Они ехали по шоссе 81, как всегда молча. Кортес взял автомобиль с обычным сиденьем во всю ширину машины, и Мойра сидела на середине, склонившись ему на плечо, а он обнимал её правой рукой. Почти как подростки, если не принимать во внимание тишину, и он снова ощутил к ней чувство благодарности. Но теперь это объяснялось не тихой страстью. Его ум работал с быстротой, намного опережавшей движение автомобиля, который ехал по шоссе в точном соответствии с разрешённым пределом скорости. Он мог бы включить радио, но это нарушило бы атмосферу в салоне. Можно ли пойти на такой риск? Если его работодатель положился на свой здравый смысл — а у Эскобедо его было немало, заставил себя признаться Кортес, — то сейчас он всё ещё обнимает правой рукой исключительно ценный источник развединформации. Эскобедо всегда заглядывал далеко в будущее, готовя свои деловые операции. Он понимал значение этого — и тут же Кортес вспомнил про его высокомерие и самомнение. Вспомнил, как легко было его обидеть, и если он считал, что простая победа недостаточна, чтобы излечить его гордость, Эскобедо шёл на то, чтобы унизить, сокрушить, полностью уничтожить тех, кто как-то задел его, даже совсем незначительно. В руках у него была огромная власть и такие деньги, которые обычно имеются только у государства. А вот чувства перспективы ему недоставало. Несмотря на незаурядный ум и здравый смысл, Эскобедо находился во власти ребяческих эмоций, и эта мысль все более укреплялась в сознании.

Кортеса, когда он свернул на шоссе I-66, направляясь теперь на восток, в сторону Вашингтона. Как это странно, думал он с горькой улыбкой, что в мире, переполненном информацией, ему приходится размышлять подобно ребёнку, когда достаточно лишь одного — нажать кнопку радиоприёмника, но он заставил себя не делать этого.

Они въехали на стоянку аэропорта как раз вовремя. Он остановился возле машины Мойры и вышел, чтобы перенести её чемоданы.

— Хуан...

— Да?

— Не расстраивайся из-за того, что произошло ночью. Это я виновата во всём, — тихо проговорила она. Кортес заставил себя улыбнуться.

— Я ведь предупреждал тебя, что отнюдь не молод. И доказал это. В следующий раз постараюсь побольше отдохнуть, чтобы не разочаровать тебя.

— Когда...

— Не знаю. Я позвоню тебе. — Он нежно поцеловал Мойру. Через минуту она выехала со стоянки, а он замер у своего автомобиля, глядя ей вслед, как она и рассчитывала.

Затем Кортес сел в машину. На часах было почти четыре, и он включил радио, чтобы услышать новости, которые передавались каждый час. Ещё через две минуты он вернул автомобиль на стоянку компании «Хертц», забрал багаж и вошёл в здание аэропорта, надеясь улететь первым же самолётом, куда бы он ни отправлялся. На самолёте авиакомпании «Юнайтед», вылетающем в Атланту, были свободные места, и Кортес знал, как приобрести билет в похожем на муравей-ник здании аэропорта Он успел подняться в самолёт, когда уже собирались откатывать трап.

Мойра Вулф ехала домой. С лица её не сходила улыбка, но в то же время она чувствовала себя виноватой. То, что произошло с Хуаном прошлой ночью, было очень унизительно для мужчины, но все это из-за неё. Она хотела от него слишком многого, а ведь он, по его собственному признанию, не молод. Её чувства взяли верх над здравым смыслом, и в результате она обидела мужчину, которого... которого любила. Мойре долго казалось, что она больше никогда не будет испытывать это чувство, но оно вернулось, принеся с собой всю страсть молодости, и хотя Хуану недоставало энергии юноши, он вполне компенсировал этот недостаток своим терпением и фантастическим искусством обращения с её телом.

Она протянула руку и включила радиоканал, по которому передавали старые мелодии. В течение всего пути Мойра находилась во власти воспоминаний о самых сладостных минутах, её переполняло ощущение молодого счастья, усиленное мелодиями, под которые она танцевала тридцать лет назад.

