Между тем штаб моего корпуса был переведен в Люксембург, в живописный небольшой городок Клерф. Теперь мы уже не были сторонними наблюдателями, а получили приказ принять руководство над переброской нескольких дивизий из числа следовавших за 2-й армией. Не очень почетная задача в тот момент, когда обозначалось поражение северного фланга противника.
В эти дни я получил сообщение, что мой шурин, Эгберт фон Лёш, командир бомбардировочной эскадрильи[109], пропал без вести под Брюсселем. Эгберт, младший брат моей жены, долго жил вместе с нами в Дрездене и Магдебурге, где он посещал школу. Моя жена его особенно любила, и мы относились к нему, как к сыну. Его молодая жена в то время жила у нас в Лигнице. Она, мать и моя жена долгие недели мучились, не получая от него известий и беспокоились: долгое время ничего не было известно о том, что случилось с самолетом, который вел Эгберт, а также о судьбе его экипажа. Можно было только с уверенностью сказать, что он был сбит во время атаки эскадрильи, которой командовал Эгберт. Только после кампании во Франции я смог навести более точные справки. После долгих поисков обломки самолета были найдены в окрестностях Брюсселя. Расспросы местных жителей показали, что самолет был подбит, видимо, огнем зенитной артиллерии при переходе в пикирующий полет. Двум членам экипажа удалось выпрыгнуть с парашютом. Один из них был убит бельгийскими солдатами еще в воздухе, другой после приземления. Мой шурин и четвертый член экипажа или погибли от зенитного огня, или разбились вместе с самолетом. Эгберт фон Лёш, одаренный юноша, был особенно любим нами. Высокий, стройный блондин, с красивыми выразительными глазами, он имел очень привлекательную внешность. Его душа была открыта всему прекрасному и доброму – все это соединялось в этом человеке, который очаровывал всех, знавших его. Обладая высоким развитием, он был отличным офицером, любившим свое дело. На случай своей смерти он оставил следующее письмо в эскадрилье: «Я прошу меня не оплакивать. Я – идеалист и умираю так же счастливо, как и жил. Более прекрасной для меня жизни на земле нет. Жаль только, что я больше не смогу служить Отечеству – и потерян для моей жены. Об этом я буду думать в последние минуты моей жизни».
25 мая корпус получил задачу сменить XIV моторизованный корпус, который генерал фон Клейст вместе с 9-й танковой и 2-й мотопехотной дивизиями оставил для прикрытия своего тыла в нижнем течении Соммы, на участке Абвиль – Амьен. 27 мая смена была произведена.
К этому времени в нижнем течении Соммы не было устойчивых фронтов. XIV моторизованный корпус вместе со 2-й мотопехотной дивизией (которую должна была сменить подходившая 57-я пехотная) удерживал плацдарм в районе города Абвиль на левом, южном берегу Соммы. 9-я танковая дивизия имела ту же задачу у Амьене. А между этими городами на всем протяжении Соммы располагались лишь патрули. Однако и противник не был в состоянии выделить достаточно сил для создания нового фронта за нижним течением Соммы. Перед нашим плацдармом у Амьена стояла, по-видимому, одна французская колониальная дивизия и английские части, у Абвиля – одна английская дивизия.
Приказ гласил – удерживать плацдармы. 9-я танковая и 2-я мотопехотная (которая должна была быть сменена у Абвиля) дивизии пока оставались в качестве мобильного резерва севернее Соммы. Но затем они – что было совершенно правильно – были сосредоточены, чтобы принять участия в решающих боях у побережья Ла-Манша.
Генерал фон Витерсгейм, командир XIV моторизованного корпуса, сказал мне, передавая приказ, что он не ожидает каких-либо крупных операций со стороны противника. Через час после его отъезда пришло донесение о яростных атаках противника на обоих плацдармах. И там, и там появились также крупные танковые части противника. К вечеру обе атаки были отбиты. У Амьена было подбито несколько тяжелых французских танков, у Абвиля – 30 английских легких и средних танков. Здесь только один солдат – Бринкфорт – из расчета противотанкового орудия подбил 9 вражеских танков. Он был первым рядовым, награжденным (по моему представлению) Рыцарским крестом.
