— Круз, идите к нам, — позвал он. — Я загонял вас сегодня, как раба на галерах. Сделайте передышку!
Я не мог удрать, не показавшись невежливым или надутым, так что я вернулся в салон вместе с Надирой и сел.
— Как поживаете, мисс Симпкинс? — поинтересовался я.
— У меня вся кожа шелушится, — запричитала она, — от этой ужасной сухости!
С каждым часом воздух становился всё более разреженным и холодным. Когда я смотрел последний раз, температура за бортом была почти минус двадцать три. А вместе с холодом пришла ужасная, как в пустыне, сухость.
— А как же все ваши увлажняющие кремы? — спросила Кейт. — Я слышу, как вы мажетесь ими всю ночь напролет. — Она изобразила звук поспешно отворачиваемой крышки.
— Только когда мне случается проснуться, — оправдывалась мисс Симпкинс.
— Я думала, после такого их количества ваша кожа уже должна была стать мягкой, как ладони лодыря.
— Но от кремов всё равно мало толку, — сказала мисс Симпкинс. — Только взгляните на мои руки!
Кейт не поленилась подойти и посмотреть.
— Боже, да они у вас как у мумии! — серьезно заявила она.
Мисс Симпкинс оскорблённо отдернула руку.
Я ни за что не признался бы в этом после нытья мисс Симпкинс, но я тоже страдал от сухости. Кожа на руках вокруг больших пальцев потрескалась, и это оказалось на удивление болезненно. Глаза немного жгло, и локти зудели, особенно по ночам.
— На таких высотах чертовски сухо, мисс Симпкинс, — сказал Хэл. — Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Пейте побольше воды. И что ещё важнее, старайтесь двигаться. Я знаю, что вы все сейчас чувствуете апатию из-за недостатка кислорода, но акклиматизация пойдет быстрее, если вы будете сохранять активность.
— Максимум, на что я способна, — без одышки пройти по каюте, — пожаловалась мисс Симпкинс.
— Постарайтесь делать по меньшей мере две прогулки в день, не менее двадцати минут каждая. Не позволяйте слабости овладеть вами. В этом путешествии наш главный соперник — само небо.
Мисс Симпкинс, заметил я, начала сухо подкашливать, а Кейт и Надира несколько раз жаловались на головную боль. Танцев больше не будет. Вчера утром, когда мы миновали высоту в четырнадцать тысяч футов, я задохнулся после подъема по трапу в «воронье гнездо». Сердце билось чаще и сильнее, чем обычно. На протяжении всего дня время от времени начинала кружиться голова. Ночью я спал урывками. Но, проснувшись утром, снова почувствовал себя как всегда, хотя подъем продолжался. Похоже, мой организм акклиматизировался на этой высоте, и я вздохнул с облегчением.
— А вы, вообще-то, чувствуете нехватку воздуха? — спросила Кейт Хэла.
— Я к ней привык. — Он небрежно махнул рукой. — Мне надо было родиться шерпом. Две ли тысячи футов, двадцать ли тысяч — не имеет значения для меня. — И словно чтобы доказать это, добавил: — Знаете, я бы, пожалуй, выкурил сигару.
— О, стоит ли? — запротестовала мисс Симпкинс, кашлянув.
— Боюсь, что да, мисс Симпкинс. Сигару, Круз?
— Да, благодарю, — ответил я.
— Мэтт, в самом деле, — вмешалась Кейт, — ты же не куришь.
— Ты просто никогда не видела. — Я изобразил нечто похожее, как я надеялся, на игривое подмигивание.
— Молодец, — одобрил Хэл, срезая кончик и протягивая мне сигару.
С того момента, как я начал работать в экипаже, я заметил, что Хэл почти перестал называть меня «дружище» или «приятель». Я, в свою очередь, начал звать его Хэлом, хоть он и не предлагал мне. Если Кейт называет его Хэлом, я тоже отказываюсь именовать его мистером и изображать школяра перед учителем.
Я полагал, что он доволен моей работой, и Дорье говорил мне, что на Хэла произвело впечатление, как я помог спасти Ками Шерпа. Конечно, мне он сказал только: «Молодец, Круз». Как бы сильно он ни раздражал меня, я не мог не видеть, что он хороший капитан и настоящий лидер. И он вкладывал во всё это столько энергии! Должен признаться, он мне очень нравился. И в то же время я ненавидел его. Потому что он хоть, кажется, и стал ценить меня несколько больше, это не мешало ему флиртовать с Кейт.
