Буквально с первых же дней при дворе Вайнинг ощутила на себе скоординированное давление со стороны гофмейстеров. Больше всего у Вайнинг не заладилось с главным гофмейстером наследного принца Акихито престарелым Ходзуми Сигэто (бывший юрист и знаток японского искусства, литературы и театра, называемый многими «выдающимся либералом», особенно когда речь заходила о правах женщин в Японии). В 1946 г. Сигэто (небольшого росточку, пухлый, с усами и в очках; прекрасно изъяснялся по-английски, не допуская ни малейшей ошибки) исполнилось шестьдесят семь лет, он был самым влиятельным сановником в свите наследного принца. Все в Сигэто раздражало миссис Вайнинг. Несколько раз американка пыталась завести с ним серьезный разговор о наследном принце, но главный гофмейстер лишь издавал невнятные смешки и менял тему.

Вайнинг предполагала проводить уроки с Акихито без соглядатаев-гофмейстеров, но лишь спустя несколько месяцев после начала занятий ей дозволили оставаться с наследным принцем наедине. Проникнув по протекции «со стороны» в свитый вокруг наследника защитный кокон, Вайнинг какое-то время могла достаточно близко наблюдать за становлением личности будущего императора Японии. Делами наследного принца заведовала Тогюсёку (Коллегия Восточного принца), состоявшая из избранных гофмейстеров, над ней стоял Консультативный совет императорского двора. Госпожа Мацудайра Цунэо, мать супруги принца Титибу и подруга детства вдовствующей императрицы, входила в Консультативный совет. Наследник не мог остаться в одиночестве даже на прогулках по пляжу, где его неизменно сопровождали семнадцать человек свиты! «Очевидно, наследник ничего не предпринимает, не заручившись их одобрением». Вайнинг обвинила гофмейстеров в таком положении дел, ведь они добиваются полной зависимости наследника от чужой воли! «Гофмейстеры… всюду следуют за ним и на каждом шагу указывают ему, что делать, пугая перспективой оступиться, ошибиться».

Круглосуточно при наследнике состояли как минимум пять гофмейстеров, наблюдавших за приемом пищи, предупреждавших малейшие ошибки, предвосхищавших любые желания. Гофмейстеры, все без исключения, имели университетские дипломы. Двое превосходно владели английским. (Первый из них — бывший помощник князя Коноэ, в 1930-х гг. участвовал в неформальной встрече Герберт Гувер — Коноэ, состоявшейся в Калифорнии. Второй придерживался христианского вероисповедания.) Гофмейстеры с большим подозрением отнеслись к появлению Вайнинг, но американка в конце концов сумела добиться их расположения. Ее любимчиком стал высокий и атлетичный тридцатилетний Тёда Ясухидэ, получивший ранение вскоре после объявления капитуляции Японии, когда императорские гвардейцы попытались захватить и уничтожить аудиозапись радиообращения императора к нации.

Усилия Вайнинг внести коррективы в сложившуюся систему и распутать кокон, свитый вокруг Акихито, встретили не менее энергичное противодействие со стороны высших эшелонов придворной аристократии. Не помогло даже прямое обращение к Хирохито и Нагако. «Умом и сердцем я понимала: наследный принц не должен томиться вдали от своей августейшей семьи, и в первую очередь от родителей и младшего брата. Ведь такое удаление глубоко противоестественно, так наследник лишается столь живой в его юном возрасте потребности лучше понимать окружающий мир и совершенствовать душу. Возведение искусственных преград между мальчиком и его интеллигентной, добропорядочной, любящей семьей представляется непростительной ошибкой, обедняющей жизнь того, кому по праву и можно и должно бы получать все самое лучшее». Благие намерения Вайнинг о совместном проживании наследника с родителями не встретили ни малейшей поддержки…

Продолжавшего находиться в изоляции от семьи Акихито тем не менее впервые выставили на обозрение публики в январе 1947 г. Семь дней наследник ездил по стране: посетил храмы, школы и университеты, рыбопитомник, ферму по выращиванию лотосов, метеостанцию и археологический музей. Лазил по горам, смотрел выступления ансамблей народного танца и показательные выступления пловцов… Поглазеть на наследника собирались толпы простолюдинов. Вайнинг, пораженная спокойствием и самообладанием наследного принца, выражала сочувствие его нелегкой доле: «Акихито быстро учится как августейший принц принадлежать не себе, но публике; [и в то же время] ему приходится строжайшим образом контролировать свои эмоции, что непросто после всех проведенных вне ее поля зрения лет».

