— Это больше не человек, — резко ответил Хэл. — Это кусок льда. И он оказался на нашем пути. Торчать на корпусе корабля опасно. А «воронье гнездо» должно быть свободно для прохода и выноса грузов. Это наш основной путь.

— Каждый заслуживает достойного погребения, — сказала Кейт.

— Мы могли спустить его по трапу, — добавил я.

— Возможно, если бы начисто оторвали ему руки. А это время, которое я не намерен был терять. А теперь, вы все, кончайте сентиментальную болтовню и берегите дыхание.

— Хэл прав, — произнесла Надира. — Проход надо было освободить.

Я бросил взгляд на Дорье, рассчитывая на его поддержку, но он ничего не сказал. Он либо был согласен с Хэлом, либо слишком лоялен, чтобы критиковать своего капитана перед чужаками. Я осмотрелся в неярком свете фонаря. По обе стороны мостика вздымались колеблющиеся стены газовых отсеков, сверкая инеем и образуя подобие каньона. Мы стояли на осевом мостике, эксплуатационном проходе, проложенном посредине корабля от носа до кормы. Там, куда не доставал луч фонарика Хэла, коридор уходил во тьму, и я кожей ощущал, как огромен этот корабль и сколько невидимых помещений таится в нем.

— Туда, — сказал Хэл, начиная спускаться по следующему трапу. — На килевой мостик.

Может, из-за деревянных судовых шпангоутов или из-за десантного костюма и кислородных баллонов за спиной, но с каждым медленным, осторожным шагом я всё больше чувствовал себя погружающимся в морские глубины водолазом. И воздух вокруг был холодным и тяжелым, как арктические воды.

— Включите фонари, — велел Хэл, когда мы все собрались внизу.

Я зажег свой фонарик. Я мог ожидать чего угодно, только не того зрелища, что предстало нам. Мы словно оказались внутри затонувшего корабля, замерзшего на дне океана. Все танки и трубопроводы наверху полопались, и самые разные жидкости — вода, топливо, смазочные вещества — вытекли и застыли. Над головой свисали огромные маслянистые сталактиты, переливаясь фантасмагорическими радугами в лучах наших фонарей. Стены, балки и тросы были в потеках льда, пурпурного, оранжевого и кроваво-красного, похожих на странные кораллы и актинии. Топливо Аруба, застыв, сделалось изумрудно-зеленым и образовало причудливые спирали, арки и контрфорсы, словно здесь потрудилась целая армия искусных мастеров — эльфов.

— Сначала командная рубка, — сказал Хэл, совершенно равнодушный к окружающей его неземной красоте.

Он осторожно двинулся вперед. Дорье, как я заметил, умело составлял на ходу план корабля. Мы притормозили лишь для того, чтобы открыть двери нескольких кают членов команды. В двух мой фонарь высветил темные холмики — тела матросов, замерзших в собственных койках. Они были похожи на те мумии, что нашли в погибших после извержения Везувия Помпеях.

— Хотел бы и я так умереть, — заметил Хэл. — Во сне.

Что бы ни погубило «Гиперион» сорок лет назад, это случилось быстро и ночью.

Мы спустились по обледеневшему трапу в командную рубку.

Высокие окна были покрыты густым слоем инея, но всё же пропускали достаточно света, и мы смогли погасить фонари. Целые застывшие водопады воды стекали по стенам и стеклам. С потолка свисали сосульки. Несколько членов экипажа скорчившись лежали на полу, их тела вмерзли в лед. Капитан, на голове которого всё еще держалась фуражка, примостился на табурете возле рулевого колеса, навалившись на него всем телом. Кисти его сжимали рукояти, но я видел, что они не соединяются больше с запястьями. Они оторвались уже давным-давно.

— Что же с ними всеми случилось? — вслух размышляла Кейт.

На самом деле, ужасно было видеть всех этих мертвых людей, и мой разум вдруг сделался очень практичным и начал думать о них как о предметах, иначе я не смог бы спокойно смотреть на них.

Капитан внезапно дернулся, и я вскрикнул, но это всего лишь повернулось рулевое колесо и толкнуло его окостеневшее тело.

— Это хорошая новость, — отметил Дорье, глядя на вращающийся штурвал.

— Привод руля всё еще работает, — подхватил я, радуясь, что могу сосредоточиться на чем-то конкретном.

