Халли смотрел на пламя, пляшущее в очаге. Огненные языки взлетали вверх, ярко вспыхивали — и исчезали бесследно. Значит, и с ними будет вот так? После одной-единственной попытки к бегству, после того как они решились на то, чего никто не осмеливался сделать на протяжении многих поколений, после того как они увидели вдали эту впадину на хребте, возможно — путь за горы… Неужели после всего этого им с Ауд остается только отступить, отказаться от всех надежд и влачить тихое, унылое существование, пока не придет их черед упокоиться в безымянном кургане?
А что, все прочие так и живут.
Из-за закрытой двери послышались отрывистые звуки. Отца снова мучил кашель.
Отчасти чтобы не слышать этого кашля, отчасти чтобы справиться с внезапно вспыхнувшим бессильным гневом, Халли хрипло сказал:
— У тебя куртка порвана. Что, он ее насквозь не процарапал?
Ауд подняла глаза. Прокашлялась. Она слишком долго молчала.
— Нет. Я не ранена, там одни только синяки.
— Это хорошо. Снова молчание.
— Твоя шея выглядит ужасно, — сказала наконец Ауд.
— Да? А по ощущениям вроде ничего.
— На ней пять красных полос.
Халли передернуло, но он сказал только:
— Прикосновение у него ледяное.
— Я знаю. У меня просто дыхание перехватило, когда он ударил меня в грудь.
Она взглянула на свою опухшую ногу, потом снова уставилась на огонь.
— Прости меня, Халли.
— Да ладно тебе! — Он отхлебнул еще вина. — А за что, кстати? Просто для ясности.
— За то, что я тебя туда потащила. За все, что я говорила про… ну, про легенды. Прости, что я все это отрицала. Я просто никогда не думала…
— Я тоже.
— У тебя вина не осталось?
— Здесь не осталось. Сейчас схожу принесу с кухни.
Но он остался сидеть на месте.
— Как ты думаешь, — спросила Ауд, помолчав, — тровв не придет за нами сюда? Ну, из-за того, что мы перешли границу?
— Если бы он мог это сделать, он давно бы нас догнал. У нас ушло столько времени на то, чтобы спуститься с горы… Нет, граница по-прежнему закрыта.
Ауд еще сильнее ссутулилась в кресле.
— Ты его не видел, да? — спросила она.
— Не видел. Только чувствовал запах, слышал шаги и знаю, какой он на ощупь…
Халли раздраженно потер глаза.
— Какие мы были дураки! — в отчаянии воскликнула Ауд. — Это все правда, все легенды — правда…
Халли заметил, что голос у нее дрожит. Он приподнялся в кресле, хотя это стоило немалых усилий.
— Ну, положим, не все, — возразил он. — Вот, например, Катлина история насчет проклятия — неправда.
— Какого еще проклятия?
— Со мной ничего такого не случилось. — Он попытался улыбнуться. — Ну, ты понимаешь?
Она явно не понимала.
— В смысле?
— Ну, помнишь, проклятие, которое действует на мужчин… пересекающих границу… — Он шумно выдохнул воздух. — Ладно, забудь.
— А-а, понятно. Так значит, у тебя все на месте? Понятно. Это хорошо.
Снова молчание.
— Но ведь тровв нас едва не убил, Халли! — снова воскликнула Ауд. — В этом ничего хорошего нет!
— Ну не убил же все-таки? Мы ведь выжили.
— Выжить-то выжили, а что толку? Мы навсегда прикованы к этой долине, к нашим Домам! Мы тут в ловушке, как и говорится в легендах.
Оттого что ее слова в точности повторяли его собственные мысли, гнев Халли разгорелся с новой силой. Он больше не мог сдерживаться.
— Ну, я с этим смириться не готов! — буркнул он. — Я туда еще вернусь!
— Чего? Куда?! Слушай, не будь полным…
— Нас было двое, Ауд. Всего двое. Мы были вооружены ржавыми садовыми инструментами и каким-то поддельным когтем! — Он подался вперед, жестикулируя кубком. — И мы смогли противостоять этому тровву в кромешной тьме! А если бы ночь была лунная? А если бы у нас были факелы? А если бы нас было больше? Мы бы с ним разделались в два счета!
Ауд издала невнятный звук: то ли фыркнула, то ли хмыкнула.
