Правда, едва успев благословить, он снова поверг шведа в изумление, как бывало уже много раз. Наверно, ему это просто нравилось.

– Просмотрел один твой документ, – небрежно обронил он и, к неслыханному удивлению агента, протянул написанную от руки копию его свидетельства о высшем образовании, полученном в Стокгольме в 30-х годах.

– Господи… откуда это у тебя? – изумился тот.

– Не имею ни малейшего представления. Может, ты по молодости показывал его кому-нибудь из наших парней?

Стиг не помнил ничего подобного, и это выглядело более чем странно! Он даже устыдился: неужели у него бывали прежде такие приступы хвастливости? Маленький клочок бумаги поверг его в смущение, однако оценки порадовали. Причем высокие баллы отмечали успехи и в технических дисциплинах. Именно это и подчеркнул Петр:

– Есть хорошая идея, чем тебе заняться в США.

Стиг понял, что он имел в виду. В Советском Союзе задачи технической разведки выдвигались на первый план. Если бы русские инженеры могли использовать иностранные формулы, идеи и результаты исследований, то удалось бы сэкономить время на пути достижения баланса сил, достижения гарантии мирного сосуществования с США.

– Думаю, помимо основного задания, ты мог бы решать и некоторые задачи технического плана.

– Тогда нужно получить подробный инструктаж от компетентных инженеров, – заметил агент.

Но Петр предупреждающе поднял руку:

– Даже необходимо! И уже организовано. В нескольких кварталах отсюда ждут три инженера: они готовы помочь.

Попутно договорились, что будущие донесения по техническим вопросам должны обозначаться специальным кодом, чтобы Петр мог сразу же определять: это для него. А катушки с пленкой направлять прямо к инженерам.

Три русских инженера прибыли через десять минут, и для Веннерстрема их общество превратилось в тяжелое многочасовое испытание. Серое вещество бедного агента спало беспробудным сном, когда дело касалось точных технических терминов и деталей. Кроме того, у него, как назло, кончились сигареты…

Позже, вернувшись в посольство, он с тревогой отметил, что впервые нашелся любопытный, заинтересовавшийся его долгим отсутствием. Но в то время было еще легко оправдаться посещением одного из коллег-дипломатов.

В следующую встречу Петр не повез шведа на конспиративную квартиру. Вместо этого они отправились в ветхий, обреченный на снос квартал за гостиницей «Националь». В глухом дворе оказался подъезд, а в нем – спуск в подвал. Это была какая-то «служебка», одна дверь была не заперта, и они вошли, а затем спустились по лестнице под землю. Там оказалась единственная комната.

В ней Веннерстрем увидел магнитофоны, наушники и одетого в гражданское человека, выглядевшего страшно недовольным. Шведу не надо было объяснять, где они… Явно в центре прослушивания. Но вот зачем?

– В США подобными вещами тоже занимаются, – заметил Петр. – И сейчас тебе на практике покажут, как этого избежать.

Недовольный пригласил их сесть и надеть наушники. На столе перед ними лежали аккуратно выполненный план одного из номеров гостиницы «Националь», хронометр и расписание. Часы на стене показывали 10.20.

В 10.30 кто-то в номере начал читать газету, и Петр запустил хронометр.

– Он сидит на этом стуле, – ткнул в план недовольный. Слышимость была отличная.

– Теперь пересел сюда, дальше от микрофона. Слышно стало слабее, но по-прежнему отчетливо.

– Включил приемник на нормальную громкость. Чтение уже невозможно было разобрать. А недовольный продолжал объяснения:

– Вот он снова сел на стул у микрофона. Слышалось лучше, но все еще неразборчиво…

И так далее. Тренировались по расписанию, утомительно и долго. Уходя из подвала, Веннерстрем был выжат как лимон. Однако ему хватило чувства юмора, чтобы подумать: «Ну, уж если сейчас я не полностью обучен – значит, Бог обделил меня сообразительностью».

И вслед за улыбкой пришло неожиданное открытие: определенные микрофоны, установленные, например, в посольстве, вполне могли использоваться для обратной связи. Ничего удивительного, если их имела русская прислуга. Хотя, судя по ценности, вряд ли эта аппаратура – расхожая.

