Она опоздала, выезд уже охраняли двое стражников. Одного, зеленоватого, с явной примесью орочей крови, звали Риерт, а второго, одноглазого… Кажется, Сатьян? Всё верно, несчастный пьяница понёс от капитана суровое, но вполне заслуженное наказание в виде почётного караула у ворот. Алесса выпрямила спину и, сделав лицо гномьим кирпичом, прогулочным шагом двинулась дальше.

– Добрый день, господа защитники! – сверкая белоснежными зубками, пропела южная кошка. – Караулим кого, али от капитана хоронимся?

Сатьян крякнул и запихал подальше в рукав предательски высветившееся бутылочное горло.

– Тебя карраулим, кррасавица! – пророкотал Риерт, поигрывая кустистыми бровями. Он искренне считал себя профессиональным дегустатором по части девичьей невинности.

– Вот, значит, как? И ворота тоже от меня охраняете? – пуще прежнего заулыбалась знахарка, соображая, что от страха потихоньку начинает дуреть.

– А ворота капитан с ночи не открывал, – пожал плечами Сатьян. – Шли б вы, госпожа ведунья, на площадь – там вам всё и рассусолят, да-а. Страшно в городе нонче стало, зверина к нам приблудилась…

– Сатьян! – шикнул-рыкнул полукровка. – Не велено ж рразговаривать!

– Зверина? – мгновенно подобралась знахарка. – Так Агафью загрызли?.. Эээ… К нам капитан с утра заходил.

– Задрали! – вздохнул, поморщившись, Сатьян. – Не ходили б вы сейчас в одиночку, как-никак, ведуний-то у нас только две… Жалко, да-а!

– Мне в лес надо! – заканючила знахарка. – Отварчик-то ваш от похмелья закончился! Вот, иголочек сосновых набрать хочу… Мучиться ведь будете, болезные!

– Нельзя в лес! Дождись капитана, кррасавица, он прроводит! – хохотнул Риерт.

Как Алесса ни уговаривала, стражники остались непоколебимы и тверды. Точнее, Риерту пришлось приструнить свою природную кобелимость и желание угодить женщине, а Сатьяну – подморозить душевную мягкость. Дело в том, что двумя часами ранее в караулке бушевал ураган «Берен Грайт», и даже заступник-капитан в этот раз перешёл на его сторону.

Через пятнадцать минут укоров и упрашиваний выяснилось, что ключа у стражников нет.

Алесса, плюясь и ругаясь, семенила вдоль стены обратно. Идиоты! Сразу не могли сказать, что ключа нет, или последний разум ворона поклевала? Она унижалась, выпрашивала, как паршивая мявка рыбий хвост клянчит, а всё бестолку?! По дороге ей никто не попался: взрослое население слушало на площади капитанские речи, а детишки хоронились по домам, сокрытые прочными стенами от острых зубов да заснеженными деревцами в палисадниках от любопытных глаз. Алессе последний факт был только на руку – улица из окон почти не просматривается, и знахарка решила рискнуть.

Городская стена высока – более четырёх саженей, да не маховых, а цельных мерных. Прыгнешь пантерой и повиснешь на кольях, как муха на иголке. А снимать кто будет? Капитан противный… Стащит вниз и – хррясь по шее! Вверх по ледяной коросте тоже особо не поползаешь, когти обдерёшь да сверзишься… Можно попробовать перекинуться частично. Наполовину изменённые когти далеко не так хороши, как настоящие кошачьи, но зато больше шансов перебраться через колья невредимой. Не лестницу же с караулки воровать?

Самым удачным местом для побега девушка признала задворки эртановой пивоварни. Длинное, высокое здание заслоняло часть стены от улиц, и никто не заметит отважную лазутчицу. Настораживало только одно – дверь пивоварни была слегка приоткрыта, и знахарка осторожно заглянула в помещение. Вдоль стен выстроились здоровенные бочонки с пивом, на высоких столешницах чередуются кувшины с суслом и жбаны с мёдом, под ними – пузатые ячменные мешки, в тёмном углу бесформенной тушей валяется бурый лохматый тулуп. И ни одной живой души.

– Эртан… Эртан! – тихий зов так и остался без отклика.

«Наверное, дверь забыл закрыть!» – решила Алесса и окинула ненавидящим взглядом сверкающие на солнце ледяные пики. Тонкие девичьи ноготки удлиннились, заострились и окрепли. Знахарка с размаху вонзила в дерево изогнутые когти правой руки, и чуть пониже – левой. Напрягла мышцы, подтянулась…

– Ты куда это собралась, а? – раздался звонкий насмешливый голос.

