— Я не знаю, миссис Кэррингтон. Это всего лишь один из множества вариантов, которые я собираюсь проработать, однако он объясняет, отчего ваш муж был так изумлен и расстроен, когда на следующее утро сумочки в его машине не оказалось, верно?

Не дожидаясь моего ответа, он открыл свой портфель, вытащил оттуда листок бумаги и протянул его мне. Это оказалась копия страницы из журнала «Пипл».

— Эта статья о чем-то вам говорит? — спросил он.

— Ой, да это же статья о Мэриан Хоули, — сказала я. — Великолепная актриса. Я не пропускаю ни одного ее спектакля.

— По всей видимости, Грейс Кэррингтон разделяла ваш восторг. Она вырвала эту страницу из журнала; листок был в кармане ее платья, когда ее тело обнаружили в бассейне.

Я хотела отдать страницу Греко, но он отмахнулся.

— Не нужно, я сделал несколько копий. Оставьте ее себе. Может быть, вы покажете ее мистеру Кэррингтону?

Зазвонил телефон. Я потянулась снять трубку, потом вспомнила, что велела Джейн Барр отвечать на звонки. Через несколько секунд, когда мы с Греко выходили из библиотеки, она поспешила нам навстречу по коридору.

— Миссис Кэррингтон, вас мистер Слейтер, сказал, это очень важно.

Греко остановился в дверях, а я вернулась обратно к столу и взяла трубку.

— Кей, я ничего не нашел, — сказал Винс. — Должно быть, он спрятал ее где-то в другом месте.

Что-то в его голосе насторожило меня.

— Я вам не верю, — произнесла я. В ухо мне ударили короткие гудки.

— Винсент Слейтер утверждает, что не нашел сорочки Питера, — сказала я Николасу Греко. — Я ему не верю. Она у него. Голову даю на отсечение.

— У него есть ключ от этого дома? — спросил Греко.

— Я сменила все замки и дала ему ключ только от той двери, которая ведет с террасы в его личный кабинет. Но из кабинета можно попасть в дом.

— Значит, ключ у него есть, миссис Кэррингтон. Смените этот замок как можно скорее. Я полагаю, Винсент Слейтер может быть очень опасен.

— В конце недели я закрываю галерею, — сообщил Ричард Уокер Пэт Дженнингс. — Знаю, о таких вещах обычно предупреждают заранее, но владелец здания нашел людей, которым срочно нужно помещение и которые готовы заплатить, чтобы получить его прямо сейчас.

Ошарашенная Дженнингс уставилась на него.

— Разве вы успеете за такое короткое время найти новое место для галереи? — спросила она.

— Нет, я имел в виду, что закрываю галерею насовсем. Как вам прекрасно известно, моя любовь к скачкам не довела меня до добра. Я хочу попытаться полностью сменить обстановку. У меня есть один старый друг, который держит скромную, но очень интересную галерею в Лондоне, и он хочет, чтобы я переехал к нему.

— Это замечательно, — произнесла Дженнингс, пытаясь придать своему голосу как можно больше искренности.

«Похоже, мамочка наконец перекрыла ему финансовый кран, — подумала она, — и я ее не виню. Может, он не так уж и не прав и ему в самом деле лучше уехать куда-нибудь подальше от букмекеров, которые снабжают его информацией „для своих“».

— А как отнеслась к этому ваша мама? — спросила она вслух. — Уверена, она будет по вам скучать.

— Хотя «конкорды» больше не летают, до Англии все равно рукой подать, к тому же у нее там масса друзей.

Пэт Дженнингс поняла, что ей будет не хватать не только ее заработка, но и гибкого графика, который идеально вписывался в школьное расписание ее детей. И с Триш они виделись регулярно, не говоря уж о том, что она имела возможность наблюдать за перипетиями семейной саги Кэррингтонов из первого ряда.

Она решила немедленно воспользоваться своим служебным положением, пока его не лишилась.

— Как поживает миссис Питер Кэррингтон? — спросила она у Ричарда, стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал участливо, но без чрезмерного любопытства.

— Спасибо за заботу! Я не видел Кей уже несколько недель, но мама частенько заглядывает к ней, а сегодня вечером мы договорились поужинать все вместе перед моим отъездом в Англию.

Ричард улыбнулся, как будто сообразил, что из него пытаются вытянуть информацию, и, поспешив закончить разговор, скрылся у себя в кабинете. Зазвонил телефон. Когда Пэт Дженнингс взяла трубку, сердитый женский голос отрывисто бросил:

— Это Александра Ллойд. Ричард у себя?

Пэт не нужно было даже спрашивать, чтобы дать ответ, только на этот раз она прибегла к более изощренному ходу.

— Мистер Уокер улетел в Лондон, мисс Ллойд. Ему что-нибудь передать?

— О, непременно. Передайте мистеру Уокеру, что он крайне меня разочаровал. Он поймет.

«Что-то не хочется мне передавать ему эти слова, — подумала Пэт. — Я-то думала, что эта дамочка с вычурным именем из художниц, а она, похоже, букмекерша».

Шел четвертый час дня; пора было собираться за детьми. Дверь в кабинет Ричарда была закрыта, но из-за нее доносился его голос; видимо, он с кем-то разговаривал по телефону. Пэт слово в слово записала то, что сказала ей Александра Ллойд, перечитала, поняла, что ей совсем не нравится, как это выглядит на бумаге, постучала в дверь, вошла в кабинет Ричарда и положила листок перед ним на столе.

И с поспешностью человека, сознающего, что под ногами у него в любую секунду может разорваться петарда, схватила свое пальто и выскочила за дверь.

Когда экономка провела Николаса Греко в кабинет, где он раньше встречался с Глэдис Олторп, он с раздражением отметил, что ее муж поспешил изжить из этой комнаты все следы присутствия своей совсем недавно умершей жены. На кресле больше не лежала ее шаль, и жалюзи больше не были полуприкрыты. Весеннее солнце било прямо в окно, заливая кабинет, в котором прежде всегда царила уютная тишина и полумрак.

— Господин посол сейчас придет, — объявила экономка.

«Это что, демонстрация превосходства? — задумался Греко. — Я просил назначить встречу на половину первого, он настоял, чтобы я пришел в двенадцать. Теперь он хочет заставить меня его дожидаться?»

Греко вспомнил, какой заботой окружала покойную Глэдис Олторп экономка. Как же ее зовут? Он напряг память и все-таки вспомнил имя.

— Бренда, я видел, как искренне вы заботились о миссис Олторп. Уверен, вы очень скрашивали ее жизнь.

— Хотелось бы верить. Я недолго проработала в этом доме, но успела ее полюбить. И я рада, что она умерла счастливой, зная, что человек, убивший ее дочь, наконец заплатит за свое злодеяние. Миссис Олторп говорила мне, что в тот день, когда она в зале суда увидела Питера Кэррингтона в наручниках, сбылось все, о чем она молилась все эти двадцать два года.

Вошедший в кабинет Чарльз Олторп успел услышать ее последние слова.

— Мы счастливы, что вы поделились с нами своим мнением, Бренда, — саркастически произнес он. — А теперь можете идти.

Греко мгновенно проникся к Олторпу неприязнью. Унизив экономку в присутствии чужого человека, он наглядно продемонстрировал, как в этом доме относились к прислуге; впрочем, ничего иного Греко от него и не ожидал, памятуя, как отставной посол разговаривал по телефону с ним самим.

Олторп указал Греко на кресло и сам уселся напротив него.

— Я должен присутствовать на деловом обеде, — сообщил он, — так что могу уделить вам ровно пятнадцать минут и ни секундой больше.

— Да, я помню, что вы ограничены во времени, — кивнул Греко и, намеренно опустив почетное звание «господин посол», приступил к изложению своего дела. — Мистер Олторп, в последний вечер жизни вашей дочери вы были очень на нее сердиты. Это отметили многие из присутствовавших на приеме. Чем она так вас разгневала?

— Уже не помню, да это и не важно. Разумеется, все эти двадцать два года я не переставал жалеть, что наш последний разговор со Сьюзен прошел в такой атмосфере.

— Вы с миссис Олторп в тот вечер ушли с приема совсем рано.

— Мы ушли почти сразу же после ужина. Глэдис, как обычно, нездоровилось.

— Перед уходом вы велели дочери вернуться домой к полуночи. Насколько я понял, остальные гости разошлись только во втором часу. Отчего такая строгость?