Можно сказать им правду. Не всю правду, конечно.
– Я думаю о ней, – спокойно сообщил Алекс. – Уверен – никого из вас это не удивило.
Это была верная тактика, потому что они действительно не удивились. Все занялись рыбой и последующими переменами блюд. К десерту Алекс понял, что ему не терпится сбежать. Но увы! Отец пригласил его в кабинет выпить послеобеденную порцию портвейна. Выбора не было, пришлось подчиниться. К его удивлению, Джоул и кузен приглашения не удостоились и теперь наблюдали, как они с отцом уходят. Придется им пить портвейн где-нибудь в другом месте. С герцогом Беркли не поспоришь.
Подобное приглашение обычно означало перспективу получить хороший выговор. Однако, оглядываясь в недавнее прошлое, он не мог припомнить ничего такого – впрочем, может, он забыл какую-нибудь подробность, – что дало бы пищу отцовскому гневу.
Неизбежный портвейн был предложен и принят. Они сели в кресла в обшитой деревянными панелями комнате. Алекс – на привычном месте, в кожаном кресле перед роскошным письменным столом розового дерева. Отец занял место за столом, опустив сложенные руки на полированную столешницу. Он забыл про свой стакан, выражение его лица было непроницаемо.
– Что так беспокоит твою бабушку?
– Сэр? – Алекс хотел сделать вид, что не понимает.
Отец нахмурился:
– Я заметил, что она чем-то озабочена, и спросил, в чем причина. Она отвечала весьма уклончиво, однако признала, что тревожится. Сообщила, что ты помогаешь ей разобраться в «одном злополучном деле», так она выразилась. Надеюсь, ты объяснишь, что она имела в виду.
Вопрос отца поставил Алекса в неловкое положение, ведь он пообещал никому не сообщать подробностей. Он медленно заговорил:
– Бабушка попросила меня помочь вернуть кое-что принадлежащее, по ее мнению, нашей семье. Мне рассказали целую историю, однако, если честно, она и со мной не была откровенна.
– Какую историю?
Алекс нехотя признался:
– Про графа Хатауэя и сестру дедушки.
Лицо герцога окаменело. Не то чтобы это было очень заметно, просто губы сжались в нитку, скрипнули зубы. Отец откинулся на спинку кресла и стиснул руки.
– Ясно. Эту самую историю! Мой отец сделал все возможное, чтобы ее замять, и ты, очевидно, теперь знаешь почему. Мы ничего не хотим знать о семействе Паттон, однако я без малейших колебаний поверил бы, что кто-то из них затевает против нас очередную скверную игру.
Волосы цвета меда, огромные глаза того чистого синего оттенка, что напоминал ему цвет неба в ясный летний день, фарфоровая кожа… и многое другое, помимо внешней красоты. Ему все время вспоминалось, как Эмилия говорила с ним – ни заносчивости, ни фальши! Ее не касалась никакая скверна.
Он уже решил, что лучше всего держаться на расстоянии, но, к сожалению, не мог. Тайные прогулки рано утром были слишком соблазнительны. Если честно – он наслаждался ее обществом.
– Я никогда не слышал про Хатауэя ничего плохого. – Алекс рассеянно болтал жидкость в бокале, исподтишка внимательно наблюдая за отцом. – Он постоянно появляется в обществе, и я бы непременно услышал, если б он смошенничал в карты, или побил слугу, или еще что-нибудь подобное. Из того, что поведала мне бабушка, я понимаю причину твоей неприязни, однако…
– Какой неприязни? Я учился в Кембридже вместе с ним. Уже тогда я его ненавидел. Ненавижу и сейчас, если хочешь знать.
Скорее уж Алекс хотел знать, как улизнуть, чтобы поскорее встретиться с прекрасной дочерью графа! Вот в чем беда.
Ну нет, напомнил он себе. Беда, если он увлечется дочерью их врага всерьез. Всерьез?
– Но вы ненавидите человека или то, что он олицетворяет? Согласен, его отец унизил наше семейство. Но нынешний граф не имеет к этой истории никакого отношения, насколько мне известно. В ту пору он был ребенком, как и вы.
– Хатауэй вылеплен из того же теста, что и его нечестивый отец.
