В маленьких озерах и ручьях мы ловили головастиков, цветных саламандр и крупных черных водяных жуков. На суше — дикобразов, мышей, жуков, кузнечиков и змей. В воздухе — все, что летало, от летучих мышей до бабочек. Несли в обнаруженном нами птичьем гнезде было много яиц, мы и яйцо добавляли к своей коллекции. Отец отдал в мое полное распоряжение заново обшитую панелями комнату в заброшенной конюшне, и мы повесили на ее дверь вывеску: «Зоологический музей».

В повседневной жизни я был конечно белоручкой, но когда дело касалось пополнения экспозиции «музея», во мне просыпались скрытые силы. Однажды, явившись домой с ватагой приятелей, я чуть не довел маму до обморока. Она открыла дверь на мой звонок, и перед ней предстал ее сынок, держащий за хвост живую гадюку. Змея шипела, извивалась и пыталась ужалить меня, но я каждый раз встряхивал ее, и она повисала головой вниз. Мама метнулась стрелой и принесла кувшин со спиртом, куда мы и опустили яростно шипящего гада. Когда пресмыкающее затихло на дне, свернувшись в кольца, я исхитрился выудить его оттуда с помощью раздвоенной палочки, не повредив его волшебной красоты.

— Ты самый тихий и скромный мальчик в классе?!

— По крайней мере, так писал обо мне Арнольд Якоби, мой лучший приятель в новой школе. Если бы не он, мне грозила бы репутация маменькиного сынка. Я не интересовался спортом, не блистал в футболе и не любил скакать на батуте во время уроков физкультуры. Вместо всего этого я часами мог разглядывать крошечных насекомых на булавках под стеклом.

Отец не одобрял мои склонности. Он даже не смог выучить меня плавать, во всяком случае, я твердо отказывался заплывать на глубину. В качестве крайней меры он решился на хитрость. В один прекрасный день он явился в компании молодой красивой дамы. Дама держала в руках длинный шест с веревочной петлей. Предполагалось прицепить меня к шесту и заставить бултыхаться, как лягушку, в глубокой воде у пирса. Оскорбленный до глубины души, я коротко распрощался и оставил его в обществе красотки. Никогда еще я не чувствовал себя таким униженным.

К тому времени многие из моих друзей буквально помешались на спорте и знали с точностью до секунды и до сантиметра, как Нурми пробежал полуторакилометровую дистанцию и как Рустадстуен прыгнул с трамплина на соревнованиях в Хольменколлбакене. Когда они устраивали состязания по марафонскому бегу в городском лесу, я всегда присоединялся, хотя и финишировал неизменно последним, потому что обязательно останавливался, если во время бега замечал нечто интересное. Впрочем, однажды посмотреть на забег пришли три симпатичные девочки. Я тут же вспомнил про даму с шестом и пришел первым.

Разве мог я тогда представить, что настанет день и я в качестве знаменитости буду приветствовать сорок тысяч болельщиков на открытии зимних Олимпийских игр у себя на родине? Это казалось ничуть не более вероятным, чем то, что я буду запросто беседовать с человеком, ходившим по Луне.

Мое увлечение бегом по лесным тропинкам пробудило в отце новые надежды. Пусть меня никак не удается затащить в воду, но ведь я зачитываюсь книгами о короле джунглей Тарзане, а значит, можно попробовать новую хитрость. По его приказу плотники из пивоварни поставили у нас на заднем дворе два высоких столба, соединенных перекладиной. К перекладине мы прицепили канат для лазанья и гимнастические кольца, и с тех пор я мог играть в Тарзана и раскачиваться на воображаемых лианах, сколько душе угодно. В результате ежедневных упражнений у меня стали такие сильные руки, что я мог удерживать свой вес на одной, к тому же согнутой в локте руке.

Но в прыжках через козла на школьных уроках физкультуры я оставался по-прежнему безнадежен. А после того, как отец заманил меня на финал чемпионата Норвегии по футболу, мой интерес к этому виду спорта упал до минимума. Мне пообещали, что если команда Ларвика выиграет, я получу новую удочку. Они проиграли.

