Литмир - Электронная Библиотека

– Я хозяин дома, – перебил его бородатый.

Все стены были увешаны картинами. Обстановка потрясающе роскошная: гобелены, кружевные занавески, бронзовая люстра редкостной красоты, – и все это в какой-то жалкой халупе…

– Прошу прощения, что вторгся незваным гостем, – обратился он к бородатому, от которого, казалось, веяло покоем. – Могу я пристроиться в этом большом кресле? Или в нем кто-то спит?

– Я в нем сплю. – Ответ прозвучал бесстрастно, можно сказать, без точки в конце фразы, а сам хозяин дома при этом даже не удостоил Пенкрофта взглядом.

– Скажите… Найдется у вас что-нибудь перекусить?

– Найдется.

Странный человек нырнул под стол и извлек оттуда жареного гуся, калач и бутылку дорогой малаги, но вся еда была залита какой-то темной, маслянистой жидкостью, похожей на типографскую краску.

– Извините, но это…

– Ешьте на здоровье.

– А… как же это черное масло?…

– Его тоже можете съесть. Мне не жалко…

Пенкрофт решил больше не приставать к нему. Хозяина даже грубияном не назовешь – скорее вялый какой-то, апатичный. Насколько мог, он постарался счистить краску и мало-мальски утолить голод.

Неряшливый бородач расхаживал взад-вперед по комнате, что-то бормоча себе под нос.

А господин редактор первым делом стянул веревкой непослушный зонт и поставил его в угол. Единственную манжету, петли которой были скреплены цветной тесемкой, водрузил на стол. Пиджак повесил на гвоздь, и оказалось, что под пиджаком и накрахмаленной манишкой скрывается сине-красная полосатая трикотажная майка. Подхватив ведро, Кёдлингер вышел из дома.

Пенкрофт огляделся по сторонам. Помимо картин, на стенах красовались литографии, карты, расписания поездов. В центре – портрет эрцгерцога Франца Фердинанда с супругой. И вообще память о трагически погибшем наследнике австрийского престола занимала здесь главное место – вероятно, господин Кёдлингер происходил из семьи австрийских эмигрантов. Здесь можно было увидеть изображение Венской биржи и дворца Шёнбрунн, а также олеографию по мотивам трагедии в Майерлинге. [1]У стены стоял стол с большой табличкой на нем:

ВНИМАНИЕ! РЕДАКЦИЯ!
РАБОТАЮ БЕЗ ПЕРЕРЫВА НА ОБЕД И СОН!
ПРИЕМ ПОСЕТИТЕЛЕЙ – ДВЕ МИНУТЫ, ДА И ТО В ПОРЯДКЕ ИСКЛЮЧЕНИЯ.
ВХОД С КОЗАМИ, ОСЛАМИ И СОБАКАМИ КРУПНЫХ ПОРОД
КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩЕН,
НО НЕ НАКАЗУЕМ!

Вся комната пестрела подобными указателями, рассчитанными явно на слабоумных. Так, дверцу шкафа украшала эмалированная табличка, где открытым текстом сообщалось:

ШКАФ

Высеченное на входной двери предупреждение вызывало недоуменный вопрос касательно его смысла:

ОСТОРОЖНО! ДВЕРЬ!

К стеллажу, заваленному папками со скоросшивателями и рукописями, была прикреплена стеклянная табличка с надписью:

ДЛЯ БУМАГ!
ПРОСЬБА ВЫТИРАТЬ НОГИ!

Какое небрежное обращение с дорогими вещами! Пол развалюхи был устлан великолепным персидским ковром, в одном месте прожженным сигарой, в другом – залитым чернилами. И все же с некоторым педантизмом и этот экспонат сопровождался пояснением, как экзотическое растение в оранжерее. К ножке стола была прислонена табличка:

ОСТОРОЖНО! ПЕРСИДСКИЙ КОВЕР!

Полированный письменный стол из дерева ценной породы… чего там только не было! Корректуры, оттиски, бронзовая чернильница, антикварные часы, гаванские сигары, большей частью рассыпанные по ковру и раздавленные… Позади стола – огромное, до полу, зеркало венецианского стекла…

Ах, да какое ему до всего этого дело! Необходимо поспать, собраться с силами и бежать, бежать из города, спасаясь от Прентина!

В комнате появился Кёдлингер, вытирая руки; с волос его капала вода, а челюсти двигались, словно он пережевывал что-то. Может, жевательную резинку? Вытянув перед собой руки, он изучающе разглядывал их поверх пенсне. Затем повесил полотенце и, порывшись в груде вещей на столе, отыскал эмалированную табличку, которая заняла свое место на крючке поверх полотенца.

ПОЛОТЕНЦЕ!
ВНИМАНИЕ! ЕГО МЕСТО – ЗДЕСЬ!