Я устроил целый спектакль, поворачивая сигару так и этак и оценивающе обнюхивая её, чтобы увидеть, как Хэл будет её раскуривать. Потом я зажег свою и уселся с удовлетворенным вздохом. Кейт, конечно, была права, я никогда в жизни не курил сигар. Сигареты однажды пробовал, и мне не понравилось. Сигара оказалась ещё хуже. Считаные мгновения спустя у меня уже было такое ощущение, будто во рту скунс нагадил, а потом — точно этот самый скунс решил повеселиться с целой компанией друзей и остаться там на всю ночь.
Я гадал, как долго это будет продолжаться, но одновременно и был горд от сознания того, что у меня в пальцах зажата сигара, и надеялся, что выгляжу ужасно изысканно.
— Леди? — спросил Хэл, шутливо предлагая им шкатулку для сигар.
К моему изумлению, Надира поднялась и взяла одну. Она взяла и зажигалку Хэла, высекла огонь и закурила. Мисс Симпкинс с ужасом наблюдала за ней. Мы с Хэлом смотрели словно загипнотизированные. Надира задумчиво затянулась несколько раз, потом выдохнула целую серию аккуратных дымных колечек.
— Мне, наверное, сейчас сделается дурно, — пискнула мисс Симпкинс.
— Вы давно курите? — с живым интересом осведомилась Кейт.
— Мм, — буркнула Надира.
— Это… так принято?
— Вы имеете в виду — у цыган? — сказала Надира. — Нет. Просто мужчины порой находят это забавным. Хотите затянуться?
— Да, — заявила Кейт после мгновенного колебания.
— Кейт, нет! — воскликнула мисс Симпкинс. — Что скажет ваша матушка?
— Сначала надо, чтобы кто-нибудь рассказал ей, — ответила Кейт. Она взяла у Надиры сигару и сделала затяжку. Передернулась.
— Знаете, а мне даже нравится.
— Нет, не нравится, — возразила Надира.
— Очень интересный вкус, — храбро заявила Кейт, снова втягивая дым.
— Отдайте, пока вам не стало плохо, — велела Надира.
Кейт вернула ей сигару.
— Занятно, — заметил Хэл.
Я заметил, что щеки Кейт слегка позеленели.
— Прошу прощения, — извинилась она, поспешно вставая и покидая салон.
Я поднялся, чтобы пойти следом, но мисс Симпкинс остановила меня.
— Я позабочусь о ней. Какая глупость, право же!
Когда она выбежала следом за Кейт, Хэл заговорщицки подмигнул мне и Надире.
— Сигары лучше оставить бродягам вроде нас, верно?
Мы откинулись в креслах, трудная дневная работа была позади, и мы вдруг почувствовали, что все мы ровня. Хэл выдохнул и запел:
А ну, подходите, кто в небе служил.
Эй! Хэй! Наливай полней!
Я вам расскажу, как я жизнь прожил.
Чтоб мне лопнуть, лей, не жалей!
Он выжидательно глянул на меня. Я отлично знал слова этой матросской песенки и был рад возможности отложить сигару, поэтому продолжил:
На воздушный корабль я юнгой попал.
Эй! Хэй! Наливай полней!
И всю свою молодость небу отдал.
Чтоб мне лопнуть, лей, не жалей!
Хэл одобрительно кивнул мне, и мы вдвоем с энтузиазмом взялись за третий куплет. Надира подхватывала «Эй! Хэй!» и «Наливай, не жалей!». Хэл начал притопывать ногой об пол. Мы с Надирой в такт хлопали в ладоши. Мы были рисковыми ребятами, нарушителями правил, все трое пробивали себе дорогу через преграды, возведенные на нашем пути благовоспитанным обществом. Сегодня утром Надира поцеловала меня. И я поцеловал её. Неужели это было? Хэл встал и, продолжая распевать, прошагал к бару и налил три рюмки портвейна. Он как раз шел с ними обратно, когда в салон вошел Янгбу Шерпа.
— Всё в порядке? — спросил Хэл, перекрикивая наше пение.
— Мы поймали сигналы какого-то странного передатчика, — сказал Янгбу.
— Сигналы бедствия?