Звонил сам посол, просил Барбару о встрече; необходимость встретиться в такое позднее время объяснил тем, что с ним будет его адвокат.

— Мы никогда не сбрасывали со счетов возможность того, что это он убил ее, — заметил Моран, — хотя раньше это казалось маловероятным. Но теперь, когда его жены больше нет, возможно, он решил во всем признаться. Иначе зачем ему понадобилось тащить с собой адвоката?

Ровно в восемь Олторп со своим адвокатом появились в кабинете прокурора. Краузе сразу бросился в глаза болезненный вид Олторпа. Его всегда румяное лицо казалось бледным и одутловатым, щеки и подбородок как-то обвисли.

Он похож на человека, который только что получил удар под дых, подумала она.

— Моей жены больше нет, — отрывисто произнес Олторп, — и мне не нужно больше оберегать ее. После похорон я открыл моим сыновьям тайну, которую хранил двадцать два года. В ответ один из них рассказал мне одну вещь, в которой Сьюзен призналась ему на Рождество, перед тем как погибла, и эта информация меняет все. Я полагаю, что произошла чудовищная судебная ошибка, и часть вины за нее лежит на мне.

Краузе с Мораном уставились на него в немом ошеломлении.

— Посол Олторп намерен сделать заявление, — нарушил молчание адвокат. — Вы готовы его выслушать?

Элейн ни словом не обмолвилась об изменениях, которые я произвела в убранстве гостиной, из чего я заключила, что они пришлись ей не по вкусу. Держалась она неплохо, хотя я понимала, каково ей, наверное, сейчас. Еще шесть месяцев назад она знать не знала о моем существовании. Она прожила в этом доме пять лет, пока была замужем за отцом Питера, и после его смерти продолжала быть здесь хозяйкой, пока Питер не женился на Грейс Мередит. А теперь главной тут стала я.

— После этого все и переменилось. Миссис Элейн перебралась в дом для гостей, и Питер пригласил нас вернуться, — как-то поделилась со мной Джейн Барр. — Миссис Грейс Кэррингтон забрала всех старых слуг, которые ей нравились, к себе в квартиру. Она ведь большую часть времени жила и развлекалась в городе, так что, хотя в доме и появилась новая хозяйка, почти всем здесь заправляла миссис Элейн, несмотря на то что она больше тут не жила.

После гибели Грейс Элейн снова фактически заняла место хозяйки дома. А потом появилась я и все испортила. Я прекрасно понимала, что, если бы не я, она могла бы претендовать на роль самого близкого Питеру человека и, если бы его отправили в тюрьму, с его стороны было бы вполне естественно искать у нее поддержки. А Питер был человеком щедрым.

Винсент Слейтер тоже вел себя со мной весьма холодно, а может, просто боялся. Я так и не поняла, в чем дело. То ли он счел, что, наняв Николаса Греко, я предала Питера, то ли опасался, что Греко раскопает что-то, уличающее его в преступлении. Греко подозревал возможность сговора, как он выразился, между Винсом и Барром. У меня совсем не было времени обдумать такую возможность.

Должна сказать, что вечер удался исключительно благодаря Ричарду Уокеру. Он травил байки о тех временах, когда двадцатилетним юнцом работал в «Сотбис», и рассказывал о престарелом любителе искусства из Лондона, на которого собирался работать.

— Он чудесный старикан, — говорил Ричард, — и едва ли можно было выбрать лучший момент для переезда. Срок аренды галереи истекает, да я еще и премию получил за то, что освободил помещение. Квартирой занимается агент, и на нее уже есть несколько желающих.

Поначалу мы избегали упоминать о Питере, но за ужином невозможно стало дольше обходить молчанием то обстоятельство, что мы все ужинаем в его доме, пока он там сидит в тюремной камере.

— Мне удалось порадовать его хорошей новостью, — сообщила я. — Я рассказала ему, что у нас будет ребенок.

— Так я и знала! — торжествующе заявила Элейн. — Только пару часов назад я говорила Ричарду, что собираюсь спросить тебя… в общем, я об этом подозревала.

Элейн с Ричардом по очереди обняли меня, крепко и с виду искренне.

