— Очень мило. То самое сокровище, о котором мне рассказывала ваша тетушка?

— Не знаю, о каком сокровище она говорила, — произнесла Хейзел почти таким же холодным тоном, как и Гвендолин. — У меня только одна дочь. Мы с ее отцом считаем, что она весьма своеобразна, но мы все-таки родители. Не подскажете ли, как мне пройти в туалет?

Гвендолин улыбнулась одними губами.

—  Уборнаяна втором этаже, сразу напротив лестницы.

Когда Хейзел ушла, она решила рассказать Олив о древоточцах.

— Я только что ходила наверх, проверяла. Позвонила в «Спасатель», но они сказали, что придут только через две недели. Впрочем, вряд ли за две недели пол провалится. — Она невесело усмехнулась. — Ты случайно не знаешь, древоточцы пахнут?

— Не знаю, Гвен. Никогда о таком не слышала.

— Вероятно, почудилось. Я бы показала их тебе, но сейчас вернется твоя племянница.

В комнату вошла Хейзел, за ней следовал Отто.

— Ваш котик потерся о мою ногу, я его погладила, и он пошел за мной.

— Да, некоторым он благоволит, — ответила Гвендолин, ясно давая понять, что о вкусах не спорят.

Ожидание Микса было вознаграждено — около половины пятого Нерисса вышла и села в машину. На этот раз она надела изящный брючный костюм цвета меда и золотистую широкополую шляпу, которую сняла и положила на сиденье рядом. Она медленно проехала мимо, мельком взглянув на него. Микс был польщен. Она еще узнает его.

На сегодня еще один вызов — к одной из редких клиенток, которая действительно пользуется беговой дорожкой если не каждый день, то три-четыре раза в неделю. У тренажера соскочил привод, и у миссис Плаймдейл не хватило сил его поправить.

К ее дому вела подъездная дорожка, на которой Микс оставил машину. Он похвалил ее за усердные занятия, поправил привод и смазал тренажер. Но по-хорошему привод стоило поменять совсем, и он посоветовал ей это. Через пятнадцать минут Микс был свободен. Он отправился домой, купив по дороге пол-литра джина, красное вино и замороженные куриные котлеты по-индийски.

К вечеру стало очень жарко, ветер стих. Интересно, ищут ли уже Данилу? В газетах пока ничего нет, значит, вряд ли о пропаже сообщили в полицию. Ему было страшно и в то же время любопытно. Если Шошане все равно, то должны же спохватиться люди, у которых девушка снимала жилье. Микс завернул на Сент-Блейз-авеню. У особняка, где он жил, был припаркован золотистый «ягуар» — в неположенном месте. Забавно, он был очень похож на машину Нериссы. Но «ягуары» все похожи. Полицейский, которого он заметил за углом, наверняка оштрафует владельца.

Ему очень хотелось посмотреть на номер машины, но он не стал — какой смысл? Припарковался, запер автомобиль и направился через дорогу к «ягуару». На пассажирском сиденье лежала широкополая шляпа. Значит, все-таки это ее машина? Он поднял голову, обернулся и встретился глазами с Нериссой. Это не сон…

— Нерисса, — произнес он, — я так рад наконец-то встретиться с тобой.

Она посмотрела на него большими темными глазами, но промолчала, стоя неподвижно, будто в шоке.

— Здесь нельзя ставить машину, Нерисса, — продолжал он. — Тебя оштрафуют. Давай я отгоню твою машину.

— Для вас она — мисс Нэш, — произнес голос за его спиной. А Микс смотрел только на нее, не замечая двух других женщин. Таких невидимок он никогда не замечал. — Моя дочь сама умеет водить машину, благодарю вас.

Нерисса улыбнулась ему — так светло, ясно и сдержанно, что он чуть не упал перед нею на колени.

— Вы очень заботливы, — сказала она, села в машину и отдала шляпу женщинам на заднем сиденье. Окно закрылось. — До свидания.

«Ягуар» скрылся за углом как раз в тот момент, когда оттуда выскочил полицейский с документами в руках. Микс постоял немного на святой земле, где только что был «ягуар», а теперь валялись только пустая пивная банка, рваная промасленная тряпка и кусок оберточной бумаги.

— Руки вверх, сэр, — пошутил остроумный полицейский.

— Ха-ха, — ответил Микс и направился к дому.

