Хэл остановился перед здоровенным деревянным ящиком, неприятно похожим на гроб, ибо он был слишком искусно изукрашен, чтобы служить просто для хранения вещей.

— Зачем ему понадобился в мастерской гроб? — поинтересовалась Надира.

— Надеюсь, вы не думаете, что он там лежит? — заметил я.

— Давайте посмотрим, — сказал Хэл. — Может, он нам скажет, где его сокровища.

Мне не хотелось, чтобы он открывал гроб; на сегодня я уже досыта налюбовался на мертвецов.

— Запоров нет, — отметил Хэл и откинул прикрепленную на петлях крышку.

Увидев, что гроб пуст, он выругался. Я вздохнул с облегчением.

— Он, должно быть, рассчитан на очень крупного человека, — отметила Кейт.

— Или на двоих, — добавил я.

О более просторном гробе нельзя было даже и мечтать. Он был обит красным шелком и выглядел заманчиво удобным.

— А это для чего? — спросил я, поскольку на внутренней стороне крышки, неподалеку от того места, где должна была оказаться голова покойника, находилось множество всяких механических штук.

«Устройство для подачи сигналов из могилы», — прочитал Хэл на очередной полезной табличке Грюнеля.

— Это кем же надо быть, чтобы изобретать такое? — сказал я.

— Судя по тому, что я читала, он был не вполне нормален, — объяснила Кейт. — У него был навязчивый страх оказаться похороненным заживо. У этого есть какое-то научное название, но я забыла.

— Думаю, я понял, что это такое. — Я кивнул на длинное тонкое сверло. — Этим можно просверлить отверстие. Наверно, его можно вращать с помощью вот этих ручек, и так до тех пор, пока не пробуравишь землю до самого верха.

— И посмотрите, — добавила Кейт, — вот раздвижная дыхательная трубка, которую можно просунуть в это отверстие. И тогда не задохнешься.

— И перископ! — указал я. — Чтобы не пропустить ничего интересного.

— Есть даже небольшая сирена, чтобы подать сигнал! — восхищенно сказала Надира.

— Надеюсь, достаточно громкий, — заметила Кейт.

Я дотянулся и сжал резиновую грушу.

Пронзительный рев заставил нас всех подскочить.

В ушах у меня зазвенело. По просторам грузового отсека пошло перекатываться эхо.

Дорье сурово посмотрел на меня.

— Если здесь можно было пробудить нечто ото сна, то это сделано.

— Да, — сказал Хэл, — я уверен, что эта могильная сирена помогла бы старику Грюнелю. Конечно, она может пригодиться лишь при условии, что родня действительно опечалена вашей смертью. Могу себе представить и такую картинку: «Ну, слава богу, наконец-то мы избавились от этой старой коровы! Тууу тууу!Что это за звуки? Кажется, это из её могилы! Тууу тууу!Что ж, пошли по домам, пожалуй?»

Я улыбнулся, но смеяться не стал: достаточно было того, что это сделала Кейт, а мне невыносимо было слышать её смех, адресованный Хэлу. Ему же ужасно понравилась собственная шутка, и, пока мы продолжали обследовать мастерскую, он время от времени издавал громкое тууу тууу!

— Что такое френология? — спросила Надира, вглядываясь в табличку на очередном странном приспособлении. Это было что-то вроде будки без боковых стенок с табуреткой внутри; прямо над головой находилось нечто, больше всего похожее на гигантского механического паука. У паука было множество суставчатых ног, заканчивающихся штангенциркулями.

— Френология? — переспросила Кейт, подходя поближе. — Это изучение формы головы человека. Некоторые считают, что все эти шишки и наросты говорят очень о многом.

— Например?

— Ну, интеллект, потенциальные возможности добиться успеха, бесстрашие, скрытность, верность и так далее.

Я потрогал пальцем острые концы штангенциркуля.

— Не хотел бы я, чтобы мою голову измеряли такими штуками.

— Не сомневаюсь, — саркастично бросила Кейт.

— Хватит с меня этих игрушек господина Грюнеля, — заявил Хэл. — Пошли дальше. Не думаю, что мы найдем здесь что-нибудь ценное.

— А это? — Я кивнул на огромное подобие телескопа в дальнем углу.

