Теперь Боливар понял, что должен координировать свои действия с правителем западных льянос. Это было мудрым решением. Ведь Паэс уже доказал Сантандеру, что не будет подчиняться никому.
Солдаты Освободителя отдыхали и готовились к предстоящим боям в Ангостуре. Это был прелестный городок, стоящий на реке. Мужчины и женщины полдня проводили в гамаках. Джунгли вокруг него кишели змеями, там обитали обезьяны и красные фламинго. Устав от Исабель Сублет, Боливар выдал ее замуж за местного мецената. Он сделал молодым подарок, который привел жениха в полный восторг. Это была единственная в городе кровать с пологом на четырех столбиках.
Боливар любил ночные пирушки. Он вальсировал в лучших домах города или возле костров под звуки гитары. Даже утверждал, что во время танца лучше думается. «Танец помогает забыть о мирских заботах. Танцуя, я могу размышлять даже в самой гуще людей. Я всегда один, даже среди толпы».
Один обозреватель описал, как одевался Боливар и офицеры его штаба: «Он носил шляпу, голубой жакет с красными эполетами и тремя рядами золотых пуговиц, голубые брюки, а вместо туфель — кожаные сандалии… Офицеры, окружавшие его, были одеты очень пестро. Почти никто из них не носил жакетов. На них были надеты широкие рубашки с огромными рукавами, сшитые из разноцветных лоскутков, рваные брюки, доходившие до колен, и пальмовые шляпы с перьями. Почти все они были босы».
А вот каким увидел самого Боливара О’Лири:
«Его лоб был высоким и узким, с большим количеством морщин. Густые брови были красиво очерчены. Темные глаза смотрели очень живо. Посередине красивого длинного носа была маленькая бородавка, незаметная до 1820 года, когда она стала причинять ему небольшое неудобство. Но это вскоре прошло, так как бородавка перестала расти. Его скулы сильно выступали, щеки постепенно становились впалыми. Рот был некрасив — губы толстые, верхняя губа длиннее нижней. Зубы, за которыми он всегда тщательно ухаживал, были прямыми, белыми и красивыми. Подбородок и челюсти — длинные, уши — большие. Голову обрамляла копна кудрявых черных волос. Бакенбарды и усы уже в седине. Боливар был такого же роста, как я. Грудь была узкой, а фигура тонкой, особенно ноги. Кожа была темной и грубой. Руки и ступни — необычно маленькими и красивыми.
Когда Боливар находился в хорошем настроении, выражение его лица было приятным. Раздражение невероятно меняло его: лицо становилось свирепым. Он любил поесть, хотя мог, как и любой из нас, питаться тем, что Бог пошлет. Он пил совсем немного вина. Его любимыми сортами были шампанское и „Грейвс“. За обедом он никогда не выпивал больше двух бокалов. Наполнив свой бокал, имел обыкновение тут же налить тем, кто сидел рядом с ним.
У Боливара была привычка заниматься физическими упражнениями. Мало кто мог вынести такие же нагрузки, как он. Спал по шесть часов в сутки, был умелым, хотя и не очень изящным наездником. Он никогда не пренебрегал штатскими делами, даже во время военных кампаний, и всегда делал их очень быстро. Покачиваясь в гамаке, Боливар слушал своего секретаря, который зачитывал ему прошения подчиненных. По каждому из них Боливар тут же принимал решение, его указания неукоснительно выполнялись. Если ему было что-то неясно, а это случалось довольно редко, он задавал секретарю вопросы. Боливар имел отличную память и знал по именам многих людей в стране. Его резолюции порой были неожиданными… Один викарий просил повысить его в должности. К сожалению, он не был большим патриотом. Резолюция Боливара на его прошении была лаконичной, но не очень вежливой: ‘Идите к черту, святой отец!'»
После тяжелых военных экспедиций жизнь в Ангостуре могла показаться раем, но и сейчас она не была легкой для простых солдат и иностранных легионеров. Хиппсли вспоминал, что в госпитале было много раненых с ампутированными конечностями. Многие из них умирали от потери крови. У некоторых были серьезные ранения головы. «Эти несчастные страдальцы были так слабы, что их стоны были едва слышны. Свои мучения они переносили стойко, как и их североамериканские братья. Они просили только одного — воды».