За последние дни произошло столько невероятного, как во сне. И сон был либо чудесным, как сейчас, либо кошмарным. Какой из них сбудется? Но ведь он по правде разговаривал с Нериссой, и она — о чудо из чудес! — говорила с ним. Такая милая, очаровательная. Назвала его заботливым. Если бы не эта старуха, ее мать, она бы, может, позволила ему отогнать машину или даже села бы рядом и разрешила отвезти себя домой. Но старуха вмешалась. Миксу хотелось сбить ее с ног и растоптать. Как она может быть матерью Нериссы со своими рыжеватыми седыми волосами и бледным вытянутым лицом?

В доме было всегда тихо, но этим вечером там царило необычное безмолвие. Он начал подниматься по лестнице. В следующий раз Нерисса узнает его. Она выйдет и заговорит с ним, может, пригласит на чашку кофе. Он отвезет ее в итальянский ресторанчик. Деньги он уже отложил. Он подумывал купить плоский телевизор, но Нерисса гораздо важнее.

Когда он поднялся на третий этаж, мысли о Реджи неминуемо вытеснили все остальное. Даже Нерисса не помогла. Еще не стемнело, но начало смеркаться, а на лестнице было всегда темно. Иногда ему хотелось зажмуриться и дойти до квартиры на ощупь, но он боялся, что к его плечу прикоснется невидимая рука или кто-то прошепчет на ухо. Лучше уж увидеть. Но никого не было. Все как обычно.

Или нет? Микс замер, вспоминая. Он был почти уверен, что закрыл дверь комнаты, где под полом лежит Данила. Сомнений нет. Он ни разу не оставил дверь приоткрытой.

Почему-то на цыпочках он подошел к двери и распахнул ее. В пустой комнате было очень жарко. Заходящее солнце светило в окно. Чем-то пахло, слабо, но неприятно. Должно быть, из окна — только окно было закрыто. Он попытался поднять раму, но не получилось — где-то она заедала. В Лондоне иногда пахнет чем-то неуловимым, и ты не можешь понять откуда. Запах словно проникает сквозь мельчайшие трещины. Он выглянул в окно. Цесарки сбились в кучу, и Отто наблюдал за ними, лежа на стене.

Закрыв за собой дверь, Микс сунул ключ в свой замок. Не только странный запах, но и странная музыка. Она, должно быть, заиграла, пока он находился в комнате. Такую музыку он никогда не понимал, хотя некоторым она нравилась. Он подозревал, что на самом деле эти люди просто притворялись, будто им нравится. Чтобы казаться умнее всех. Фортепиано, или два фортепиано, и скрипка. Откуда это? Несомненно, из комнаты старой крысы. Он зашел к себе, думая о трупе под полом.

Оставить ли ее там? Вначале он этого не хотел. Эта комната — лишь временное пристанище для нее. Он собирался положить тело в багажник и где-нибудь выбросить. Реджи так не делал, его жертвы покоились в доме или в саду. Но у него, как и у многих в те дни, не было машины. Конечно, Микс совсем другой человек. Тот некрофил убивал женщин, чтобы потом насиловать трупы, а Микс убил, защищаясь, потому что Данила оскорбила его. Это непредумышленное убийство.

Во времена Реджи полиция еще не проводила экспертизу на таком уровне, как сейчас. Микс знал об этом, как и любой, кто смотрит телевизор. Теперь с помощью теста на ДНК несложно выяснить, что он вез девушку в багажнике. Реджи прятал трупы от жены, пока та и сама не стала жертвой. Он был вынужден хоронить их. Для Микса будет безопаснее, если Данила останется на своем месте. В ту комнату никто не заходит. Но кто побывал там сегодня? Наверное, старуха Чосер приходила за очередным барахлом.

А если это призрак Реджи явился полюбоваться спрятанным трупом? Если Реджи не собирается пугать его, а просто за ним присматривает? Надо будет сходить к мадам Шошане и послушать ее совета.

Но даже если призрак защищает его, все равно страшно. Сам по себе факт, что перед тобой привидение, меняет восприятие. Микс передернулся и решил, что пора сделать себе любимый коктейль.

Аббас Реза заметил отсутствие Данилы, когда та не заплатила за жилье. Он предпочитал брать плату наличными, купюрами по пятьдесят и двадцать фунтов, которые ему запечатывали в конверт и бросали в прорезь для писем. Никаких чеков и кредиток. Данила не заплатила в прошлую среду, и с тех пор прошла уже неделя. Он стучался к ней в дверь, но никто не отзывался даже после полуночи. Ему казалось, что она не из ночных пташек, но, видимо, он ошибался. Значит, обжилась в Лондоне и ушла в загул — так бывает со всеми. А все прогнивший западный мир, где смеются над Господом, а мораль улетучилась. Иногда Аббас тосковал по Тегерану, но недолго. В целом здесь было лучше.