В словах ли старика было дело или в чувствах, которые он вкладывал в эти слова, но люди Свейна слушали как завороженные: никто не издавал ни звука.

Снорри стянул свои лохмотья на тощей груди, опустил руку на рукоять ножа и продолжал:

— Конечно, я хоть и крепок, но против двадцати воинов я не выстоял. Они скрутили меня и приволокли в мою хижину, которую они захватили. Поначалу их предводитель — теперь я знаю, что его зовут Хорд Хаконссон, — думал, будто я из вашего Дома; он собирался пронзить меня мечом. И только когда я возмутился и сообщил, что питаю глубочайшее отвращение к вашим многочисленным порокам, он велел отпустить меня. Меня заставили приготовить хороший ужин, пока его люди жались к моему очагу. Я помалкивал и прислушивался к их разговорам. Так я узнал, что они поднялись по ущелью, одни, без коней, пробираясь по бесконечным ступеням толстого голубого льда над замерзшими водопадами. У них ушло на это четыре дня и едва не стоило им жизни; сам Хорд один раз чуть не сорвался в пропасть, но сын успел схватить его за руку и вытащил оттуда. Никто из людей не погиб, и только трое поранились. Судя по тому, что они говорили, это восхождение было великим подвигом, достойным древних героев. Так что сейчас их боевой дух на высоте.

Лейв, который слушал все это, выпучив глаза, не выдержал и закричал:

— Да они с ума сошли! Это же чистое безумие! Зачем они вообще это сделали?

— Чтобы застать врасплох нас и другие Дома, — ответил Халли, мрачно сверкнув глазами. — Никто не предполагал, что они так быстро возьмутся за дело! К тому времени, как вскроется река, схлынет половодье и Совет спохватится, что уже весна, все будет кончено. Наш Дом будет захвачен либо уничтожен, а земли наши достанутся Хорду и Рагнару; после этого они будут еще менее склонны прислушиваться к мнению других Домов. Что ж, это и впрямь отважное деяние, я и не думал, что они способны на такое. Рассказывай дальше, Снорри.

— А ну, постой! — взвыл Лейв. — Кто тут вообще главный?

Халли пожал плечами.

— Я забыл. Извини…

— Рассказывай дальше, старик! — приказал Лейв.

— В ту ночь эти двадцать человек ночевали у меня в хижине, и один все время стоял на страже. На следующее утро десять из них отправились в Дом Рюрика, чтобы добыть лошадей. Они привели…

— Погоди-ка, — сказал Халли. — Так они что, еще и лошадей украли?

Снорри цокнул языком.

— Судя по тому, что они говорили, я бы скорее предположил, что люди из Дома Рюрика приготовили им этих лошадей заранее.

Услышав это, многие из присутствующих ахнули, гневно или испуганно, и стукнули о пол рукоятками своего оружия. Лейв побелел как мел.

— Так Хорд в союзе с нашими соседями? Ушам своим не верю!

— Отчего же? Рюрикссоны на протяжении многих поколений считали ваш Дом надменным и воинственным, — ответил Снорри. — Конечно, теперь, глядя, как вы размахиваете над головой сельскохозяйственными орудиями, я понимаю, что они очень ошибались. Как бы то ни было, они привели с собой двадцать лошадей. Хорд хотел напасть на вас еще вчера, но его люди устали и стояли за то, чтобы дождаться сегодняшней ночи. Рюрикссоны прислали им пива; они напились и развеселились. Я понял, что это удобный случай, и, когда все уснули, украл у них лошадь и примчался сюда.

— Они догадаются, что ты нас предупредил, — встревожился Халли.

— Не догадаются. Я поехал сперва на восток, словно бы в сторону ущелья, и старался оставлять побольше следов. Проехав четыре мили, я свернул и полями приехал сюда. Надеюсь, мой долг уплачен, Халли Свейнссон?

— Более чем уплачен! Спасибо, Снорри! Мы тебе жизнью обязаны!

Они, улыбаясь, пожали друг другу руки. Из толпы раздался жалобный крик:

— Все это здорово, но делать-то нам что? Перебьют ведь нас сегодня ночью!

