему пришел конец». Лишь Порция, самый младший ребенок в семье, могла издавать только бессвязные звуки до отъезда Ливви в Шотландию…

Оливия пожалела, что не смогла услышать первые слова самой младшей сестры, и внезапно ее охватила тоска по родному дому. Последние месяцы были самым продолжительным периодом, который она провела вдали от своих младших братьев и сестер.

— Чем ты так опечалена? — спросила тетя Кейт. — Я огорчила тебя разговором о моем пасынке? Не надо расстраиваться из-за него. Он очень изменился после смерти Лоры. Горе по-разному действует на нас. Возможно, со временем.

Ее надежды на будущее остались невысказанными, но и так все было ясно.

Оливия хотела сказать, что знала, или по крайней мере представляла, каков был маркиз до смерти жены, однако промолчала. Вместо этого она улыбнулась и сказала:

— В таком случае мы должны сделать все, чтобы развлечь маркиза и его сына во время рождественских празднований. Если не возражаете, тетя Кейт, сейчас я немного почитаю, пока Шат спит.

Тетя засмеялась:

— Да, общение с Шарлоттой научит всякого ценить минуты покоя. Но к сожалению, они длятся недолго.

Оливия рассеянно кивнула, уже поглощенная своей книгой. Точнее — листочком бумаги, спрятанным между страниц. На нем небрежным почерком были написаны слова, которые послужили причиной ее внезапной поездки в Уэльс. Слова, написанные не кем иным, как Безумным Маркизом ее мечты.

Уэльс, Пембрукшир,

замок Арлисс

22 декабря 1798 года

Джейсон Траерн, маркиз Шелдон, под неодобрительным взглядом дворецкого протянул руку к стоявшей на столе коробочке с песком и посыпал немного на письмо, которое только что закончил писать. Затем подождал некоторое время, пока песчинки не высушат чернила, после чего смахнул песок назад в коробочку. Он отложил лист бумаги и встал, заметив, как Говер облегченно расслабил плечи.

Дворецкий, шаркая, направился к двери кабинета, где остановился и продолжал стоять, в то время как Джейсон принялся наводить порядок на своем столе. Наконец маркиз, удовлетворенно кивнув, снова сел в кресло и взял нож для разрезания бумаг и придвинул к себе пачку нераспечатанной корреспонденции.

— Милорд, — пробормотал Говер, — вероятно, вы меня не поняли. Прибыли ваши гости. Вы не можете игнорировать…