Стиг вообще сомневался, что установка микрофонов оправдывает себя – слишком много запретов и трудностей. Но, вспомнив пленку, прокрученную как-то Сергеем, и ее компрометирующее содержание – пришел к выводу, что определенные результаты это все-таки дает.

Вопреки ожиданиям, русские открыли Веннерстрему не так уж много технических новшеств советской разведки. Научили, например, обращению с батарейным радиоприемником. Симпатичный, карманного размера, он был закуплен в США, а затем переделан так, что мог действовать как передатчик. По мнению шведа, это устройство оказалось просто гениальным. Миниатюрная ручка вынималась, переключая приемник на сеанс передачи, а потом использовалась как ключ при отстукивании азбуки Морзе.

– Как кстати, что я учился работать на телеграфе! Правда, очень давно, – заметил он как-то в разговоре с Петром.

– Это нам известно…

Русский улыбнулся и снова взглянул так, будто ему нравилось преподносить сюрпризы. Неважно какие, лишь бы они удивляли самолюбивого агента.

– Ты получишь такой же приемник, как только прибудешь в США, – пообещал он примиряюще.

После этого Стигу пришлось еще тренироваться с миниатюрным фотоаппаратом, легко умещавшимся в сжатой ладони. Он делал поразительно хорошие снимки и был на редкость нечувствительным к расстоянию и освещению. Веннерстрему позволили сфотографировать документы, разложенные на столе, и через несколько дней показали результат. Снимки превзошли все ожидания.

– Это наша последняя модель, – похвастался Петр и показал фирменный знак: изготовлено рижской фабрикой. Фотоаппарат агенту отдали сразу, предложив захватить его с собой.

Покидая Москву в январе 1952 года, Веннерстрем вздохнул с облегчением. Измученный бесконечными делами, инструкциями, тренировками, прощальными приемами и приглашениями, а также вставшей уже поперек горла общественной жизнью дипломатического корпуса – он не мог дождаться отъезда. Впрочем, несмотря ни на что, Стиг был доволен. Предусмотрительный Петр Павлович добровольно оборвал все контакты с середины декабря. И это было очень кстати. Видимо, военного атташе Швеции ценили больше, чем он предполагал: около пятидесяти человек собралось на Ленинградском вокзале, чтобы попрощаться. Дипломаты толпой стояли на перроне и ждали отправления «Красной стрелы». Большей частью американцы, не подозревающие ничего плохого…

Вернувшись в Стокгольм, Веннерстрем не стал расслабляться, безотлагательно начав готовиться к своей новой миссии. Он уже был наслышан, что шведский военно-воздушный атташе в Вашингтоне имел дополнительные обязанности по закупке военных материалов для нужд ВВС. Но каково же было его недоумение, когда выяснилось, что в родной столице это рассматривали как его основную обязанность! Не принимая в расчет, что обязанность эта была связана с определенными трудностями.

В вооружающемся западном мире главным поставщиком оружия были американцы. Они предлагали самые современные виды, пользующиеся большим мировым спросом. Даже в Швеции стало ясно, что темпы вооружения невозможно сохранить без новых закупок в США. Между тем шведская политика свободы от военных союзов изрядно тормозила товарообмен.

Американские власти строго соблюдали формальности, когда речь шла об экспортных лицензиях, и требовали в качестве основы определенный договор. Различными путями шведы давно уже пытались найти с ними общий язык. Частично это удавалось, и доказательством стала закупка сверхсекретного оборудования для «ДС-3». Остается тайной, что получили американцы взамен этого оборудования, но, должно быть, нечто заманчивое, иначе не поступились бы своими принципами. Были подписаны также и другие договоры с государствами, которые не являлись союзниками и потому обобщенно назывались «дружественными нациями».

В те дни Швеция как раз заключила один такой договор, окруженный большой секретностью. Официально он именовался «перепиской». Это вполне соответствовало действительности, поскольку имелись встречные «письма» шведского МИДа и американского госдепартамента.