Сельский пейзаж оставался унылым и однообразным. Редкие деревни, деревянные дома с убогими сараями, в которых содержался домашний скот. Из труб тянулся дымок. Растянувшиеся вдоль дороги нераспаханные поля прерывались березовыми рощами. Дождь шел не переставая. Река, когда они подъехали ближе, заметно поднялась и грозила выйти из берегов. Судя по карте, через три километра их ждала большая развязка на пересечении двух автострад: М6 Волгоград — Москва и М4 Москва — Ростов-на-Дону.
Моленков посмотрел на часы. Если бы сын не сгорел заживо в танке, сегодня он отпраздновал бы свой сорок первый день рождения. Каким бы он был? Наверняка имел бы семью, возможно, уже начал бы лысеть, отпустил животик. Они отобрали у него сына, ставшего всего лишь единичкой в никому не нужной статистике идиотского конфликта. На базу в Душанбе не прислали даже гроб. Никто из командиров не нашел времени, чтобы извлечь обугленные останки из попавшего в засаду подбитого танка. Его просто столкнули с дороги. Тело сына оставили воронью, крысам и мародерам, забравшим его жизнь. Его сын, Саша, крепко дружил с Виктором, из-за чего ранним зимним утром он и отправился с Яшкиным в одну из гостиниц Сарова.
Занятый своими мыслями, он едва заметил огромную эстакаду, на которой сходились две автострады. Как изменился в лице Яшкин, когда ему сообщили, что товар продается! Виктор передал им два мобильных телефона. Он до сих пор помнил код, который набрал при первом звонке. Потом телефон выбросили в реку. Код был такой: ###****51332365. И два старых, безмозглых идиота тряслись от возбуждения, расшифровывая его: ### — подтверждение того, что сделка состоялась, каждая звездочка представляла собой четверть миллиона американских долларов, которые заплатят за доставку, а цифры — географическое местоположение, восточную долготу и северную широту, куда необходимо доставить товар. Тот телефон утонул в реке, со второго сделали один звонок, сообщили дату отъезда. Второй телефон тоже выбросили. Они проезжали под автострадами, по которым шло движение с юга и юго-востока в Москву. Над головой громыхали грузовики. Моленков заметил кривую улыбку на лице друга и скорчил гримасу, потому что забыл указать направление. Яшкин ткнул его локтем в бок. Они проехали мимо припаркованной патрульной машины. Яшкин подался вперед, разглядывая указатели, чтобы не повернуть на Москву или на Ростов и Волгоград. Сзади взвизгнула сирена, и дрему как рукой сняло.
Он посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не увидел из-за спрятанного под брезентом груза. В боковом зеркале замигали синие огоньки.
— Черт.
— Что?
— Ты что, оглох? — прошипел Моленков. — Не слышишь?
Яшкин пожал плечами.
— Стар уже. И что я должен слышать?
Моленков опустил стекло, и дождь брызнул в лицо.
— Теперь слышишь?
— Скорость мы не превышали.
— А про «БМВ» забыл?
— Что будем делать?
Звук приближался. Завывала сирена, сверкали огни. Новый седан мог обогнать их и на трех колесах. Моленков снова ругнулся. Он заметил, как быстро отреагировал Олег Яшкин: нога ударила по педали газа, голова качнулась к лобовому стеклу, подбородок почти уперся в руль. Зачем? Бесполезно. Милицейская машина была уже рядом с ними, запрыгнула на обочину, из-под колес полетела грязь, и вот она уже впереди. Все бесполезно. Две ухмыляющиеся рожи, взмах руки, приказывающий им остановиться. А что такого? Всего лишь немного поцарапали этот чертов «БМВ» да разбили пару фонарей. Седан притормаживал, не давал проехать, а отставной полковник Игорь Моленков думал о том, что находилось под брезентом на заднем сиденье. Он полез назад. Время идет, а привычки остаются. Пошарил в боковом кармане сумки, нашел, что искал, и придал лицу каменное выражение. Или он получит полмиллиона долларов, или проведет остаток жизни в колонии строгого режима.
— Останови машину и молчи.
— Я могу сбросить их в кювет.
— Останови машину! Хоть раз сделай, черт возьми, что я говорю. И заткнись.
Они вышли из патрульной машины. Тот, что покрупнее, держал во рту сигарету; рубашка расстегнута. Второй поменьше и моложе. У обоих оружие в поясной кобуре. Они медленно приближались. Моленков провел ладонью по орденским планкам. Тупые ухмылки на самодовольных рожах. Они подошли к окну с его стороны, и пепел от сигареты упал на капот машины.
