Слово «заставить» особенно резало слух, хотя София сомневалась, что Эмилию вообще можно заставить что-нибудь сделать. От матери она унаследовала не только золотистые волосы и красоту, но и ее характер.

– К чему такая спешка? Сезон едва начался, – возразила София, не сводя глаз с площадки для танцев, где как раз в этот момент ее племянница, ослепительно прекрасная в зеленоватого цвета платье, столь идущего к сияющим янтарным волосам, кружила в вальсе в объятиях красивого молодого человека, сына одной из ее подруг. – Уверена, лорд Уэстхоп видится вам подходящей партией. Но мнение Эмилии – вот что самое важное.

Самой Софии Уэстхоп казался скучным, как пресная лепешка. Несомненно, из него получился бы муж того сорта, что бесконечно рассуждают об охоте, голосуют заодно с парламентским большинством и предпочитают проводить время с друзьями, а не с женой, поскольку она уже есть и никуда не денется. Подозревала она за ним и самый страшный грех – что он скучен в постели.

Разумеется, хороший брак основывается не только на том, насколько муж искушен в любовных утехах, однако София была уверена, что мужчине непростительно быть плохим любовником, по крайней мере на ее эмансипированный взгляд. Разумеется, вслух бы она этого не сказала – это очень неделикатно!

– Важно, – веско сказал Стивен, – чтобы она была хорошо устроена и чтобы о ней заботился человек, который относился бы к ней с уважением. Я даже поведал графу о том, что у нее неладно со здоровьем, и его это не отпугнуло.

– Как великодушно с его стороны, – резко ответила София.

– Я так и подумал.

Кажется, ее зять был готов защищаться?

– Я согласна, что Эмилии нужен человек, способный оценить ее живой ум, разделить любовь к литературе, который восхищался бы не только ее наружностью, но и красотой ее души. – София прислушалась к раскатам музыки и увидела, как Эмилия смеется чему-то, что сказал ей партнер. Как грациозны были ее движения! Жаль, ей нельзя много танцевать! – Но, боюсь, только не Уэстхоп.

– Почему не он? – раздраженно спросил Стивен. – Пора покончить с этим делом. В доме некуда деваться от цветов и явившихся с визитом поклонников. Я провожу вечера на скучнейших мероприятиях вроде сегодняшнего, вместо того чтобы приятно провести время в клубе или за карточным столом…

– Милорд, она ваша дочь, и, что для меня еще важнее, она дочь Сары. Я хочу видеть ее счастливой.

Он тотчас же замолчал. София знала – он любит Эмилию, да только не умеет этого выразить. Эта спешка с замужеством указывала скорее на то, что его очень тяготит роль отца; которую пришлось наконец играть. Раньше Эмилия была заперта в стенах загородного дома, где о ней заботилась гувернантка. Теперь дочь превратилась в женщину, и нужно было как-то общаться с ней. Дело осложнялось и внешним сходством Эмилии с матерью. Может быть, это будило в нем воспоминания о ее смерти, а это событие, как подозревала София, он до сих пор отказывался принимать – на эмоциональном уровне. Он потерял разом и жену, и сына. Поэтому не приезжал в тот дом, где это случилось. Красноречивая деталь.

– И Уэстхоп не подходит на эту роль? – тихо спросил он.

– Нет.

– Вы уверены?

Она спрятала улыбку, слыша его смиренный тон.

– Боюсь, вас это разочарует, однако, да, я уверена.

Он, казалось, почувствовал себя оскорбленным, но София понимала – она только что задела болезненную струну в его душе. Он сухо сказал:

– Вам меня не понять, София.

– Разумеется.

Грубовато, но он по крайней мере был из тех мужчин, что могли признать поражение. Наскоро изобретя какой-то предлог, он отошел.

– Ну и что же вас так развеселило?

Обернувшись на толпу разодетых гостей, она увидела, что к ней направляется Ричард. Оркестр почти заглушил его слова. Она ответила:

– Я только что развеяла в прах надежды Хатауэя выдать Эмилию замуж за Уэстхопа. Теперь он несколько обижен, но это пройдет.

– Вы, дорогая, как никто, умеете повергнуть в прах мужские надежды. – Взяв ее руку, Ричард поднес ее к губам – к ее восторгу, он, кажется, обожал это делать. Потом добавил: – И я нахожу этот ваш талант очаровательным.