Бег в лесу, лазание по канату и ночевки под открытым небом во время походов бойскаутов сделали меня почти таким же здоровым мальчиком, как в первые годы жизни, когда мной занималась мама. Здоровая диета и свежий воздух были ее пунктиком. На заднем дворе нашего городского дома мы держали двух коз, и мама заставила служанку освоить процесс доения, чтобы я мог пить парное козье молоко. Даже в дождь меня выставляли играть на улице. По утрам мне не разрешалось спуститься в гостиную, прежде чем я не продемонстрирую, что у меня все в порядке с пищеварением, и это было так стыдно, что однажды я засунул в горшок шарф и шапку, опустошил его в унитаз и дернул за цепочку.

Хорошо помню, как отреагировали мои родители на случившийся неподалеку пожар. Весь Ларвик состоял из деревянных домов, и незадолго до моего рождения полгорода выгорело дотла. Ночью, когда мы все спали, загорелась почта, стоявшая у основания холма. Снопы искр поднимались высоко вверх и достигали нашего дома. Отец объявил, что если дом загорится, мы спрячемся в винном погребе старой пивоварни. Услышав его слова, мама тут же послала меня на горшок, чтобы процесс произошел прежде, чем мы окажемся запертыми под землей. К счастью, скоро приехала пожарная команда, и к списку моих детских страхов не прибавилась боязнь огня.

С другой стороны, вода и второй раз едва не послужила причиной моей гибели.

Утес, на котором городские жители строили свои бани, отделяла от материка глубокая и широкая расщелина. Сильное подводное течение затягивало туда воду из ларвикского фьорда и затем с силой выталкивало ее назад. Когда-то там утонул сын сторожа с пивоварни. Также по городу ходили жуткие слухи о некоей женщине, которая бросила в расщелину своего незаконнорожденного младенца. Осенью бани стояли пустые. С материка на остров вел небольшой деревянный мостик без перил. Однажды я не устоял перед искушением и повел туда ватагу мальчишек, намереваясь поиграть в салочки. Я бегал быстро и упивался своим умением. Спасаясь от преследователя, я прыгнул наискосок на деревянный мостик, но оступился и упал в бездну. Даже хорошему пловцу трудно было бы выкарабкаться наверх по осклизлым стенам расщелины. Нелепо взмахнув руками, я рухнул в воду в каскаде брызг. Помню только, что я дважды выныривал на поверхность — а затем мир померк перед моими глазами. Один из мальчиков, застенчивый малыш по прозвищу «американец», сломя голову помчался к баням, схватил спасательный круг с привязанной к нему веревкой и швырнул его в бурлящий водяной котел. Как я сумел ухватиться за круг, остается тайной, но, тем не менее, мне это удалось, а ребята объединенными усилиями вытащили меня за веревку на сушу. Мой отец сделал все для того, чтобы скромный «американец» стал героем нашего класса, и подарил ему серебряный нож, который тот постоянно отныне носил на поясе.

После этого случая никто не мог убедить меня, что я тоже смогу удержаться на плаву с помощью ритмичных движений руками и ногами. Я попробовал и больше не хотел, увольте. Отцу пришлось смириться с тем, что боязнь воды останется со мной на всю оставшуюся жизнь. Только через много лет, после завершения плавания на «Кон-Тики», он признает, что я победил детский страх. Но к тому времени я уже научился плавать.

Воспоминания о днях раннего детства внезапно растаяли в лучах ослепительного солнечного света.

«Время собирать вещи. Наш самолет вылетает сегодня».

Жаклин встрепенулась в своем шезлонге. Я проснулся, а мой аку-аку, наоборот, погрузился в глубокий сон.

«Достаточно, — решил я про себя. — Довольно тишины и лени».

Я представил себе груды писем, которые еще предстояло разобрать, и рулоны оставшихся без ответа факсов, устилающие пол моего нового дома на Канарских островах.

Но я встречу их во всеоружии. Недаром я заранее позаботился об идеальной обстановке для работы, вдали от толп туристов, в старинном, уединенном и забытом всеми поселении. Там, на заброшенной плантации авокадо, в тени огромных деревьев, земля успела позабыть о мотыге. Старинные дома не торопились сносить из уважения к Их почтенному возрасту и к памяти местной знаменитости — поэта, когда-то нашедшего прибежище за здешними высокими стенами и разросшимися посадками.