— Да, действительно. — Лейв прокашлялся. — Халли, убирайся отсюда, и ты, старик, тоже. Люди Дома Свейна, слушайте меня! Хаконссоны явятся не раньше заката. Время еще есть. К тому времени, как они придут сюда, мы будем уже далеко. Сейчас соберем все, что можно унести. Все остальное испортим или сожжем. Возьмем с собой весь скот, какой сможем угнать, остальной зарежем, чтобы не достался Хорду. И в полдень двинемся отсюда на запад, в сторону Глубокого дола и границы владений Геста. Вышлем гонцов, чтобы предупредить Кара Гестссона. Придется ему поселить нас у себя в чертоге, пока все не уляжется. Тесновато будет, конечно, некоторым, наверное, придется ночевать в конюшне, но тут уж ничего не поделаешь. Это всего на пару месяцев. А когда минует половодье, отправим весть Совету. Совет косо посмотрит на такое поведение Хорда, и придется ему заключить мир. Мы получим обратно все наши земли и еще некоторое количество земли сверх того. В конце концов справедливость восторжествует! Ну все! — Лейв хлопнул в ладоши. — За дело!

Он умолк и оглядел зал.

Во время своего выступления Лейв пару раз запинался, чувствуя, что его слова как будто проваливаются в пустоту. Не то чтобы слушатели как-то выражали несогласие — напротив, они стояли совершенно неподвижно и молчали как рыбы. Это-то и пугало больше всего. И когда Лейв договорил, молчание не прекратилось. Оно все тянулось, тянулось, тянулось, как паутина… Оно было на удивление эластичным, это молчание, но чувствовалось, что скоро оно лопнет.

Лейв тоже это почувствовал. Несколько секунд он выдерживал напряжение, потом его лицо исказилось от гнева.

— Ну что вы стоите, дураки? — заорал он. — Сюда враги идут! Надо бежать, а не то нам конец! Какая муха вас укусила?

В центре чертога Грим-кузнец, коренастый, со спутанной бородищей, медленно поднял руку, в которой сжимал кувалду.

— А чего сразу бежать-то?

Лейв обеими руками пригладил волосы.

— Грим, ты что, не слышал, что сказал этот старый бродяга? Хорд и его люди выковали себе мечи! А у нас мечей нет!

— У меня молот есть.

— А у меня вот вилы навозные! — крикнул Куги-скотник.

Народ загомонил, демонстрируя свое оружие. Лейв с трудом перекричал их всех, призывая к порядку.

— Да-да, все это так, но ведь все мы помним древние легенды, верно? Разве Свейн сражался навозными вилами? Нет. У него был меч. А почему? Потому что мечи — самое лучшее оружие. Мечом человека пополам разрубить можно! Послушайте, мы не сумеем отразить это нападение! Мы должны отступить, другого выхода у нас нет!

На это многие сдержанно выразили свое согласие, но другие откликнулись насмешливыми возгласами.

— Как это так — бежать из собственного Дома?

— Бросить его без боя?

— Да что это за вождь такой?

— Это трусость, Лейв Свейнссон!

Шум в зале все нарастал, становясь оглушительным; Лейв стоял на возвышении, не в силах произнести ни слова. Но вскоре за ревом толпы сделался слышен настойчивый ритмичный стук. Люди один за другим начали умолкать. Старый слуга Эйольв, тощий, иссохший, стоял в центре толпы и упорно стучал черенком своей тяпки о каменный пол, пока все не затихли. Наконец он остановился и изрек:

— Лейв, несомненно, хочет как лучше, и в том, что он говорит, есть разумное зерно. Конечно, нет смысла оставаться здесь, чтобы нас всех перебили.

Лейв вскинул руки.

— Ну наконец-то! Хоть один человек разумный нашелся! Спасибо, Эйольв.

— И тем не менее, — с нажимом продолжал Эйольв, — я, например, не думаю, что нас непременно перебьют, и я, как и многие, уверен, что бросать свой Дом чрезвычайно дурно. По-моему, прежде чем так поступить, надлежит рассмотреть и другую возможность. Быть может, мы все-таки сумеем его защитить? Я предлагаю… — Тут ему пришлось выждать, пока несколько человек, и в первую очередь Лейв, пытались ему возразить. Их зашикали. — Я предлагаю, — продолжал Эйольв, — выслушать мнение единственного человека среди нас, который на личном опыте, а не понаслышке знаком с враждой и насилием: Халли Свейнссона!

Воцарилась тишина. Халли, который все это время торчал на ступеньках возвышения, застыл в нерешительности, не зная, что делать.