Мы подобрались поближе. Высокие изогнутые окна вдоль наружного борта совершенно заледенели, но, хотя сквозь стекла и не было ничего видно, они пропускали достаточно дневного света, так что мы смогли выключить фонари, чтобы поберечь батарейки.

Механизм Грюнеля возвышался над нами футов на двадцать. Наверху вокруг него шел помост, с пола мастерской туда вели металлические винтовые лесенки. Основание сооружения напоминало огромный паровой котел, с путаницей медных трубок, множеством красных кранов и всяких приборов. От верхушки под углом отходил здоровенный металлический цилиндр, упирающийся в корпус корабля и выведенный наружу через специальное окно. Конструкция словно вглядывалась в небо, но при этом ни с кем не делилась своими наблюдениями, поскольку нигде не было ничего похожего на окуляры.

В отличие от прочих, на этом сооружении этикетки не было.

— Никогда не видела ничего подобного, — сказала Кейт.

— И я тоже, — заметил Дорье.

— Раз непонятно, что это, так и бог с ним, — бросил Хэл.

— Вы же знаете, он был великим изобретателем, — обратилась к нему Кейт. — Это может быть что-то замечательное.

— Пятьдесят долларов у сборщика металлолома, — фыркнул тот, уже отходя прочь.

Я надеялся, что Кейт отметила дурацкое поведение Хэла. Конечно же, теперь она должна понять, что, несмотря на всю свою учтивость, Хэл не разделяет её энтузиазма насчет высокой науки. В таком настроении, как сейчас, он вполне способен заявить, что из «Моны Лизы» получится неплохая мишень для метания дротиков.

Но я понимал также, что он прав. Мы не сможем забрать эту штуку с собой, поэтому нет никакого смысла тратить время и ломать над ней голову. Мы ищем нечто другое, холодное и конкретное: золото. Я уже повернулся уходить вслед за Хэлом, потом остановился и оглянулся на длинный ряд окон от пола до потолка.

Теперь, когда мы были так близко от них, я понял, что они не вделаны в корпус корабля, а отстоят от него на несколько футов вглубь помещения. Я шагнул к окну и, процарапав глазок в толстом слое льда, прильнул к нему.

Видно было совсем немного, но я сумел разглядеть помещение, явно расположенное между окнами и бортом, в котором, в свою очередь, тоже находятся окна из армированного стекла от пола до потолка. Помещение было неглубоким, не больше шести футов, но уходило в обе стороны за пределы видимости, и потолок его я тоже не мог разглядеть. Что там на полу, сказать было трудно, таким толстым слоем льда и инея он был покрыт. Я мельком заметил несколько длинных прядей чего-то похожего на полусгнившие кукурузные стебли или, может, на сброшенную змеиную кожу. Потом глаза мои остановились на каком-то маленьком белом предмете, вмерзшем в лёд. Это явно было похоже на клюв.

Что-то проплыло мимо не дальше чем в дюйме от стекла, и я потрясённо отпрянул.

Щупальца, точнее, самые их кончики медленно скрылись из виду.

— Хэл! — позвал я.

Спустя мгновение все были у окна, сколупывая с него лёд. Вместе мы быстро расчистили достаточно широкое смотровое окошко. И замерли.

— Это виварий, — выдохнула Кейт.

— Что? — переспросила Надира.

— Вроде террариума. Место, где можно содержать живые экспонаты в их естественной среде.

— Великий боже, — вымолвил Хэл.

В воздухе покачивались четыре аэрозона. Я не сразу понял, что они все мертвы. Их щупальца были неподвижны; прозрачные мантии не колыхались и не сокращались. Мешки их кальмарьих тел опали, и всё же в них сохранилось достаточно подъемного газа, чтобы они продолжали летать. Три экземпляра бесцельно болтались в воздухе, а четвертый, самый крупный, свисал с потолка, словно пучок каких-то странных ремней. Два из его щупалец были вдеты в толстые резиновые рукава, оканчивающиеся проводами, исчезавшими в обледенелом полу вивария.

— Он, наверно, изучал их, — сказала Кейт. — Это ведь восхитительные существа.

— Это убийцы, — резко бросил Хэл. — И если я когда-нибудь увижу такую тварь живьем, я всажу ей пулю в сердце.