Оставался последний гость, Винсент Слейтер. Я взглянула ему в глаза, и в них промелькнуло выражение, испугавшее меня. Я не сумела истолковать его, но на миг перед глазами у меня промелькнул образ первой, тоже беременной жены Питера на дне бассейна.

К девяти часам мы переместились в библиотеку пить кофе. Темы для разговора к тому времени уже иссякли, и беседа стала натянуто любезной. В комнате остро ощущалась атмосфера враждебности, и я даже пожалела, что впустила этих людей в любимый уголок Питера. Все трое с явным презрением относились к Гэри Барру. Я знала, что Элейн подозревает его в похищении сорочки. Греко подтвердил, что Барр признался в краже, и мы знали, что Винсент нашел сорочку и забрал ее себе.

Я не была уверена, заметил ли кто-нибудь из них, включая Барра, копию страницы из журнала «Пипл», лежащую на столе. Я положила листок так, что не увидеть его было трудно. Что в нем могло быть важного, я так и не поняла, но если бы он вызвал у кого-нибудь из моих гостей какую-то реакцию, возможно, это дало бы мне зацепку.

В половине десятого все поднялись, чтобы уходить. К тому времени напряжение вечера уже начало сказываться на мне. Если кто-то из этих мужчин и был тем самым, которому Сьюзен Олторп пыталась угрожать в часовне столько лет назад, вывести его на чистую воду сегодня мне все равно не удалось бы.

На несколько минут все задержались у входной двери; мы с Винсентом пожелали Ричарду удачи в Лондоне. Он пообещал мне, что постарается прилететь на суд, чтобы оказать Питеру моральную поддержку.

— Я люблю этого парня, Кей, — произнес Ричард. — Всегда любил. И знаю, что он любит тебя.

Очень давно Мэгги как-то раз сказала, что можно любить человека и не любить какие-то его черты. «Его преосвященство Фултон Шин был блестящим оратором и лет пятьдесят назад вел программу на телевидении, — пустилась она в воспоминания. — Как-то раз он высказал одну мысль, которая произвела на меня огромное впечатление. Он сказал: „Я ненавижу коммунизм, но люблю коммунистов“».

Мне кажется, это очень хорошо описывало отношение Питера к Ричарду. Он любил человека и презирал его слабость.

Проводив Элейн, Ричарда и Винсента, я вернулась в кухню. Барры уже собирались уходить.

— Все чашки я вымыла и убрала, миссис Кэррингтон, — сообщила Джейн.

— Миссис Кэррингтон, если ночью вам вдруг что-то понадобится, через минуту мы будем у вас, — сказал Гэри Барр.

Я никак не отреагировала на его высказывание, зато сказала, что, по-моему, ужин всем очень понравился. Потом пожелала обоим спокойной ночи, и они вышли через кухонную дверь, а я тут же заперла ее на два оборота.

У меня вошло в привычку каждый вечер перед сном сидеть в библиотеке. Это как будто приближало меня к Питеру. Я снова и снова переживала тот миг, когда впервые переступила порог и увидела его сидящим в кресле. Вспоминая о том, как очки съехали у него с носа, когда он поднялся мне навстречу, я не могла удержаться от улыбки.

Но сегодня я не стала там засиживаться. Я очень устала, как эмоционально, так и физически, и начинала бояться, что Николасу Греко не удастся найти ничего такого, что помогло бы защите Питера. Он так тщательно выбирал слова, когда я спросила его, что ему удалось разузнать. Может, он вообще раскопал какую-нибудь информацию, способную навредить Питеру.

Я выбралась из кресла и подошла к столу, чтобы забрать с собой копию странички из журнала «Пипл». Я боялась ее забыть. Греко так настаивал, чтобы я показала ее Питеру на следующем нашем свидании.

Чтобы листок не улетел, я придавила его чудесной старинной лупой Питера; она закрывала часть фотографии Мэриан Хоули.

На заднем плане за спиной актрисы на стене висело какое-то живописное полотно. Я подняла лупу и принялась внимательно разглядывать картину. Она представляла собой пасторальную сцену, как две капли воды похожую на ту, что я не так давно убрала из столовой. Захватив с собой лупу и листок, я бросилась на третий этаж. Я заменила несколько полотен, поэтому нужное пришлось выкапывать из-под груды других картин, которые я сложила прямо на полу, предварительно тщательно упаковав каждую из них по отдельности.