Судя по суровому тону отца, спорить было бесполезно. К тому же герцог был прав. Чем больше Алекс узнавал от Эмилии, тем сильнее крепло в нем убеждение, что Хатауэй не был образцовым родителем. Воздержавшись от комментариев, Алекс молча допил свой портвейн.
– И что же предположительно украл у нас этот мерзавец? И почему меня не уведомили раньше, чтобы я мог обратиться в магистратский суд? – сухо поинтересовался отец.
Без сомнения, предав виновника надлежащей анафеме!
Алекс объяснил:
– Хатауэй ничего не крал. Просто у него хранится вещь, которую бабушка хотела бы с моей помощью вернуть. Вещь, которая принадлежит нам и которая попала к его отцу. Бабушка предполагает, что он просто получил ее вместе с титулом, когда умер предыдущий граф.
– Надеюсь, распутник с тех пор наслаждается климатом пожарче, чем на этом свете. – Отец наконец поднял бокал и сделал хороший глоток.
– И это, – сказал со вздохом Алекс, – задача не из легких, потому что бабушка так и не сказала, почему это так важно! Надо, и все тут. Поэтому предполагается, что я должен обшарить дом графа в поисках маленькой вещицы да уповать, что в случае если меня привлекут к магистратскому суду, вы употребите свое влияние и качнете чашу весов, чтобы меня не упекли в Ньюгейт. Я некоторое время сидел во французской тюрьме и искренне считаю, что одного раза с меня достаточно.
– Я знаю про плен. – Отец сжал в пальцах ножку бокала, устремив на Алекса тяжелый взгляд. – Веллингтон мне писал. Он сообщал также, что на службе у него ты проявил себя умелым командиром.
Одобрял он его или, напротив, осуждал за то, что попал в плен? Алекс этого не понимал. И никогда не умел понять отца – ни сейчас, ни в детстве. У него лицо, точно у каменной статуи, цинично усмехнулся он про себя. Отца невозможно смутить, даже перспективой нарушить закон.
– Уж если я ему служил на совесть, представьте, на что я готов ради бабушки! Солгать, украсть или что похуже, – любезно сообщил Алекс, поднося бокал к губам. – Надеюсь, однако, до этого не дойдет, но если понадобится, будь что будет. Война учит смотреть на вещи по-новому.
– Полагаю, что так. Ты сумел сбежать в первый раз и, надеюсь, научился не попадаться впредь. Меня вдохновляет эта мысль, и я полагаю, что ты справишься с задачей как можно скорее и сохранишь тайну.
Ни дать ни взять приказ короля! И прочь неприятные соображения!
Алекс допил вино и встал:
– Постараюсь, сэр.
Глава 10
Было очень трудно усидеть на месте во время концерта, отчасти потому что, по мнению Эмилии, пианист играл из рук вон плохо, но главное – она была как на иголках, то и дело бросая украдкой взгляды на дверь, ожидая прихода Алекса.
Придет ли он? Ей стоило немалых треволнений отправить ему записку. Но она была в такой растерянности – что же ей делать? Может быть, она встретит его на утренней прогулке в парке, но, к ее разочарованию, они встречались не каждый день. А мысль, что придется ждать, чтобы обсудить с ним интереснейший поворот событий, казалась ей невыносимой.
Теперь, когда она познакомилась с Алексом Сент-Джеймсом, Лондон больше не казался ей столь унылым и тягостным местом. Совсем наоборот!
Она поправила перчатку на руке, надеясь, что со стороны кажется вполне безмятежной: сидит себе, сложив руки на коленях! Погода была то теплой и солнечной, то прохладной и дождливой, но не настолько прохладной, чтобы причинить ей неприятности. Поэтому сейчас она была благодарна небесам, что может сидеть у открытого настежь окна в гостиной дома Моррисонов и наслаждаться ночным воздухом. И еще она очень обрадовалась, когда сокрушительный нестройный аккорд возвестил об окончании пьесы. Публика вежливо зааплодировала.
По крайней мере концерт был окончен.
Сначала послышался шепоток, легкое усиление шума, когда слушатели обменивались мнениями после концерта, и сначала она не обратила на него внимания. Шум усилился, и Эмилия оглянулась на дверь, тем временем поднимаясь со стула. Рядом с ней тетя Софи щелчком раскрыла веер и прошептала: