Он не хотел думать о случившемся, но ничего не мог поделать. Ее кровь стекала с прекрасного портрета, ее глаза смотрели на него. Она сама напрашивалась, она получила по заслугам — не надо было оскорблять Нериссу, говорить гадости о ее коже. Зависть, конечно. И тем не менее надо было думать, прежде чем говорить при нем такое. Она должна была понять, что он опасен и может…

Его мысли прервал стук соседней двери. Он смял на груди потную рубашку. Это все, что он мог сделать, чтобы удержать вопль ужаса. Неужели кто-то вошел в комнату? Микс услышал шаги и задержал дыхание. Кто-то явно споткнулся. Выдвинул ящик, затем — второй. Наверное, стены здесь очень тонкие. Старая крыса, конечно же. Он узнал ее шаги, медленную и тяжелую походку старого человека. Но что она там делает? Раньше она не заходила туда. Наверное, что-то слышала ночью, крик девушки или стук падения статуэтки, или даже как он мыл и чистил комнату. Вдруг она захочет войти к нему и увидит кровь на стене?

Она ничего не заметит, сказал он себе, ничего, абсолютно ничего. Но он не мог оставить это дело просто так. Осторожно открыв дверь, Микс выглянул наружу. Дверь в спальню, в которой под полом лежало тело, была приоткрыта. Голова разламывалась от боли, что-то в ней сжималось и пульсировало. Но он вышел в одном пиджаке, прихватив сумку с ее вещами. Ключ от квартиры в одном кармане, от машины — в другом. Должно быть, он непроизвольно застонал или громко вздохнул, потому что мисс Чосер вдруг вышла из комнаты и наградила его очень недовольным взглядом.

— А, это вы, мистер Селлини.

А кто еще? Кристи? Он бы так и сказал, но боялся — и ее, и убийцу с Риллингтон-плейс. Призрака убийцы.

— У вас такой вид, будто вы испугались фантома.

— Кого?

— Призрака, мистер Селлини, привидения. Неупокоенный дух умершего.

Он не мог скрыть от нее дрожь, сотрясшую тело. И тем не менее разозлился. Да кто она такая, чтобы поучать его? Старуха весело рассмеялась, такого смеха у нее он еще не слышал.

— Только не говорите, что вы суеверны.

Он не собирался ей ничего говорить. Он хотел спросить, что она делала в той комнате, но не мог. Это ее дом, и комнаты принадлежат ей. Потом он заметил у нее в руках старый календарь и книгу. Вот зачем она приходила. Тяжесть упала с его плеч, поднимая новую волну головной боли.

Старуха сделала шаг назад и закрыла дверь.

— Кто-то должен сообщить об этом индусе властям.

— О каком индусе? — удивился Микс.

— О том, в тюрбане, со своими курицами, или как там эти птицы называются. — Она прошла мимо него к ступенькам и повернула голову: — Вы уходите? — Вопрос прозвучал так, будто он нарушал правила.

— После вас, — сказал он.

Микс положил сумку с вещами в багажник, подъехал к мусорным бакам, открыл один из них и выбросил туда юбку. Бак был почти полон, так что юбку пришлось запихивать внутрь. Для остальных вещей, видимо, придется искать другое место, подальше. Через несколько минут он уже ехал по Вестбурн-гроув и, не желая проезжать мимо Шошаны, повернул к Бэйсуотер-роуд. Мысли о тренажерном зале напомнили ему то, о чем он совершенно забыл: Нерисса не была членом клуба. Его визиты в клуб, подписание контракта, разговоры с Данилой — все это напрасно. Эта девушка еще несколько недель назад обязана была сказать, что Нерисса просто приходит сюда погадать. Когда женщина на что-то напрашивается, она это и получает.

Он проехал магазин Армии Спасения на Эджвер-роуд, но не собирался отдавать вещи туда. Лучше выбросить в несколько разных мусорных баков. Чуть позже подъехал к реке, удостоверился, что его никто не видит, и выбросил в воду мобильник и ключи Данилы. Возвращаясь тем же путем, он выехал на Кэмпден-Хилл и припарковался неподалеку от дома Нериссы.

Дело в том, что это его успокаивало. Само сознание того, что она живет тут — с прислугой, несомненно, и близкими друзьями, которые у нее останавливаются, — дарило ощущение, что есть к чему стремиться и ради чего жить. Можно оставить воспоминания о Даниле в прошлом и двигаться дальше. Что может быть лучше, чем сидеть у ее дома и строить планы на будущую встречу? Домик был симпатичный — белый с голубой дверью, с красными цветами у входа. На пороге лежала газета и упаковка молока. В любую минуту служанка может открыть дверь и забрать это. А сама Нерисса еще в постели. Одна — он уверен в этом, судя по тому, что в газетах не упоминают о ее мужчинах, тем более о скандалах, не печатают постыдных вульгарных фото, где она с кем-то в пабе. Нерисса — целомудренна и холодна, она ждет своего единственного…

Дверь открылась. Это была не служанка, а Нерисса собственной персоной. Микс с трудом верил в свою удачу. Его восхищение слегка угасло бы, выйди она в шлепанцах и халате, но на ней был белый спортивный костюм и белые кроссовки. А что, если подойти к ней и попросить автограф? Но ему не нужен автограф, ему нужна она. Она забрала молоко и газету, вернулась в дом и закрыла дверь.

Удовлетворенный и успокоенный тем, что повидал ее, Микс поехал домой, поднялся по ступенькам и прибил доски в комнате, где спрятал тело Данилы. Отдохнув и поев, он принялся красить стену.

В понедельник утром Эд ждал его в главном офисе. Он был в бешенстве.

— В эти выходные два клиента просто достали меня звонками! И все из-за тебя! Одна сказала, что покупает новый тренажер, но не у нас, и обратится в другое место за обслуживанием.

— А что случилось-то, дружище?

— Я тебе не дружище. Ты не поехал к ним, да? Даже не позвонил и ничего не объяснил.

Теперь Микс вспомнил звонок Эда в пятницу ночью. Как раз после того, как он… Нет, не думать об этом.

— Я забыл.

— И это все, что ты можешь сказать? Забыл? Я же предупредил тебя. Что заболел. У меня температура зашкаливала за сорок, а горло болело просто кошмарно.

— Ты быстро пришел в себя, — сказал Микс, изнемогая от разговора. — По-моему, ты выглядишь вполне здоровым.

— Пошел ты, — отозвался Эд.

Ничего, все можно пережить. Вот бы только узнать, когда Нерисса собирается снова посетить мадам Шошану. Он был уверен, что если встретится с нею на лестнице, то сможет назначить свидание. Выехав по вызову к спортсменке-фанатичке с пятью тренажерами в личном зале, он принялся мечтать о встрече на лестнице. Он скажет Нериссе, что сразу узнал ее и теперь ему не надо ходить к мадам Шошане — его судьба больше не важна. Но он хочет сказать ей кое-что особенное, если она позволит пригласить себя в бар выпить стакан натурального сока. Женщинам нравится, когда им говорят что-то особенное, и, пусть она не интересуется пабами, выпить натуральный сок не откажется. Она будет в своем белом спортивном костюме, и, когда они войдут в бар, все взгляды обратятся на нее — и на него. Он даже выпьет морковный сок, чтобы понравиться ей. А когда они будут сидеть и беседовать, он поведает, что поклонялся ей все эти годы и что она самая красивая женщина на свете…

Микс обнаружил, что находится на Фласк-Уолк, а спортсменка-фанатичка ждет его у открытой двери. Она была не слишком привлекательна — жилистая, с большим носом, но кокетливая и гибкая. Микс подумал, что с ней вполне может что-то получиться. Она стояла и смотрела, как он поправляет ремень на беговой дорожке.

— Наверное, хорошо, когда у тебя золотые руки, — сказала она.

Он пробыл у нее гораздо дольше, чем рассчитывал, не позвонив, как обещал, женщине из Палмерс-Грин. Впрочем, она деликатный человек, не станет жаловаться.

Гвендолин опустила письмо доктору Ривзу в почтовый ящик, и тут ей пришла в голову очень неприятная мысль. Возможно, он действительно любил ее, а потом услышал о ее визите на Риллингтон-плейс. Не в то время, разумеется, когда этот визит состоялся, поскольку тогда Кристи еще не подозревали. О нем не шла дурная слава, он не считался мерзавцем, как после раскрытия преступлений. Обычный незаметный человек, живущий на загаженной улице. Если бы Стивен Ривз в те дни узнал, что она там побывала, то не обратил бы на это внимания.