— Нет, с вами тремя. К сожалению, мне нужно обсудить с вами возможность вашей дальнейшей работы.

— Есть проблемы?

— Я у вас в фойе. Сейчас поднимусь.

— Нет! Мы сами спустимся. Давайте встретимся в Зеленом зале.

— Хорошо, — сказал мэр и повесил трубку.

— Доброе утро, месье мэр, — Питер протянул ему руку, — позвольте представить: Штефани Крюгер.

Они пожали друг другу руки, но мэр даже не улыбнулся.

— Вам нужно покинуть отель до конца этой недели.

— Но почему вдруг? — удивился Питер.

— Из Парижа к нам едет очень большая делегация. И отель должен быть полностью в их распоряжении.

— Но сейчас тут забронированы далеко не все номера! Вы уверены, что не сможете разместить этих господ без столь экстремальных мер?

— Думаете, я не рассматривал другие возможности?! — выражение лица мэра на корню пресекало любую попытку возражения.

— Вы сможете предоставить нам другое жилье? — поинтересовался Питер.

— Нет.

— Без размещения и офиса мы вряд ли сможем продолжить наши исследования!

— Я это понимаю, господин профессор. Да не волнуйтесь, месье Левазье сможет самостоятельно взять ситуацию под контроль.

— Хотите сказать, что вы просто вышныриваете нас отсюда?! — уточнил Патрик.

— Мне все равно, как вы это назовете, месье Невро. Самое главное, чтобы вы освободили отель до конца недели.

— Что за наглость! — вырвалось у Питера.

Но мэр проигнорировал последнюю реплику. Он повернулся спиной к исследователям и покинул помещение.

— Что за дерьмо! — выругался Патрик. — Этим наверняка мы обязаны тому лесничему.

— Странно, но на меня он произвел совсем иное впечатление. Не думаю, что он стал бы пользоваться столь грубыми методами, — вмешалась Штефани. — В конце концов, он просто хотел выведать, чем же мы занимаемся на самом деле.

— Мне тоже кажется, что Левазье тут не при чем, — согласился Питер. — И для меня загадка, с какой стати мэр начал беситься с жиру… Думаю, нам следует обсудить это с Элейн, причем немедленно.

— Тогда давайте поднимемся в бюро и позвоним ей, — предложила Штефани, — а потом я поделюсь с вами своей вчерашней находкой — я уверена, что вас это заинтересует.

— Согласен, — ответил Патрик, — у меня все равно аппетит пропал.

— Никаких проблем, профессор Лавелл, — голос их работодательницы звучал так же строго, как и тогда в Женеве, — я позабочусь обо всем. Спокойно продолжайте работу. Ваш первый отчет, присланный вчера показался мне многообещающим. Я надеюсь услышать вас в ближайшее время.

На этом телефонный разговор завершился.

Исследователи, сидевшие за большим столом для переговоров, невольно переглянулись. Патрик достал из пачки сигарету, а Штефани, не проронив ни слова, пододвинула ему пепельницу. Несмотря на появление Фавеля, у нее было хорошее настроение.

— Как все прошло в Канне? — спросила она спустя несколько минут.

— По сравнению с длительностью нашего визита, это была бессмысленная поездка, — ответил Питер. — Мы снова встретились с Рене Колладон и прямо заявили ей, что ее масонский орден, видимо, сильно изменился, поскольку они занимаются учением и разгадыванием загадок мистика Розенкрейца. Нам удалось внушить ей, что мы наткнулись на гробницу самого Христиана Розенкрейца, и она тут же предложила нам ответить на все интересующие нас вопросы. Но, увы, до этого дело не дошло.

— Сразу после этого у нас состоялся очень нелицеприятный разговор, — добавил Патрик, — после чего мы решили удалиться оттуда как можно скорее.

— Серьезно? — не поверила Штефани. — Вам что, угрожали?

— Это был какой-то странный тип, — пояснил Патрик. — Он так разозлился, когда мы показали ему символ! Он узнал его, даже сказал, как это называется — Кольцо Монсегюра — и заговорил как фанатик, после того как мы не сказали ему, откуда у нас этот рисунок. По-моему, он относится к какой-то секте со смешным названием. Рука чего-то.

— Велиала, — поправил Питер, — «Рука Велиала». Велиал — это древнееврейское имя демона, одно из многих средневековых имен дьявола, Сатаны.

