Патрик сделал движение, словно хотел возразить, и Элейн де Росни вопросительно посмотрела на него.

— Не могли бы вы организовать нам кофе? — спросил он.

Не успел он договорить, как дверь кабинета открылась, и сотрудница секретариата вкатила сервировочный столик с кофе, чаем и минеральной водой.

— Кажется, в своей характеристике я забыла упомянуть ваше нетерпение, — сказала руководитель проекта с ироничной улыбкой.

— Я не знаю, — ответил Патрик, улыбаясь, — я слушал невнимательно. Тем не менее большое спасибо.

— Ваши уникальные способности потребуются для исследования одной находки, — пояснила она, обращаясь к обоим мужчинам. — Предварительные работы уже были начаты, и результаты этой деятельности вы получите в форме подробного отчета. Для дальнейших исследований и поисков на местности в вашем распоряжении будут любые доступные технологии и неограниченный бюджет. Вы станете руководителями экспедиции и сможете рассчитывать на любую помощь. Проект стартует через семь дней, и мы исходим из того, что продлится он, как минимум, два месяца. Но сегодня нам неважно, как долго будет длиться экспедиция. За свою работу вы, разумеется, получите соответствующий гонорар. Все это подробно оговорено в документах. Естественно, секретность проекта повлияет как на вас, так и на вашу работу. Любое разглашение информации будет караться штрафными санкциями. На протяжении всей экспедиции никто не будет знать о вашем местонахождении. А результаты изысканий являются собственностью ООН, и отчеты о них должны своевременно поступать в штаб.

— Иными словами, научной славы нам ожидать нечего, — подытожил Питер.

— Мы будет чернорабочими, — подтвердил Патрик.

— Я бы не стала называть вашу должность, господин Невро, чернорабочим. Но ваш интерес, безусловно, будет заключаться в получении гонорара. Может быть, придется подождать несколько лет, прежде чем результаты вашей работы будут преданы огласке. А может, этого вообще никогда не произойдет. Но будьте уверены, что размер вашего вознаграждения не оставит вас равнодушными. Расходы в данном случае не играют никакой роли.

— Никакой роли? — спросил Патрик.

— Именно так.

Питер налил себе чашку чая. Постепенно и приглашение в Женеву, и поведение руководительницы проекта начало складываться в единую картину.

— При всем моем уважении к всемогуществу коммерции, мадам де Росни, для серьезных ученых это никак не может быть единственным стимулом.

— Да, профессор, вы абсолютно правы. Я очень хорошо вас понимаю, и мне искренне жаль предлагать вам только деньги. Но с другой стороны, мы же не случайно выбрали именно вас. Данный проект затрагивает и область вашей деятельности. И если результаты этой экспедиции так и не будут опубликованы, то сама находка и ее значимость станут для вас мучительным грузом, который то и дело будет напоминать о себе.

— Я уже заинтригован, — Питер приподнял бровь, поставил чашку с чаем на блюдце и с нетерпением взглянул на собеседницу.

— Подробности я раскрыть вам не могу, скажу лишь, что нам не удалось ни классифицировать, ни датировать эту находку. Но, по всей вероятности, она будет революционным открытием, меняющим представление о разуме и технологиях наших предков. Под словом «технологии» я подразумеваю не шестерни, а настоящие технологии.

Питер кивнул в ответ с легким удивлением. Судя по всему, мадам де Росни страдала тягой к преувеличениям. Но если в ее словах была хоть капля правды, то это действительно могло очень сильно заинтересовать его.

— Именно поэтому вы из всего делаете такую тайну? — спросил Патрик, скручивая в трубочку пустой пакетик из-под сахара.

— Вы узнали от меня все, что я могла рассказать. Результаты нашей работы не должны попасть в средства массовой информации — ни в каком виде. Тому есть не только социологические, но и политические причины. Такой формулировки вам, к сожалению, должно быть достаточно.

— Хорошо, значит, те самые папки мы получим, когда поедем домой? — Патрик вдруг стал нетерпеливым, словно уже обдумал все «за» и «против» такого необычного предложения.

— Совершенно верно.

— То есть задавать более конкретные вопросы вам не имеет никакого смысла, так?

— Более подробную информацию вы получите из этих материалов. Или у вас все же есть вопросы, господин Лавелл?

Питер покачал головой.

— Если я правильно понял, вы знаете больше о тех технологиях, о которых говорили ранее. И можете рассказать мне об этом.

— Я, к сожалению, не могу. И отнюдь не потому, что мы делаем из этого тайну. А потому, что мы были не в состоянии исследовать это более детально.

Она встала и протянула мужчинам папки с документами.

— Искренне надеюсь на ваш положительный ответ. Пожалуйста, обдумайте мое предложение в течение трех дней.

Питер и Патрик взяли папки. На обложке была черная надпись: «Проект „Вавилон“».

29 апреля, аэропорт Безье-Виа-Адье, Безье.

В холл аэропорта вывалилась толпа взволнованных, по-летнему одетых туристов. Во время полета они уже насладились ландшафтом: реками и горами, горшими плантациями и виноградниками, а также безоблачным небом. Подбадриваемые морским пейзажем, увиденным на фотографиях в туристических бюро или и в кричащих каталогах, они находились в предвкушении Средиземного моря, сыра, красного вина и спутникового телевидения в номерах.

Питер Лавелл был в костюме. Причина его визита была определена очень точно. Он стоял с чемоданом в просторном холле центрального зала и оглядывался по сторонам в поисках встречающих. До сих пор он сомневался, правильно ли поступил. Никто из его коллег ни из университета, ни из музея не знал о его местонахождении. Он взял отпуск за свой счет «минимум на два месяца» и теперь каждый день задавал себе вопрос, чего же он хочет на самом деле: эмигрировать или отправиться в кругосветное путешествие. Благодаря гонорару, который ему предложили в ООН, он мог не только позволить себе такой тайм-аут на работе, но и съездить в настоящую кругосветку по завершении проекта. А может, и не в одну. Однако согласился он вовсе не из-за денег, как и предполагала Элейн де Росни, а из-за самой экспедиции. Профессор до сих нор пребывал в неведении, что же за открытие могло быть столь мистическим и требовало такой таинственности. Но искра любопытства разожгла в нем настоящий огонь, и он сдался. В последние годы он полностью посвятил себя работе за письменным столом, разгадывая неразгаданные загадки и складывая воедино части паззлов, которые другие ученые давно забросили или просто-напросто поместили в архивы. А Питер начал исследовать их и удачно комбинировать. Даже к неквалифицированной критике, разразившейся в ответ на его деятельность, он был равнодушен. Однако кое-что все-таки тяготило его: все свои знания он применял не к собственным открытиям. Поэтому он часто подвергался нападкам завистников, у которых отбирал всю славу. Будучи теоретиком, да к тому же немолодым, профессор практически не имел шансов собственноручно участвовать в полевых исследованиях и делать открытия. Он больше не хотел слушать один и тот же упрек в том, что, по сути, лишь пользовался чужими открытиями и получал от этого выгоду. Участие в проекте «Вавилон» было, вполне вероятно, последней возможностью перейти на другую стезю. Книги могут и подождать, а груды черепков — результаты культурологических исследований коллег — он может обрабатывать и в восемьдесят лет.

Наконец, Питер увидел мужчину в форме, демонстративно держащего перед собой табличку с надписью «Профессор Лавелл, Женева». Рядом с ним стоял, также облаченный в костюм, французский инженер по имени Патрик Невро. Как обычно, он курил сигарету. Значит, он тоже принял это предложение. Питер подошел к парочке и поприветствовал их.

— Привет, Питер. Можно, я теперь буду называть тебя так, раз уж мы плывем в одной лодке? — Патрик язвительно подчеркнул фразу «в одной лодке», намекая на недавний разговор с Элейн.