Трения между Вайнинг и придворными чинушами несколько поослабли, когда весной 1948 г. Мацудайра Ёситами подал в отставку с поста главного гофмейстера двора. Ёситами обучался в Оксфорде, прекрасно говорил по-английски и в то же время являлся непреклонным японским традиционалистом, состоявшим в штате императорского двора с младых ногтей. В детстве Ёситами играл с юным императором Тайсё. Вновь назначенным главным гофмейстером стал квакер по имени Тадзима Митидзи (за шестьдесят, бывший президент «Сёва бэнк»). В молодые годы Тадзима играл роль протеже Нитобэ Инадзё (известного японского квакера-методиста, женившегося на квакерше из Филадельфии и принявшего на воспитание двух августейших японских принцев). Вайнинг утверждала: Тадзима «принес с собой свежий морской бриз, настежь распахнувший закрытые до этого двери». За назначением Тадзимы последовало назначение профессора Коидзуми Синдзё на пост главного воспитателя Акихито. Коидзуми родился в Токио в 1888 г., обучался в университете Кэйо (где некогда преподавал отец Элис Перри Грю). После Кэйо Коидзуми продолжал образование в Лондоне, Берлине и Кембридже. Позже преподавал в Кэйо, в 1930 г. стал его президентом. Вайнинг впервые встретилась с профессором в марте 1948 г. Она знала, что Коидзуми очень сильно обгорел во время американских напалмовых авиарейдов на Токио в 1945 г., и все же испытала глубочайшее потрясение при виде его ужасных шрамов и увечий. Когда-то в молодости Коидзуми обладал привлекательной внешностью, спортивной фигурой, был чемпионом по теннису. Спустя годы перед Вайнинг предстал хромой калека с обезображенным глубокими шрамами лицом. (Готовясь ко сну, Коидзуми был вынужден накрывать лицо шелковым платком, прикрывая лишенные век глаза… Его единственный сын, молодой лейтенант японского ВМФ, погиб в войну.)

До своего назначения Коидзуми не был вхож в императорский двор. Но Тадзиме, пусть и с большими усилиями, все же удалось убедить профессора выразить согласие. Вайнинг же объявили: Коидзуми будет отвечать не только за обучение наследного принца, но и за «направление его жизни в ее малейших деталях». Так что Коидзуми с течением времени стал ближайшим наперсником и советником Акихито. Некогда Мэйдзи благоволил к Ито — теперь и его правнук нуждался в ком-то, не принадлежащем к мирку придворных гофмейстеров.

Коидзуми хорошо понимал положение Акихито: «Он наследный принц, и это единственный его недостаток». Ито Хиробуми однажды заметил: «Можно сказать, воистину незавидная доля — уродиться наследным принцем. Он, едва успев появиться на свет, оказывается запеленат в придворный этикет, а когда немного подрастет, вынужден плясать под дудку придворных наставников да советников». Коидзуми осуждал закостенелый придворный традиционализм, особенно раболепие слащавых фрейлин…

Боннэр Феллерс как-то заявил Вайнинг: «Когда-нибудь Вам воздастся за Ваши труды по воспитанию первого в истории японских императоров христианина». На что та ответила, может быть, несколько запальчиво: «Ничуть. Я буду обучать его английскому языку, и не более того». Американка оказалась верна своему слову, ревностно выполняя свою профессиональную задачу, чего не скажешь о генерале Макартуре, игравшем на оба поля. Официальная политика СКАП, спускаемая директивно из Вашингтона, совершенно определенно предполагала отделение церкви от государства. Одна из целей такой политики — нивелирование влияния на трон идеологии государственного синтоизма, многими на Западе рассматриваемой как религия войны. Макартур же самолично вознамерился обратить Японию в христианство, разглагольствуя о «надежде и вере на возможный переход Японии в христианство». Трудно сказать, шли ли вышеприведенные слова от сердца, или являлись очередной мистификацией в расчете на вожделенное президентство. В 1946 г. Макартур объявил ведущим американским церковным деятелям: «…Необходимо заместить древнюю религию Японии христианством», призвав направлять туда миссионеров. Макартур настаивал: «У демократии и христианства много общего, ведь воплощение первой невозможно без преданного служения фундаментальным понятиям, лежащим в основании последнего». Древние греки могли бы оспорить подобное утверждение… Ну да ладно, в любом случае христианство, считал Макартур, — «противоядие» от атеистического марксизма! Потому-то американским педагогам без «верительных грамот» церкви в течение первых двух лет оккупации запрещалось преподавать в Японии!