– Большинство мужчин так не сказали бы.

– Я не большинство.

Конечно, нет. Оркестр перестал играть, и Ричард отпустил ее руку. Она сказала:

– Сент-Джеймса здесь нет.

– Разве это плохо? Я думал, вы хотите оградить племянницу от его недостойного общества.

– Сначала – да. – Ей вспомнился вечер концерта. Было что-то трогательное в том, как он, едва войдя в гостиную, сразу нашел взглядом Эмилию. София начинала думать, что этот человек гораздо глубже и содержательнее, чем ей сперва казалось. – А теперь я в растерянности. Вы говорили с ним?

– Да, вроде того.

– И что? – Она сверлила Ричарда требовательным взглядом. – Что значит «вроде того»?

Ричард только улыбнулся в своей спокойной манере, как умел улыбаться только он.

– Дражайшая София, вряд ли я мог бы подойти к нему и напрямик спросить, что он затевает насчет Эмилии. Я встретил его несколько дней назад, когда мы оба играли в карты в одном и том же салоне. А потом исхитрился сесть рядом, когда за его столом освободилось место. Он мне нравится. Хорошо играет! По-крупному, но не перебирает.

– Как мужчина играет в карты… – начала было София, но Ричард не дал ей закончить.

– Рассказывает о нем очень многое, – сообщил он. – Сент-Джеймс не вопит от восторга, когда выигрывает, и не впадает в мрачность в случае проигрыша. В своем чувстве юмора он не опускается до непристойностей. Вообще не говорит о женщинах, даже тогда, когда другие начинают хвастать! Ни о прошлых увлечениях, ни о нынешних – к сожалению. Значит, он неболтлив и умеет быть деликатным. Вынужден заметить, как раз это нам сейчас не на руку.

«Нам». Выразительное слово, но, на взгляд Софии, она сама и Ричард еще не объединились в слове «мы».

– Скрытный повеса. Как некстати, – пробормотала она, наблюдая, как Эмилия садится, пропуская следующий тур, рядом с молодыми девушками. Эти девушки, «желтофиоли», как их называли, были из тех, кто не пользовался успехом у мужчин, и не потому, что были некрасивы, а из-за чрезмерной застенчивости. Одна из них, юная леди Элизабет Доде, была особенно дружна с ее племянницей, и сейчас девушки сидели и что-то обсуждали с видом заговорщиц.

– Как некстати, что он джентльмен, – Ричард усмехнулся.

– Ничего смешного. Ведь мы говорим об Эмилии.

– Знаю, – мягко согласился он. – Она вам как дочь, вы обожаете ее и мечтаете видеть счастливой. Если Сент-Джеймс – необходимое условие для счастья Эмилии, и он, и она очень скоро это поймут. Не в ваших силах помочь этому случиться, София. И домешать, боюсь, вы не сможете также.

Она бросила на него косой взгляд:

– Вы, к сожалению, правы. Впрочем, это не облегчает дело.

– Мы сделаем все, что сможем. А сейчас потанцуйте со мной. В тот вечер вы исчезли, так и не дав мне шанса опрокинуть ваш тюрбан на пол на глазах изумленной публики. – Ричард протянул ей руку. – Думаю, вы должны мне тур вальса, раз обещали.

Протянутая рука искушала. К тому же он был отличным танцором. И никогда не жаловался, если она вдруг сбивалась на ведущую роль – со всеми вытекающими неуклюжими последствиями.

– Мой тюрбан и вправду оказался не слишком удачным, – призналась она. – И не будьте ко мне слишком снисходительны. Даже я иногда ошибаюсь в том, что касается моды.

– Вы всегда выглядите божественно, дорогая София. – Его глаза весело блестели. – А теперь потанцуем наконец?

Она протанцевала три танца подряд.

И теперь, черт возьми, он встревожился. Как будто он имел право считать ее вальсы, будто страж, которому поручено опекать эту девицу! Алекс хлебнул тепловатого шампанского, не сводя задумчивого взгляда с кружащихся в вихре танца пар. Ей не следует этого делать.

Но какое его дело, черт возьми?

Пропади все пропадом!