К счастью, Алесса не успела забраться высоко, иначе её пятой точке пришлось бы куда хуже, но заливистый дружный смех здорово ударил по кошачьему самолюбию. Знахарка обернулась и злобно сверкнула глазами на хохотушек. Ну, конечно, Берта да Лушка – две подруги-неразлучницы!

– Алесса, ты чего на стену кидаешься, белены, что ль, объелась? – пробасила луноликая Лукьяна.

– Да вот, Лушка, за снегом в лес пошла, да Бертин полюбовничек ворота запер, – посетовала знахарка.

Берта покраснела и уткнула нос в серенькую пуховую шаль, но Лукьяна, подбодрив подругу тычком под рёбра, весело поинтересовалась:

– Так ты, ведунья, зимой снега сыскать не можешь, ась?

– Могу! Да ведь я тебе водичку от прыщей на лесном настаиваю! Другой с таким выводком не справляется… Весна-то наступит, пойдёшь себе жениха приглядывать, да сызнова с прыщом на носу и останешься!

– Чаго?! Я тебя щас так распишу, что за кикимору примут! – трубно заревела Лукьяна и, подкатывая рукава к локтям, пошла на знахарку.

– Давай-давай! – вошла в раж Алесса. – Косу на воротник общиплю, зубы на ожерелье повыбью!

Она потихоньку пятилась к пивоварне, намереваясь хорошенько припечатать противницу носом о косяк. Страх уступил место боевому азарту, и даже осторожная пантера потирала мохнатые лапки. Дверь за алессиной спиной тихонько скрипнула, но девушка не обратила на это внимания.

– Ой, девоньки, может не на… – начала было Берта, и осеклась.

– Мама! – пискнула Лушка, округлив глаза и тыкая пальцем куда-то повыше знахаркиной головы.

– Думаешь, поверю?! – задорно выкрикнула Алесса. – Давай-давай, подходи, я легонько!

– Р-р-р?..

Алесса обернулась. Задирать голову пришлось очень долго… Затуманенные кровью глаза смотрели на неё сердито и как-то недоумённо.

– Мама… Тулупчик ожил…

Страж обвёл горожан взглядом, исполненным невыразимой печали и скорби. Он стоял на помосте посреди бушующей толпы, подобно рыбаку на утлом плотике, застигнутому в море непогодой. Когда жители услышали о гибели Агафьи, то многие радостно загомонили. Известие о воротах эффект произвело обратный.

– Как же так? Зачем запирать-то? Мы с жинкой всю зиму рук не покладали, кому ж теперь товар сбывать, ась? – по-бабьи жалостливо причитал горшечник Игнат, обнимая дородную «жинку» за туго обтянутые белой дублёнкой покатые плечи.

– А торговать с волками?! – пьяно орал Демьян. Сразу после опознания, он прямиком кинулся в церковь и поставил свечку за здравие «зверя», а потом там же на радостях напился. Теофан от возлияний отказался, и теперь был вынужден исполнять роль подпорки для валившегося с ног ростовщика.

– Так у нас по улицам зверюга хищная бродит, да? – послышался вкрадчивый насмешливый голос. – Кто ж её в город-то запустил?

«Чтоб тебя дятел за язык клюнул!» – подумал капитан, окидывая неприязненным взглядом неспешно ступающего к помосту Зосия. Мужчина относился к презренной когорте охотников-капканщиков, и с Виллем давно был на ножах. Последней каплей в чашу эльфийского терпения вылилось прошлогоднее приключение Алессы. Вилль так и не смог «повесить» на Зосия тот памятный капкан, и со злости провёл ревизию на задворках его дома, а затем долго распинал мужика при всём честном народе и потрясал перед браконьерским носом неучтёнными шкурками. На следующее утро обнаружил перед своей дверью ворону-висельницу. Впрочем, Зосий вновь остался безнаказанным – улика исчезла в необъятном желудке Симеона.

– Стражники за бутылку греться пустили! – беззлобно хохотнул пасечник, пихая в бок закадычного приятеля – мельника Мирона.

– То-то и оно, что пустили! – притворно вздохнул Зосий. – Проморгали, одним словом! Как же так, господин капитан, для зверья двери нараспашку держите, а своих не выпускаете? У меня договорённость на пушнину имеется, а торгашам и показать нечего!