— По крайней мере, мы можем управлять им, — сказал Хэл. — Мы больше не будем всецело зависеть от милости ветров. Я сказал Янгбу, что мы, если сумеем, положим «Гиперион» в дрейф. Это даст нам возможность без помех заняться спасением имущества.

— Что значит «положить в дрейф»? — спросила Надира.

— Развернуть корабль по ветру, — объяснил я, — и закрепить руль, чтобы удерживать его на неизменном курсе. — Даже мощности оставшихся четырех двигателей «Саги» хватит, чтобы удержать «Гиперион» под ударами попутного ветра.

Хэл и Дорье бесцеремонно подхватили тело капитана, сдернули его с табурета и прислонили к стене. Хэл взялся за штурвал.

— Посмотрим, как он ходит.

Сорок лет одни лишь ветра управляли «Гиперионом». Теперь он снова обрел рулевого. Очень медленно Слейтер начал вращать штурвал.

— Корабль поворачивает, — сказал я.

Понимая, что Янгбу, оставшийся на «Сагарматхе», должен вторить всем его движениям, Хэл разворачивал «Гиперион» постепенно.

— Вот так нормально. Давайте привяжем его, — сказал он.

Дорье достал из своего рюкзака два мотка веревки, и мы с ним вдвоем закрепили рулевое колесо. «Гиперион» колыхался на ветру, пытаясь повернуться, но руль, которому помогали мощные моторы висящего над головой «Сагарматхи», удерживал его. Нас всё-таки потихоньку сносило, но мы больше не скакали по небу, будто дельфины.

— Теперь гораздо лучше, — отметила Кейт.

Судовые часы остановились в 23.48. Я взглянул на альтиметр: его стеклянный колпак треснул, стрелка застыла на 19 625 футах.

— Они поднялись слишком высоко, — сказал я. — Вот что убило их всех. Это был не мятеж. И не пираты. Все спокойно несли вахту или спали.

— Нет, — возразил Хэл. — Такая высота ещё не смертельна.

— Смертельна, если подняться слишком быстро.

— С чего бы им это делать? — фыркнул Хэл.

— Может, попали в восходящий воздушный поток. Я видел такое на «Бродяге». Если их разом забросило с двух тысяч футов на двадцать тысяч, это могло погубить их.

— Ты имеешь в виду, они замерзли насмерть? — спросила Надира.

— Нет, — ответил я, — они задохнулись задолго до этого. При таком стремительном подъеме у них из легких весь воздух будто выкачали. Они потеряли сознание. Вот почему все на полу. Только капитан сумел чуть-чуть продержаться.

Дорье молча кивнул, соглашаясь.

— Что ж, во всяком случае, эта теория нам подходит, — сказал Хэл. — Надеюсь, что вы правы. Если на корабль не нападали пираты, значит, мы будем первыми, кто опустошит его трюмы. Давайте двигаться.

Командную рубку наполнил звук, ужасно похожий на чей-то шепот.

Мы все оцепенели. Мои глаза метались по телам на полу, я почти ждал, что они сейчас зашевелятся и с треском высвободятся из ледяного плена. Хэл, с невесть откуда взявшимся пистолетом в руке, крутнулся к трапу, который был единственным входом и выходом в рубке. Ни на его ступенях, ни выше, возле люка, никого не было.

— Кто здесь? — крикнул Слейтер.

— Вороньееегнеззззз… — донесся ответ.

На этот раз я уловил, откуда шел звук, и вскрикнул, указывая остальным. Загробный шепот раздавался из обледеневшей решетки на стене рубки. Это был выход переговорной трубы с «вороньим гнездом». Спину мою словно обдало жаром. Я представил себе впередсмотрящего, поднимающего трубку к замерзшим губам, выдавливающего последний шепот из заледеневшего горла. Мы безмолвно уставились на решетку.

— … ессссссссссс, — прошептал голос, и теперь это было не что иное, как шорох мертвого воздуха в переговорной трубе.

— Это просто ветер, — сказала Кейт. — А слышатся голоса.

— Очевидно, — согласился Хэл.

Мы все прочищали горло и коротко, сухо посмеивались и всячески старались показать, что не придаем происшедшему особого значения.

— Вы захватили пистолет, — сказал я Хэлу.

— Всего лишь инструмент для ведения переговоров, — ответил он. — Никогда не знаешь, кто ещё может вдруг объявиться и заявить о своих правах на награду за спасение.