В конце 1817 года испанская армия под командованием Ла-Торре спустилась с гор в льянос, готовясь к решительному наступлению. Боливар воспользовался согласием Паэса объединиться с его войском. Тысяча солдат Боливара должны были соединиться и с воинами повстанческого генерала Сарасы в центре страны. Сарасе было приказано ждать подкрепления, но он поспешно атаковал испанцев под Ла-Огаса. Ла-Торре нанес патриотам серьезный удар. Многие из них были убиты, включая племянника Боливара. Ла-Торре также захватил все припасы и амуницию армии Сарасы.
Боливар отступил в Ангостуру, объявил общую мобилизацию и набрал пять тысяч новых солдат. Многие из них были не обучены военному делу. Он повел свою новую армию к лагерю Паэса. На длинных лодках-каноэ, которые местные жители называли флечас, армия Боливара передвигалась с большой скоростью. За двадцать дней они прошли пятьдесят миль и прибыли в Сан-Хуан-де-Пайару, что неподалеку от Сан-Фернандо-де-Апуре. Там расположился штаб Паэса.
Боливар хотел перехитрить Ла-Торре, спустившись с гор и пойдя прямо на Каракас. Паэс хотел, чтобы Боливар присоединился к нему во время наступления на столицу западных льянос Сан-Фернандо. Как это часто случается, влиятельные местные командиры были больше озабочены собственными интересами, чем успехом общего дела. Паэс хотел сохранить за собой контроль над западными льянос, Сараса — над предгорьями, а Бермудес — над восточными территориями и Куманой. В это время Сантандер, генерал патриотических войск из восточных регионов Новой Гранады, присоединился со своими солдатами к патриотам Боливара. Помогая Боливару в Венесуэле, он хотел ускорить освобождение Новой Гранады.
Испанцы продолжали наступление на льянос. Патриоты должны были действовать. Они решили пойти на Калабосо, базу испанской армии, расположенную у подножия горного хребта. Наступление началось 10 февраля. Они дошли до Калабосо и начали переправляться через быструю реку Апуре. В среднем течении реки у испанцев имелось много каноэ. Паэс предложил захватить их. Боливар скептически наблюдал, как Паэс с пятьюдесятью всадниками, вооруженными копьями, на белых конях бросились в воду. Однако испанцы, завидев плывущих всадников, настолько растерялись, что, сделав лишь несколько беспорядочных выстрелов, повернули свои каноэ вспять. Историк Канингем Грехэм считает, что это был, возможно, первый случай в истории, когда кавалеристы вступили в перестрелку с вооруженными людьми на лодках.
Морильо был застигнут врасплох. Он попытался отбить атаку патриотов с флангов, когда они подошли к Калабосо, но его войска окружили всадники Паэса. Они уничтожили всех роялистов. Боливар предложил Морильо сдаться, пообещав сохранить ему жизнь. Его солдаты расположились на ночь в окрестностях города Эль-Растро. Одно из подразделений наблюдало за испанцами. Ночь на 14 февраля была очень темной. Воспользовавшись этим, Морильо сумел ускользнуть из-под носа стражи. Боливар узнал об этом утром, когда испанцы были уже на оборонительных позициях в лесистой местности недалеко от горного хребта. Он хотел было преследовать испанцев, но Паэс отказался участвовать в этом, так как его воины не умели сражаться в лесу. Паэс вновь заговорил об осаде Сан-Фернандо. Он просил разрешения вернуться на юг. Боливар согласился неохотно и при условии, что, как только город будет взят, Паэс вновь присоединится к нему.
Морильо через горы направился в Валенсию, где находился его штаб. Из Каракаса он вызвал своего заместителя Ла-Торре с подкреплением. Моралесу и другим командующим также было приказано присоединиться к нему. Морильо понимал, какую угрозу представляет объединенная армия Боливара и Паэса. Боливар срочно вызвал к себе Паэса и Сарасу, объяснил им положение: «Наши враги укрепляются, желая создать впечатление, что исход кампании уже предрешен, что мы побеждены. Замедление боевых действий (чтобы позволить Паэсу закончить дела на юге) будет лишь подтверждением распространяемых испанцами слухов. Это смущает людей. Мы не можем терять ни минуты. Быстрота наших маневров и объединение наших армий — единственный путь к победе… Нерешительность неизбежно приведет к катастрофе».
