Перейдя площадь, он задержался, засмотревшись на шпиль, на узкие стрельчатые окна рефектория, на крепкие деревянные двери здания, которые, с точки зрения Чапела, скорее были созданы, чтобы не допускать внутрь, чем чтобы приглашать войти. Утром гробы с телами его погибших товарищей погрузят на борт военного американского самолета, который доставит их на базу ВВС США «Эндрюс», а оттуда их отправят уже к семьям: Кека — в Фоллс-Черч, Гомеса — в Трентон, Сантини — в Буффало. Какому богу станут молиться их близкие? Великодушному божеству, которое обещало бесконечную любовь? Часовщику, который запустил механизм этого мира, но затем отвлекся на более важную игру? Или кровожадному немому истукану, требующему веры, несмотря на всю свою сверхъестественную дикость?

Взгляд на небо, где мерцала одинокая звезда, помог Чапелу обрести столь необходимое душевное спокойствие. Кто бы и что бы ни сотворил все это — а что-то, бесспорно, было в начале начал, — позаботится о нем, когда придет его время. Но вообще человеку надо бы перестать рассчитывать только на Бога и начать делать хоть что-то самому.

Улицы сузились, стало тише, словно он попал в безмолвный каньон. Ему эта тишина подходила. На протяжении целого квартала он оставался в мрачном одиночестве. Затем позади послышалось эхо чужих шагов, и он инстинктивно бросил взгляд через плечо. Какая-то тень исчезла в подворотне. Еще один любитель прогуляться ночью. Пройдя мимо комиссариата полиции, Адам через два квартала вышел на набережную д'Орсэ. Стало чуть более шумно, но это его уже не беспокоило: он прислушивался к тому, что происходит в нем, слушал, как ворочается его собственная растревоженная совесть. В Париже пешеходные переходы могут находиться в полумиле один от другого. Чапел перебежал через шестиполосную дорогу и попал на обзорную площадку, с которой открывался вид на Сену. Мимо прошел ярко освещенный речной трамвайчик, с которого оживленные разговоры и смех доносились сквозь шум проносящихся у него за спиной машин. И сквозь звук глухих ударов его сердца. Он с силой хлопнул себя по ноге. Офис — недалеко от метро. Вам не придется много ходить, мистер Чапел.«А чтоб тебя, Леклерк!» — процедил он сквозь зубы.

Адам пошел вдоль реки на север, избрав своей путеводной звездой Эйфелеву башню. В сотый раз при виде ее у него перехватывало дыхание: залитая сверху донизу светом, она озаряла ночь теплым праздничным сиянием. Он пересек мост Альма и пошел вдоль правого берега Сены, а затем у дворца Шайо повернул обратно и углубился в городские кварталы. Шестнадцатый округ Парижа относился скорее к деловым районам города. Несколько попавшихся по пути ресторанов были закрыты. Магазины смотрели на него темными витринами, в отражениях которых он видел лица своих ушедших из жизни товарищей, какими он их запомнил. Вот Кек собирает систему видеонаблюдения. Гомес стучит кулаком по столу и громко смеется, после того как судья выдает ордер на обыск. Сантини, не отрываясь от «Спортинг ньюс», отпускает какое-то мудреное замечание. И наконец, Бабтист — великан с нежной душой, искавший благословения не у Бога, а у своих двоих детишек. Мальчики, как теперь знал Чапел, семи и четырех лет, остались сиротами — их мать умерла от рака еще раньше отца. Кто расскажет им, что он мертв? Кто лишит надежды их жизни?

Волна ненависти захлестнула его. Он взыщет за смерть своих друзей по полной. Он будет беспощаден. Он станет убивать без сожаления. Он начнет мстить. Чапел рассмеялся над собой. Это он-то, единственный среди агентов, кто не носит оружия. Никогда не стать ему ангелом смерти. Он вырос в доме, где насилие было повседневной нормой, и получил прививку от него на всю жизнь. Он физически не мог быть жестоким. И тем не менее где-то в глубине души он знал, что настанет день, и ему придется пройти подобное испытание. Он попробовал представить себе, как нажимает на спусковой крючок и стреляет, чтобы убить. Бесполезно. У него не получалось вообразить себя в такой ситуации. Тогда он представил, что загораживает собой ребенка, и на этот раз получилось. Он почувствовал спусковой крючок, подавшийся назад под его пальцем, и отдачу при выстреле. И он сказал себе, что если ему придется убить, то именно для этого. Чтобы меньше мальчишек оставалось без отцов, меньше детей бесцельно тратило свои жизни, стараясь заполнить пустоту, образованную внезапной смертью родителя.