— Тровв был один, Халли! В этом-то все и дело! Всего один! А их там небось сотни! Помнишь эти кости? Тебе хочется закончить свою жизнь в этой пещере? Ну, тогда валяй, ступай обратно на гору!
— У нас даже оружия настоящего не было! — продолжал гнуть свое Халли. — Ты погляди на эту штуку! — Он распахнул безрукавку и продемонстрировал кривой троввский коготь, заткнутый за пояс. — Ну да, он, конечно, острый, но, в сущности, ничего особенного. Бьерн-купец его небось сам за полчаса вырезал. И тем не менее я ранил им тровва и заставил отступить! А вот если бы у нас был меч, настоящий меч, как в старину делали… Как ты думаешь, что тогда?
— У нас нет мечей, Халли.
— Я знаю.
— Единственные мечи в долине — это те, что лежат в курганах героев.
— Я знаю.
Он посмотрел на нее. Она посмотрела на него. Порыв ветра тряхнул ставни. Ауд тихо сказала:
— Если ты действительно думаешь о том, о чем думаю я, то, пожалуйста, даже не помышляй об этом! И уж точно не говори такого вслух. Это безумие.
— Почему же? Это вполне можно сделать.
— Нет, Халли, нельзя. В легендах прямо говорится: именно мечи не дают троввам ворваться в долину.
— Вот именно! Будь у нас такой меч, мы бы…
— Потому каждому покойнику и дают с собой в курган маленький меч. Чтобы укрепить границу.
— Мы бы смогли пройти через пустоши, подняться в горы…
— Это герои охраняют границу, Халли! Их мечи и память о том, что они совершили. Никто не знает, как это работает, но работает, как мы с тобой теперь убедились! Арне защищает свои земли. Свейн защищает свои. Они заботятся о том, чтобы все оставалось по-прежнему.
— В его кургане есть дыра, Ауд!
— Если ты возьмешь его, Халли, если ты нарушишь границу, что тогда помешает троввам спуститься в долину?
Халли расхохотался, и его смех показался грубым даже ему самому.
— Какая разница? Нас-то тут все равно уже не будет!
Ауд встала. Свет очага озарял ее лицо, но дыры на куртке зияли черными провалами. Она, прихрамывая, подошла и встала напротив Халли.
— Посмотри на меня. Посмотри!
Он нехотя поднял голову и угрюмо взглянул на нее.
— Ты что, правда хочешь, чтобы с твоей семьей и твоим народом случилось такое? — спросила она. — Тебе правда хочется обречь их на такие страдания? А ведь так оно и будет, если ты украдешь меч и троввы спустятся с гор! Если тебя это устраивает, так и скажи! Я сейчас же уеду из вашего Дома, потому что я тебя больше видеть не хочу! Мне не меньше твоего хочется бежать отсюда, Халли Свейнссон, но, как бы я ни ненавидела свою семью, на такое не пойду никогда!
Она не повышала голоса; только глаза у нее полыхали яростью. Она повернулась и отошла; побелевший Халли остался молча сидеть в кресле.
Он дождался, пока она сядет, и сказал:
— Извини. Я наговорил глупостей. Я просто очень зол, понимаешь?
— Понимаю. Я тоже.
— Я не испытываю к ним ненависти.
— Я знаю.
Воцарилось молчание.
Халли посмотрел на темные окна.
— Отец умирает, — сказал он.
— Халли…
— Ты там просто не была! Ты не представляешь, каково это видеть! Я не могу говорить с ним, Ауд. Свейн мне свидетель, я даже смотреть на него не могу…
Голос у него срывался; он умолк, перевел дух, дождался, пока сердце перестанет болезненно сжиматься. Наконец он выговорил:
— Ты права. Я не хочу, чтобы вышло так, как ты говоришь. Меч Свейна останется при нем. Но я все равно собираюсь найти выход из долины. Наверняка можно что-нибудь сделать, даже несмотря на троввов. Просто надо чуть-чуть подумать, только и всего. Нам нужно немного времени.
В это время кто-то отчаянно забарабанил в запертые двери чертога.
Ауд вскрикнула. Халли выронил кубок, и он покатился по полу, взблескивая в свете очага.
— Троввы! — прошептала Ауд. — Они явились за нами!
Халли сердито покачал головой.
— Троввы стучаться не станут!
Тем не менее говорил он с запинкой и вставать не спешил.
В двери еще раз постучали.
Откуда-то из комнат послышался испуганный голос матери:
