— Забавная, должно быть, девчушка, — произнес Габриэль, перед тем как уйти. — Надо бы с ней познакомиться.

— Скорей, скорей, — подгоняла Клодин Жоржа Габриэля. — Ты ведь можешь идти быстрее, если захочешь.

— Могу, но не хочу. Ведь у нас еще уйма времени. Нечего зря привлекать к себе внимание.

— Но все кругом идут быстро… — Клодин вдруг умолкла. — Наверное, думаешь об отце? Ты сказал, он должен прилететь сегодня утром?

— Его самолет приземлился в семь пятнадцать. Час назад.

— Ты проверил?

— Конечно.

Клодин метнула на него взгляд, говорящий, что он просто смешон.

— Теперь он уже знает.

— И что же?

Жорж прикинул в уме версии того, что может произойти. Ни один из вариантов не был благоприятным.

— Не знаю. — Он взял ее руку в свою, поднес к губам и поцеловал.

— Не привлекай к нам внимание, — упрекнула его она.

— Он не знает, что у меня есть девушка. Ты мое прикрытие.

Жорж Габриэль прищурился, глядя на утреннее солнце. Он еще никогда не проводил с Клодин всю ночь. При пробуждении, держа ее в объятиях, он ощутил, хоть и всего на несколько минут, какой могла стать вся его последующая жизнь. Он с нетерпением ожидал приезда на Ибицу. Она рассказывала ему о простом сельском домике, о пруде, у которого тот стоял, и о теплых водах Средиземного моря. Он в точности знал, где желал бы очутиться завтрашним утром и в чьи глаза ему хотелось бы посмотреть, когда он проснется. Увидев впереди банкомат, он слегка подтолкнул локтем Клодин, и они остановились.

— Номер кода — восемь два один девять восемь пять, — произнес он, вручая ей банковскую карточку.

— День твоего рождения?

— Просто возьми деньги и возвращайся.

— Слушаюсь, мой повелитель. — Клодин встала на цыпочки и поцеловала его. — Ты не хочешь пожелать мне удачи?

Марк Габриэль знал, куда отправится его сын. Причем телепатия, предчувствие и случайное совпадение были тут ни при чем. Все было просто: он, как отец, слишком хорошо знал своего сына.

Дойдя до ближайшего угла, Габриэль попытался поймать такси. Но в следующий момент он увидел неподалеку банкомат, врезанный в стену дома у отделения банка «БЛП» в Нейи. В апреле, год назад, он дал сыну карточку, когда тот ездил в Израиль, чтобы завербовать профессора, и ему там постоянно нужны были деньги. Тогда мальчик хорошо справился с работой. Так что впоследствии он разрешил сыну оставить карточку у себя, порекомендовав использовать ее только в случае крайней необходимости. Он никогда не давал парню на расходы слишком больших денег. Если Жоржу что-либо требовалось, тот обычно приходил к нему в офис, они вместе обсуждали предстоящие расходы, и, как правило, он одобрял их, давая свое согласие. За последние шестнадцать месяцев мальчик вообще не позволял себе никаких особенных трат, тем более без его на то разрешения, и Габриэль привык видеть в этом успех своей финансовой политики в отношении сына и признак его зрелости. Заняв позицию в нише, образуемой витриной бутика мужской одежды, Габриэль мог беспрепятственно наблюдать за банкоматом. Сейчас из него брал деньги старичок в черном берете и с палочкой. Габриэль упорно высматривал сына. Ведь парня ростом под метр девяносто можно легко заметить в любой толпе.

Этим утром на улице было оживленно. Автомобили сновали туда и сюда в обоих направлениях. Среди них было немало фургонов, доставляющих товары либо услуги на дом. Мелькали надписи: «химчистка», «клининг», «цветы», «продукты». Бронированная инкассаторская машина остановилась перед банком, закрывая ему обзор. Задние дверцы открылись. Двое инкассаторов, держа в руках серые саржевые сумки, вошли в здание.

Габриэль покинул свой наблюдательный пункт и прошел несколько метров вперед по тротуару. Теперь у банкомата старичка сменила женщина. Он скользнул по ней глазами и стал смотреть вокруг, переводя взгляд с одного мужчины на другого, выискивая в людской массе бритую голову сына, его широкие плечи, горящие темные глаза. Ему пришло в голову, что Жорж мог пойти к другому банкомату. Второй такой же стоял совсем недалеко отсюда, но это было менее вероятно: напротив находилась полицейская префектура, и он вряд ли решился бы там появиться. Кроме того, тот банкомат все-таки был дальше от дома, где жила Клодин.

