К 22 июня нам удалось переправить 6-ю и 27-ю дивизии на южный берег Луары. Передовые отряды продвинулись еще глубже. Множество французских солдат сдавалось в плен.
23 июня мы получили известие о том, что за день до этого было подписано перемирие в Компьенском лесу. Кампания во Франции окончилась. В своем приказе по корпусу я поблагодарил солдат подчиненных мне дивизий, которых «не защищал ни один танк и не везла ни одна машина», за их самопожертвование, героизм и отвагу. Они смогли благодаря успешному наступлению организовать преследование противника на глубину 500 км, которое по праву носит название «марш-бросок к Луаре». «Колесо истории повернулось?!» Но от Компьена 1918 г. до Компьена 1940 г. лежал долгий путь[118]. Куда он поведет нас дальше?
Глава 7
МЕЖДУ ДВУМЯ КАМПАНИЯМИ
ОКХ готовит частичную демобилизацию. – Заседание Рейхстага в Берлине. – «Что же дальше?» – Отсутствие военного плана. – Победа над Англией при помощи воздушной и морской войны? – Борьба за Средиземное море? – Вторжение на Британские острова? – Была ли осуществима операция «Морской лев»? – Причины отказа от вторжения. – Запоздалое решение, незначительные успехи в «Битве за Англию». – Политическая позиция Гитлера по отношению к Великобритании. – Огромный риск войны на два фронта
День победы над Францией стал для Германии искуплением за черный день поражения 11 ноября 1918 г., что было зафиксировано подписанием соглашения в салон-вагоне маршала Фоша в Компьене. Теперь Франция должна была подписать свою капитуляцию в том же месте, в том же вагоне. 22 июня 1940 г. Гитлер достиг вершины своей славы. Франция, чья военная мощь с 1918 г. была постоянной угрозой для Германии, теперь – как раньше ее восточные сателлиты[119], – перестала существовать как противник рейха. Британская армия была изгнана с материка, хотя и не была окончательно разгромлена. Хотя на востоке Советский Союз – теперь имевший общую границу с рейхом – несмотря на Московский договор[120], представлял скрытую опасность, вряд ли можно было предполагать, что он после германских побед над Польшей и Францией собирается в ближайшее время начать войну. Если Кремль и предполагал воспользоваться тем, что у Германии связаны руки военной кампанией на Западе, для расширения своей экспансии, то для таких действий он момент упустил. В Москве, очевидно, не рассчитывали на столь быстрые и убедительные победы немецкой армии над объединенными войсками западных держав.
Если вермахт добился таких успехов в Польше и Франции, то это объяснялось не тем, что его командование с первых дней Компьенского перемирия 1918 г. готовило реванш. Вопреки всем утверждениям враждебной нам пропаганды, совершенно ясно, – если здраво оценивать опасность, которая могла угрожать рейху в случае войны, – что немецкий Генеральный штаб в период между 1918 и 1939 гг. не ставил перед собой цель развязать агрессивную или реваншистскую войну, а стремился к обеспечению безопасности государства. Правда, военное командование отдало себя, в конце концов, в распоряжение Гитлера – после его ошеломляющих политических успехов. Можно также сказать, что оно признало примат политики, политики, которой оно не одобряло и которую оно могло – если такая возможность вообще существовала – предотвратить только с помощью государственного переворота.
В завоеванных нами победах решающим, впрочем, не были масштабы перевооружения Германии, которое Гитлер форсировал всеми средствами. Конечно, принимая во внимание разоружение Германии, навязанное ей Версальским диктатом, это перевооружение было предпосылкой всякого успешного ведения войны – в т. ч. и оборонительной. Однако в действительности вермахт не мог выставить такие же крупные силы, как это мог позволить себе Советский Союз в отношении сухопутных войск, а западные державы – в области авиации. В действительности армии западных держав, если оценивать численность дивизий, танков и артиллерии, были примерно равны немецкой армии, а по ряду параметров даже превосходили ее. Не военный потенциал сыграл решающим роль в кампании на Западе, а высокая подготовка личного состава вермахта и лучшее руководство им. Немецкая армия кое-чему научилась с конца Первой мировой войны и снова вспомнила незыблемые законы военного искусства.
После заключения перемирия ОКХ сначала приняло меры, имевшие целью проведение демобилизации значительной части дивизий. Одновременно несколько пехотных дивизий должны были быть переформированы в танковые или мотопехотные.
Штаб XXXVIII армейского корпуса был сначала переведен в район Сансера на средней Луаре, с тем чтобы руководить здесь переформированием этих нескольких дивизий. Итак, мы сменили чудесный замок Серран, наполненный историческими воспоминаниями, на маленький замок, который построил себе известный фабрикант Куантро на вершине крутого холма, возвышающегося над долиной Луары. Наш новый дом должен был изображать старую крепость и отличался безвкусицей, которой обычно отличаются всякие подражания. Стоявшая рядом с жилым домом башня, подделанная под развалины древней крепости, никак не меняла положения. Маленькие пушки, стоявшие на террасе, не создавали впечатления военных трофеев, на что надеялся владелец, фабрикант ликера. Прекрасным был лишь вид, открывавшийся с вершины горы на широкую плодородную долину Луары. Характерным для вкуса этого выскочки – владельца замка была большая картина, висевшая в его рабочем кабинете. На ней были изображены сидящие за круглым столом коронованные правители Европы начала века – наш кайзер, старый император Франц Иосиф, королева Виктория и др. Они были изображены так, как будто Куантро уже немного подпоил их. Над ними же возвышался у стола владелец, с триумфом поднимавший над застольной компанией бокал ликера фирмы Куантро. Единственное изменение, которое мы сделали в этом «замке», заключалось в том, что мы сняли эту пошлую мазню.
19 июля все высшие руководители вермахта были вызваны в Берлин для участия в заседании Рейхстага, где Гитлер провозгласил окончание Западной кампании. На этом заседании он выразил благодарность нации, оказав почести высшим военным чинам[121]. Размах этих почестей говорил о том, что Гитлер считал войну уже выигранной.
Хотя немецкий народ, безусловно, принял оказание почестей заслуженным солдатам как вполне естественное явление, все же по своей форме и размаху эти почести – так, по крайней мере, восприняли мы, военные, – выходили за рамки необходимого.
То что Гитлер присвоил одному адмиралу звание гроссадмирала, а двенадцати генералам – звание генерал-фельдмаршала[122], лишь девальвировало значение этих званий, которые в Германии привыкли считать высшим военным чином. До сих пор было принято, что условием получения такого отличия было (если не считать генерал-фельдмаршалов, произведенных в этот чин императором Вильгельмом II в мирное время) самостоятельное руководство кампанией, выигранное сражение или захваченная крепость.
После Польской кампании, в которой подобным условиям отвечали главнокомандующий сухопутными силами и командующие обеими группами армий, Гитлер не счел возможным выразить свою благодарность армии производством их в ранг фельдмаршалов. Теперь же он сразу создал дюжину генерал-фельдмаршалов. Среди них наряду с главнокомандующим сухопутными войсками, который провел две блестящие кампании, был и начальник Верховного командования вермахта (ОКВ), который ничем не командовал и не возглавлял Генеральный штаб. Далее, среди них был статс-секретарь Имперского министерства авиации, который – каковы бы ни были его способности – никак не мог быть приравнен по заслугам к главнокомандующему сухопутными войсками.