— Вот проклятье! — воскликнул в сердцах Патрик. — Я же сказал — фанатик!

— Ну, это уже кое-что, — сказала Штефани, — теперь у нас по крайней мере есть название — Кольцо Монсегюра. Знаете, что это значит?

— Ни разу не слышал, — ответил Питер. — Знаю, что Монсегюр — это название развалин здесь, в Лангедоке.

— Неподалеку отсюда?

— Ну да. Должно быть, не очень далеко. Может, сто или сто пятьдесят километров.

— Откуда вы так хорошо знаете южную Францию?

Питер махнул рукой.

— Это общие знания по истории. Монсегюр играл важную роль в средние века. Это была последняя большая крепость катаров, в которой спасались альбигойцы [28]во время крестовых походов против них.

— Ваши знания истории выше всяких похвал, профессор, — заметил Патрик, — но не могли бы вы рассказать эту историю попроще, чтобы тупой инженер смог въехать?

— Мне жаль… Правда. И если честно, то не вижу в этом совершенно никакого смысла… — на мгновение он задумался. — Да, точно… Это же настоящий клад новых перспектив и взаимосвязей! Может, мы наткнулись на золотую жилу…

— Хватит, мы и так уже заинтригованы! — крикнула Штефани.

— Что ж, хорошо, — Питер встал из-за стола и принял горделивую осанку, словно готовился к докладу перед большой аудиторией.

— Перенеситесь мысленно в двенадцатый и тринадцатый века. Время крестовых походов. Люди собираются и идут против мавров, сарацинов на Иерусалим и Ближний Восток. Крестовые походы оказываются более или менее успешными, в зависимости от того, как ложатся карты. Во многих странах царят беспорядки. И не только из-за войн, но и из-за интриг, постоянно меняющейся власти, политических и религиозных бунтов. И люди, и различные группировки хотят из всего извлечь выгоду. Орден Тамплиеров, например, нажил огромное богатство и смог давать ссуду даже королям, приобрел такую силу, что сама церковь стала бояться его все сильнее.

Область вокруг Лангедока в те времена была весьма необычным районом. Современным, открытым остальному миру, благополучным и полным вольнодумцев. Это было своего рода смешение Нью-Йорка и Вудстока, если хотите.

— Только не говорите, что вы были в Вудстоке того времени! — Патрик засмеялся.

— Что, простите?

— Да ладно, я пошутил. Продолжайте лекцию.

Питер как ни в чем не бывало продолжил:

— Лангедок в то время был очень богатым. Тулуза была третьим по богатству городом во всей Европе, а главное — очень прогрессивным с точки зрения науки, техники и духовности. Самое подходящее место для зарождения нового мышления. Здесь прочно обосновываются странствующие проповедники, секты и прочие религиозные сообщества. Наиболее влиятельное течение основали катары. Некоторые их взгляды и положения шли абсолютно вразрез с канонами католической церкви. Но, несмотря на это, они завоевывали все большее влияние. Некоторые ученые допускают, что их могли поддерживать сами Тамплиеры. В конце концов все города провинции оказались в руках катаров, которых во Франции принято называть альбигойцами.

— А как же Альбигойские крестовые походы?

— Образ мыслей и увеличивающееся влияние катаров стали угрожать союзу церкви с Францией. Как минимум, в глазах власть предержащих. И церкви нужно было лишь найти достойный предлог — это было вопросом времени. Папа Иннокентий Третий неожиданно объявил о крестовом походе против альбигойцев и хотел полностью уничтожить их. Бой был очень страшным, жестоким. Позже скажут, что самой большой заслугой Великой инквизиции стало уничтожение катаров. В 1209 году весь город Безье был вырезан. Две тысячи женщин, мужчин и детей были убиты без разбора, и все под пресловутым девизом: «Убейте всех — Бог узнает своих».

Питер сделал паузу и продолжил:

— По всей стране начались преследования и уничтожение катаров. А крепость Монсегюр была их последним и самым важным бастионом. В крепости укрывались и парфаиты, [29]предводители катаров, вместе с другими членами их общества. Крепость Монсегюр располагалась на одиноко стоящей горе, что гарантировало ее безопасность. Осаждали ее около полугода, но в конце концов катары сдались, и более двух сотен мужчин, женщин и детей были сожжены заживо у подножия горы. Это произошло в 1244 году.