Её удивило, что на противоположной стороне улицы, прямо напротив её дома, стоит автомобиль, очень напоминающий машины Бюро, хотя это могла оказаться и дешёвая машина, взятая напрокат. Но нет — над крышей автомобиля торчала антенна. Да, это машина Бюро. Как странно, подумала она. Остановив свой автомобиль у входа в дом и достав чемоданы из багажника, Мойра направилась к двери, но, когда открыла её, увидела Фрэнка Уэбера, одного из агентов, служивших в охране директора Джейкобса.

— Привет, Фрэнк, — поздоровалась она. Уэбер помог ей с багажом, сохраняя мрачное выражение лица. — Что случилось?

Как бы сказать помягче, подумал Уэбер, чувствуя себя виноватым, что нарушает столь приятный уик-энд.

— Вечером пятницы убили Эмиля. Мы все это время пытаемся разыскать тебя.

— Что ты сказал?

— Это произошло по пути к посольству. Погибли все, включая охрану. Похороны Эмиля состоятся завтра. Остальных хоронят во вторник.

— Боже мой. — Мойра опустилась на стоящий рядом стул. — А Эдди, Лео? — Она подумала о молодых агентах из охраны, к которым относилась как к собственным детям.

— Все до единого, — повторил Уэбер.

— Я не знала, — прошептала она. — Я не читала газет и не включала телевизор с... с вечера пятницы. А где?..

— Твои дети в кино. Мы просим тебя приехать в штаб-квартиру и помочь нам. Здесь останется человек, который присмотрит за твоими детьми.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла встать. Но как только смысл сказанного проник через заново выросший заслон эмоций, хлынули слезы.

Капитану Рамиресу не хотелось сопровождать Чавеза. Дело было не в трусости, просто у него существовали другие обязанности. В своём представлении об ответственности командира он теперь изрядно запутался. Рамирес ещё недавно командовал ротой, а вести группу совсем не то же самое, что командовать.

Командир роты должен оставаться позади своих солдат, управляя — в армии не любили это слово — боевыми действиями, перемещать свои подразделения, следить за ходом боя, чтобы контролировать происходящее, а командиры взводов принимали непосредственное участие в схватке вместе со своими солдатами. Научившись вести за собой подчинённых, будучи лейтенантом, он должен был применить накопленный опыт на следующем, более высоком уровне, хотя бывали случаи, когда капитану приходилось возглавлять действия своей роты. В данном случае он командовал всего лишь отделением, и хотя для успешного выполнения операции требовались осторожность и опыт командира, размеры его подразделения означали, что он должен принять на себя личное руководство. К тому же он просто не мог послать двоих солдат на убийство, не присутствуя при этом лично, хотя Чавез был подготовлен для выполнения этого задания намного лучше его, мог ориентироваться в темноте и двигаться в джунглях тише и незаметнее самого капитана Рамиреса.

Противоречие между командованием и ответственностью за руководство отделением беспокоило молодого офицера, но, как и следовало поступить, он склонился в сторону непосредственного руководства. В конце концов, разве можно командовать своими людьми, если они не уверены в его способности вести их? Подсознательно его не покидала мысль, что, если сегодня ночью он проявит себя должным образом, впредь такая проблема перед ним не возникнет.

Разместив огневые группы, они с Чавезом вышли из лагеря, обходя аэродром с северной стороны. Сержант шёл впереди. Все развивалось по плану. Охранники все ещё сидели возле сарая, курили свои самокрутки — или что там ещё — и беседовали так громко, что их было слышно в лесу за сотню метров. Чавез тщательно рассчитал переход, основываясь на патрулировании периметра аэродрома, который по приказу капитана осуществили прошлой ночью. Не столкнувшись ни с какими неожиданностями, они через двадцать минут повернули обратно и снова увидели аэродром. Теперь они двигались медленнее.

Первым по-прежнему шёл Чавез. Узкая колея, по которой подъезжали к аэродрому грузовики, служила удобным ориентиром. Они шли по её северной стороне, чтобы не попасть в огневые зоны своего же отделения. Точно по графику они увидели сарай. Как и было заранее запланировано, Чавез подождал, пока его капитан приблизится с дистанции в десять метров, на которую отставал. Они обменялись знаками. Теперь Чавез пойдёт прямо, а капитан будет идти справа.