Польский Генеральный штаб еще не имел своей подкрепленной многолетним опытом военной доктрины. Вообще говоря, польскому темпераменту больше соответствовала идея наступления, чем обороны. Романтические представления минувших времен, по крайней мере, подсознательно, еще сохраняли свою силу в головах польских солдат. Я вспоминаю картину, на которой был изображен маршал Рыдз-Смиглы на фоне атакующих польских кавалерийских эскадронов. С другой стороны, вновь созданную польскую армию обучали французские инструкторы. От них она вряд ли могла получить импульс для быстрого, гибкого управления операциями; скорее она могла позаимствовать опыт ведения позиционной войны, который приобрел господствующее положение в умах французских военачальников со времен Первой мировой войны.
Таким образом, можно предполагать, что в основе плана развертывания польской армии, кроме желания «ничего не отдавать», вообще не было никакой ясной оперативной идеи. Существовал лишь компромисс между необходимостью обороняться от превосходящих сил противника и прежними заносчивыми планами наступления. При этом польские генералы одновременно находились в заблуждении, считая, что немцы будут вести наступление по французскому образцу и что военные действия быстро примут застывшие формы позиционной войны. Интересным в этой связи является секретное сообщение, которое мы получили незадолго до начала войны, о том, что поляки якобы собираются предпринять наступление. Оно поступило из источника, который считался до тех пор весьма надежным, от лица, находившегося в непосредственном окружении президента Польши [Игнация Мосцицкого] и главнокомандующего польской армией маршала [Эдвард] Рыдз-Смиглы. В сообщении говорилось, что поляки собираются начать наступление, развернув крупные силы в Познанском воеводстве. Самым примечательным, однако, было то, что эти планы, как сообщалось, якобы были разработаны по предложению или требованию Великобритании! В сложившейся тогда обстановке это известие показалось нам весьма неправдоподобным. Правда, позднее мы получили подтверждение, что поляки действительно сосредоточили сравнительно крупные силы в Познанском воеводстве, хотя удар немецкой армии на Познань был бы для них наименее опасным. Армии «Познань» суждено было закончить свое существование в сражении на берегах реки Бзуры.
С другой стороны, у Польши не было недостатка в трезво мыслящих советниках. Как пишет полковник Герман Шнейдер в журнале Militdrwissenschaftliche Rundschau от 1942 г., французский генерал Вейган предложил перенести оборону за линию Неман – Бобр – Нарев – Висла – Сан. Это предложение с оперативной точки зрения было единственно правильным, т. к. исключало возможность охвата со стороны Германии и одновременно обеспечивало значительно лучшие возможности для обороны на речных рубежах от немецких танковых соединений. К тому же эта линия простиралась только на 600 км в противоположность большой дуге в 1800 км, которую образовывала польская граница от Сувалок до Карпатских перевалов. Но принятие этого предложения означало бы отказ от всей Западной Польши, где располагались наиболее богатые промышленные и сельскохозяйственные районы страны. Вряд ли можно предположить, чтобы какое-либо польское правительство устояло бы после принятия подобного решения. Кроме того, отход на столь значительное расстояние, очевидно, не мог бы способствовать принятию французами решения о наступлении на Западе, и неясно, не вызвала ли бы отдача всей Западной Польши немцам желания у Советского Союза немедленно закрепить за собой территории в Восточной Польше.
Вследствие этого, как сообщает полковник Шнейдер, директор польской Военной академии генерал Кутжеба в меморандуме, который он направил в начале 1938 г. маршалу Рыдз-Смиглы, нашел другое решение[44]. Он настаивал на том, что нельзя отдавать «основное стратегическое ядро Польши», к которому он относил как промышленные районы – Лодзь и Верхнюю Силезию, так и важные сельскохозяйственные районы – Познань, Кутно и Кельце. Поэтому он предложил план развертывания, который в основных чертах совпадал с планом, осуществленным в 1939 г., хотя и предусматривал отказ от защиты Польского коридора и земель Познанского воеводства западнее Варты. Для укрепления обороны Польши предусматривалось построить большое количество укреплений, причем как южнее границы с Восточной Пруссией, так и на большой дуге от Грауденца[45] до Познани, а также на силезской границе от Острово[46] через Ченстохову до района Тешина[47]. Но в тоже время одновременно предполагалось оставить «ворота для наступления», через которые в дальнейшем намечалось нанести удар по Восточной и Западной Пруссии, а также Силезии. То, что строительство достаточно мощных укреплений в таком большом масштабе выходило за рамки возможностей, которыми располагала Польша, было совершенно очевидно. Впрочем, генерал Кутжеба признавал, что в военной области Польша уступает Германии. Что же касается помощи со стороны Франции, то он трезво подходил к этому вопросу, считая, что Польша в течение первых 6–8 недель, даже в случае получения от Франции военной помощи в полном объеме, будет предоставлена сама себе. Поэтому он предусмотрел «стратегическую оборону» по переднему краю упомянутого выше «ядра», внутри которого должны быть сосредоточены резервы для последующих решающих операций.
Как уже было сказано, развертывание войск, осуществленное Польшей в 1939 г., во многом совпадало с предложением генерала. Правда, последний предлагал сосредоточить главные усилия в районе Торн – Бромберг – Гнезен[48], в то время как в 1939 г. скорее можно было говорить о двух основных районах развертывания: одном – вдоль границы с Восточной Пруссией, другом – против Силезии.
Развертывание польской армии в 1939 г., имевшее целью «прикрыть все», включая район Польского коридора и выступающие за Запад земли Познанского воеводства, при учете всех выше перечисленных возможностей охвата со стороны Германии и ее превосходства в военной силе, могло привести лишь к поражению. Как же вообще должна была действовать Польша, чтобы избежать его?
В первую очередь необходимо было принять решение, отдать ли только упомянутое генералом Кутжебой «стратегическое ядро» или, вследствие охвата из Восточной Пруссии, Силезии и Словакии, вместе с ним и всю польскую армию? Эта был тот же самый вопрос, который я в 1943–1944 гг. неоднократно ставил перед Гитлером, когда он требовал от меня удержать район Донца, Днепровскую дугу и т. д.
Ответ, который должен был бы дан, по моему мнению, был очевидным. Командование Войска Польской должно было в первую очередь стремиться к тому, чтобы при любых обстоятельствах сохранить боеспособную армия до тех пор, пока наступление Западных держав не вынудит Германию начать переброску своих главных сил с Польского театра военных действий. Даже если с первого взгляда могло показаться, что с потерей промышленных районов исключается сама возможность дальнейшего ведения войны, следовало бы учесть, что сохранение польской полевой армии создавало в будущем возможность их возвращения. Но ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить, чтобы польская армия была окружена западнее Вислы или по обе стороны от нее.
Единственный выход для Польши заключался в том, чтобы выиграть время. Жесткая оборона могла быть организована, безусловно, только за линией Бобр – Нарев – Висла – Сан, причем на южном фланге возможно было выдвинуть оборонительные позиции до Дунайца, чтобы сохранить центральный промышленный район Польши между Вислой и Саном.
Прежде всего, было необходимо предотвратить охват войсками, наступавшими из Восточной Пруссии и Западной Словакии. Для этого следовало занять на севере линию Бобр – Нарев – Висла до крепости Модлин или Вышеграда. Она представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие русские укрепления, хотя они и устарели, представляли собой хорошие опорные пункты[49]. К тому же из Восточной Пруссии, если оттуда вообще можно было ожидать серьезного удара, могли наступать только сравнительно небольшие по численности немецкие танковые соединения.