Проделав все эти манипуляции, господин редактор сел за стол и принялся что-то писать, всем своим видом давая понять, что занят серьезной работой. В комнате снова появился бородатый, раздирая руками спелый ананас. Подумав с минуту, протянул половину гостю. Пенкрофт лишь теперь почувствовал, до чего же он голоден. Схватил истекающий соком ананас и благодарно кивнул.

– Вот спасибо!

– Меня это не интересует! – раздраженно воскликнул хозяин. – Что вам нужно?

– Хотелось бы поспать…

– Мне тоже!

– У меня есть все основания опасаться недоброжелателей. Не могли бы вы постоять на страже, пока я вздремну?

– Постою на страже! – Бородатый выдвинул ящик комода, долго рылся в нем, попутно перебив немало дорогих фарфоровых безделушек, пока наконец не отыскал револьвер с костяной рукояткой искусной работы. – Надеюсь, заряжен, – сказал он и на пробу выстрелил два раза подряд. Венецианское зеркало со звоном разбилось. Один из осколков упал на рукопись господина редактора. Тот почесал пером макушку, стряхнул осколок на пол и продолжил свою работу.

Бородач с удовлетворенным видом осмотрел револьвер и буркнул:

– Можете спать спокойно.

Пенкрофт устроился в кресле. Глаза у него слипались. Наконец-то он чувствовал себя в безопасности. Поспит часок-другой, и только его видели.

– Случаем не знаете, – в полусне, едва ворочая языком, поинтересовался он, – кто такой Прентин?

– Как не знать! Знаю.

– В таком случае откройте секрет.

– Я и есть Прентин.

3

Перед ним с револьвером в руке стоял Прентин собственной персоной!

Сна как не бывало. Надо же так влипнуть! Этот псих сейчас спустит курок, и – кранты. Знать бы хоть, за что придется поплатиться жизнью!

– Собираетесь убить меня?

– Ага, – кивнул Прентин.

– По-вашему, я это заслужил?

– Да.

– Тогда валяйте… – Он не закончил фразу. Воспользовавшись тем, что удалось отвлечь внимание собеседника, с силой толкнул ногой стол, который с грохотом опрокинулся, свалив Прентина навзничь. Револьвер выстрелил, пуля впилась в потолок, а Пенкрофт, не теряя ни секунды, выскочил за дверь и понесся со всех ног. Он добежал до насыпи, задыхаясь, вскарабкался наверх, к рельсам, где стоял состав из нескольких товарных вагонов.

Пенкрофт пролез под вагоном, так как двери были с другой стороны, и увидел обшарпанное здание вокзала с надписью: «ФИЛИППОН». Вдоль платформы торопливо шел обходчик с сигнальным фонарем. Улучив удобный момент, беглец вскочил в вагон, задвинул дверь и без сил растянулся на полу.

Сон сморил его мгновенно.

Разбудил Пенкрофта скрип тормозов и чей-то голос вдали. Поезд остановился… явно у спускного желоба: из вагонов в хвосте состава с грохотом посыпалось что-то. Должно быть, уголь… Беззаботно насвистывая, Пенкрофт затянулся сигаретой. Эх, сейчас бы глоток спиртного для поднятия настроения!.. Ладно, он готов без еды, без питья трястись в товарном вагоне сколько угодно, лишь бы очутиться подальше от Филиппона, от этого рассадника мерзости. Чтоб он провалился, этот Город молчащих револьверов, где вся жизнь сплошь окружена тайнами, а если молчащие револьверы не дай Бог заговорят, то будут тарахтеть, покуда не доведут до конца свое кровавое дело. Незачем ему ковыряться в чужих неприятностях, с него собственных забот-хлопот хватает.

Поезд медленно тронулся и покатил дальше, а Пенкрофт резким толчком ноги пнул в край двери. Та с негромким скрипом отошла вбок, и в проеме показалась усеянная серебряными крапинками роскошная темно-синяя завеса – величественное звездное небо. Сколько раз путешествовали под его покровом бездомные бродяги, лежа на спине и обозревая вечность. При этом они прекрасно понимали, что в тот же час, в других краях точно так же катят по рельсам вагоны – по равнинам и горам, меж больших городов и малых, от деревни к селу, вдоль промышленных кварталов на подступах к столицам. Но стоит лечь навзничь, и ты ничего этого не видишь, а плывешь по звездному небу, в синем просторе, подавленный вышним величием, и все твои неурядицы, беды, страсти, стремления кажутся ничтожно мелкими. Звездная бесконечность над головой убаюкивает, успокаивает, внушает чувство, которое не описать словами. В такие минуты сознаешь, что тебе хорошо. Даже если у тебя все плохо, в этот момент тебе хорошо.

вернуться

1

Деревня на реке Швечат, в 24 км к юго-западу от Вены, на месте охотничьего домика (ныне монастырь кармелиток), где в январе 1889 г. при таинственных обстоятельствах покончили с собой габсбургский кронпринц эрцгерцог Рудольф и его любовница Мари Ветсера.

20
{"b":"144893","o":1}