По моему мнению, войска противника, атакуя на этом участке фронта, имели целью либо своими действиями облегчить положение северного фланга, находившегося под угрозой окружения, либо это были попытки создать новый фронт в нижнем течении Соммы. В отношении нас возникал тот же вопрос, что я уже раньше ставил в связи с приказом Гитлера о действии 12-й армии. Надо ли было – как значилось в приказе – и на нижней Сомме вести оборонительные бои или следовало пытаться сохранить инициативу за собой?
Оборонительная тактика, которая, судя по всему, была предписана XIV моторизованному корпусу, дала бы противнику – в этом не было сомнения – возможность создать на нижней Сомме новый сильный фронт обороны. Кроме того, в этом случае возникла бы проблема с удержанием плацдармов в районе Абвиля и Амьена, т. к. противник подтянул бы сюда дополнительные силы. Обе мотопехотные дивизии, оставленные в качестве резерва севернее Соммы, очень мало подходили для действий на этом плацдарме. Для усиления обороны плацдарма они были абсолютно не нужны. А для проведения контратаки их можно было бы использовать только в том случае, если бы противник ликвидировал бы наши плацдармы, разбил находящиеся там дивизии, а затем перешел бы Сомму.
Я не раз доказывал командующему 4-й армией, штабу которой мы были подчинены, что мы теперь должны силами двух мотопехотных дивизиями (или после их смены – двух пехотных дивизий) внезапно форсировать Сомму на участке между обоими плацдармами с тем, чтобы охватить с флангов части противника, наступающие на плацдармы, и разгромить их. Мне казалось, что лучше вести корпусом маневренный бой южнее, т. е. перед рубежом Соммы, до тех пор, пока не будет закончено сражение в Северной Бельгии и можно будет продвинуть наш северный фланг через нижнюю Сомму. Наша цель должна была состоять в том, чтобы удержать этот участок и не дать противнику создать сплошной фронт на Сомме. В этом случае нельзя было отрицать, что при таком ведении операций корпус – поскольку он останется один южнее Соммы – может оказаться в трудном положении. Но надо было идти на этот риск, чтобы избежать в интересах дальнейшего ведения операции тяжелых боев против укрепившегося на Сомме противника.
К сожалению, командующий 4-й армией не принял эти наши неоднократно выдвигавшиеся предложения. Он не выделил нам для этой операции дивизий из второго эшелона, которые предназначались для форсирования реки (объяснялась ли его позиция собственным решением или решением ОКХ, – мне неизвестно), и мы были вынуждены вести оборонительный бой на обоих плацдармах. Противник, следовательно, имел возможность создать сплошной фронт вдоль Соммы между плацдармами. По обычным понятиям, известна оборона за рекой или удержание ее с помощью прочных плацдармов. Но ни в каком учебнике нет сведений о том, что бой может вестись подвижно и перед рубежом реки.
В последующие дни противник продолжал атаковать наши позиции на обоих плацдармах. У Амьена в ряде случаев возникала серьезная ситуация. Однако, посетив войска, я убедился, что здесь все было в порядке. Особенно успешно отражал атаки 116-й пехотный полк (под командованием моего полкового товарища по 3-му гвардейскому полку, впоследствии генерала – [Фридриха] Херрлейна).
29 мая возник серьезный кризис на плацдарме у Абвиля. 2-ю мотопехотную дивизию сменила здесь не имевшая еще боевого опыта 57-я пехотная, которая еще не отдохнула от напряженных маршей. Атака, предпринятая вскоре противником, поддержанная английскими танками, привела на отдельных участках к прорывам и принесла нам большие потери, в т. ч., как позже выяснилось, также и пленными. Я сам выехал в Абвиль, где мне пришлось остановить и вернуть на фронт батальон, который оставил свои позиции на основании ложно понятого приказа и уже проходил через город. В конце концов, на фронте дивизии удалось восстановить положение.