То здесь, то там на верхних этажах в окнах появлялся свет. Сара говорила, что Нейи — фешенебельный район, один из самых престижных в Париже. Мало что подтверждало этот факт. На улицах он встретил всего несколько прохожих, хотя для этого часа их можно было ожидать и больше. Машин на дороге почти не было. Одним словом, идеальная улица в идеальном городе.

В конце концов он остановился, и, хотя его дыхание оставалось ровным, пульс бешено стучал, отдавая приказ уходить отсюда. На бело-голубой вывеске было написано «Банкомат», а рядом на табличке с названием улицы — «Сен-Поль, 16-й округ». В этой части города он отметил на карте три красные и две синие точки. Здесь находился эпицентр деятельности Талила. Медленно Чапел повернулся, оглядывая здания вокруг.

«Ты здесь», — прошептал он молчаливым фасадам.

«Я найду тебя», — пообещал он задернутым шторам.

«И тогда, видит бог…» — и здесь ему не хватило слов.

Он не знал, что сделает тогда.Глаза его смотрели обвиняюще, но где-то в глубине души целый хор внутренних голосов требовал ответов на вопросы, которые он никогда не осмелился бы задать вслух. Действительно ли открытый ими след Талила приведет к его сообщникам? Есть ли у него время выследить их? Окажется ли этого достаточно, чтобы предотвратить теракт на американской земле, о котором говорил человек на видеозаписи? Были и более сокровенные вопросы. Готов ли он к тому, чтобы принять брошенный ему вызов? Хватит ли у него опыта, чтобы вести такое расследование?

И снова в который раз в голове складывался ответ — да.Он был уверен, что счет в банке «Монпарнас» поможет им выйти на подручных Талила. И от них удастся получить информацию о месте и времени намеченного теракта. И ему хватит времени остановить их.

Верю, значит, могу.

Для Адама Чапела вера была всепобеждающей силой. Сомнения, колебания, неуверенность — эти слова вели человека к неудаче, поражению и позору. И сегодня, когда он одиноко стоял под мерцающим светом в той части города, в которой никогда раньше не был, он понял, что нужно полагаться только на свою волю к победе, чтобы найти сообщников Талила, помешать им претворить в жизнь их смертоносные планы и не упустить свой единственный шанс прожить жизнь без угрызений совести.

Около часа ночи, падая от усталости, Чапел вышел из метро. Сознание утратило ясность. Зато о своих правах настойчиво заявило тело: ему требовался викодин, и срочно. На бульваре Сен-Жермен движения почти не было, и он не торопясь перешел улицу. Глубокой ночью большой город окутывают спокойствие и тишина, и тогда малейший шум становится во сто крат сильнее. Прислушавшись, он уловил какой-то знакомый звук метущей метлы, а может, это шаркали по мостовой кожаные подошвы. Сегодня он уже не раз его слышал. Завернув за угол, он нырнул в подворотню и замер, прижавшись к стене. Потом сосчитал до десяти. Тень на тротуаре стала длиннее. Человек приближался, походка раскованная, но уверенная. В арке показалась грива темных волос. Адам узнал белый топик и облегающие брюки.

— Вам не следует носить туфли фирмы «Тодс», — произнес он, выходя на улицу. — И вообще «туфли автомобилиста». Шишечки на подошве при ходьбе издают характерный звук. Я уже раза три обратил на него внимание.

Сара Черчилль резко повернулась к нему, удивленная и, пожалуй, немного испуганная. И хотя уже через секунду она полностью владела собой, Чапел не сомневался, что не забудет этот взгляд ее широко открытых глаз.

— Признаю свою ошибку, — как-то слишком буднично сказала она. — Но они удобные, а я устала.