Клодин.

Габриэль снова взглянул на женщину у банкомата. Как-то так вышло, что на какое-то время он совершенно забыл, что его сын вышел на улицу вместе с девушкой. Он получше пригляделся к стоящей, обратил внимание на мелкую дробь, выбиваемую ее каблучками, заметил бросаемые ею направо и налево быстрые взгляды. Хотя он постарался выведать о Клодин все, что можно, он никогда ее не видел. Неужто это та самая Клодин, с которой встречается его сын? Эту мысль он тут же отбросил. Он привык думать о Клодин как о девочке, но там стояла женщина с полной грудью, широкими бедрами, готовая к деторождению, исполненная чувством собственного достоинства. Она казалась чересчур взрослой для его сына… хотя эти западные тинейджеры любят выглядеть старше своих лет. Они даже гордятся этим. В наши дни девочки-переростки начинают открыто и непристойно соблазнять парней уже лет с двенадцати. Голые животы и спины, огромные груди, косметика, как у опытной потаскухи.

Затем он наконец увидел…

Девушка… женщина… одним словом, Клодин, ибо это, конечно, была она, посмотрела налево, переглянулась с кем-то и сделала тому ладошкой знак, словно хотела сказать: «Успокойся, сейчас вернусь».

Габриэль тоже повернул голову влево, пытаясь высмотреть, кому она там подает сигналы, но никого не заметил. Как можно более неприметно он развернулся и пошел по тротуару. Он только что не прижимался к стенам домов и замедлял шаг у всякой витрины, проводя рукой по волосам, приглаживая виски, — все для того, чтобы скрыть лицо. И все время его взгляд неотвязно следил за противоположной стороной улицы, фиксируя то, что видит. Кафе. Киоск. Бутик. Булочная… Клодин отошла от банкомата и теперь складывала пачку купюр, готовясь засунуть их в карман. Все, что ему оставалось делать, — это следовать за ней, пока она не приведет его к сыну. Вот она слегка помахала рукой и кивнула. Ох, конспираторы.

Взгляд Габриэля рванулся вперед и остановился на высоком худом парне, выходящем из общественного туалета. На нем были мешковатые джинсы, кепка-бейсболка с повернутым назад козырьком и слишком большая, не по размеру, футболка, на которой было изображено хмурое лицо молодого негра и надпись «ПЯТЬДЕСЯТ ЦЕНТОВ». Глаза парня скрывали темные очки, но все равно он узнал бы это лицо из тысячи. Ошибки быть не могло.

Сын нашелся.

— Мадемуазель Шарис, пожалуйста, заходите. Я доктор Бен-Ами.

Клэр Шарис перешла из холла во врачебный кабинет.

— Спасибо, что согласились меня принять, — произнесла она очень любезно. — Знаю, нехорошо вот так врываться, не предупредив заранее.

— Ах, что вы, — возразил Морис Бен-Ами, жестом приглашая ее перейти в смотровую комнату, где никого не было. — Всегда к вашим услугам. Я разговаривал с Хуго Люйтенсом из «Новартифама». Говорит, вы преуспеваете в ВОЗ. Прием — это такая мелочь: ради вас я готов и на большее.

Клэр положила сумочку и села на высокое кресло, нервно поправляя юбку.

— Это последние? — спросил он, принимая от нее большой конверт из грубой бумаги желтоватого цвета. Он бросил рентгеновские снимки на проектор, словно игральные карты на стол. — Ну-ка, давайте посмотрим, что там такое.

Шестидесятилетний, с болезненным желтоватым цветом лица, с большими темными мешками под глазами, с нарушенной осанкой, Морис Бен-Ами выглядел так, словно не покидал своего кабинета годами. Его специальностью была онкология — отрасль медицины, связанная с изучением и лечением злокачественных опухолей. Глядя на снимки, он увидел три узловатых образования, прикрепившиеся к локтевому суставу.

— Мм, — промычал он. — Сразу и не подумаешь, что случай такой непростой. Хуго не упоминал ни о чем подобном…