Начало обычное.
— Нарушаем.
— Вы превысили скорость в зоне ограничения.
— Штраф или придется задержать.
Элементарное вымогательство. Моленков все еще прикрывал медали рукой — пока еще рано. Эти двое даже не потрудились достать квитанции об оплате штрафа. Он подумал, что их смена, наверное, скоро заканчивается. Здоровяк бросил сигарету на капот. Молодой выдохнул дым в лицо Моленкову.
— Что везем, отец?
— Откройте багажник и покажите, что у вас там.
Он вылез из машины и выпрямился. В полный рост, под дождем. Расправил плечи, выставил награды, вцепился взглядом в гаишников. Медали блеснули. У любого полковника их набиралось на три ряда — за долгую службу, за участие в парадах, за то, что протирал штаны.
— Позор! — заорал он.
Ухмылки исчезли.
— Вы позорите форму и свою страну! Шпана!
Он как будто вернулся в прошлое.
— Хулиганье! Мусор! Вам бы только по ларькам шарить!
Они подтянулись, вытащили руки из карманов.
— Думаете, не знаю, кто ваше начальство? А ну-ка встали, как положено!
Замялись. Оробели. Вытянули руки по швам.
— Посмотрите на себя. Что за вид? Где ваша выправка? Ты, застегни пуговицы.
Глаза сверкнули и тут же потухли.
С холодным презрением:
— Застегнуть.
Пальцы забегали по пуговицам.
— А ты? Что за распущенность! Ты слуга народа или цыганский вор?
Молчание.
— Рубашка грязная. Я бы на такой своей собаке спать не позволил. Стоять смирно, когда к тебе обращаются!
Они подтянулись. Здоровяк вобрал живот, губы его тряслись.
— Я всю жизнь отдал служению России. Мой сын отдал за Россию жизнь, и отец моего друга погиб за Россию не для того, чтобы такое дерьмо, как вы, могло воровать и позорить службу. Выброси сигарету!
Сигарета улетела в лужу и потухла.
— Теперь ваша машина. В каком она состоянии? Не вилять!
Он повел их к патрульной машине. На заднем сиденье валялись банки из-под напитков, обертки от бутербродов, пачки сигарет и журналы.
— И вы так ездите на работу? Вы — позор своего ведомства. Вы позорите свою форму и профессию. И я работал, чтобы обеспечить безопасность таких уродов, как вы? Машину привести в порядок!
Подчинились. Весь мусор свалили в пластиковый пакет. Когда они почти закончили, Моленков приказал им убраться на обочину. Гаишники отъехали. Он незаметно подал знак, и Яшкин повернул ключ. Моленков забрался в машину и крикнул через окно, что они должны благодарить бога за то, что он не доложит об их поведении своему другу, начальнику управления в Коломне. Патрульные застыли по стойке смирно, и Игорь Моленков выдохнул с облегчением. Сплошной блеф, и если бы его раскрыли…
Яшкин сжал ему руку.
— Я все видел. Они отдали честь. Ей-богу, как дети на параде. Наверно, обрадовались, что ты не поехал прямо в Управление.
Они засмеялись. Не захихикали, не заулыбались, а истерически заржали. Они хохотали без остановки, машина виляла по дороге, и Моленков уронил голову на грудь Яшкина. Тому пришлось оттолкнуть друга, чтобы не потерять управление.
— Ты был великолепен, — признал Яшкин. — Теперь я не сомневаюсь, что мы доберемся до Буга. Ничто и никто нас не остановит.
* * *
Они сидели «подковой» вокруг Кристофера Лоусона и слушали. Ветер не унимался.
— Вы должны понять, джентльмены, что мы имеем дело с совершенно разными людьми, у которых один общий дефект. Они прибудут в назначенное место из разных точек, между которыми нет очевидной связи. Всеми руководит тот самый дефект. Они все накопили обиду на общество. Теперь она ведет их. Ни любовь, ни верность не дают такой мотивации, как обида. Я полагаю — и это не досужее рассуждение — следующее. Со склада в Арзамасе-16 похищена ядерная боеголовка и в данный момент вывозится с ее территории. Еще одно предположение. Ее купят или уже купили преступные элементы. Далее. Боеголовку продадут тому, кто захочет ее взорвать. Вне всякого сомнения, существует совершенно определенная опасность. Она многогранна, но все участники сделки связаны фактором обиды. Если мы найдем ее истоки, то поймаем и этих людей. Мы оглушим зверя, наступим ему на горло и отрежем голову. Итак, джентльмены — и леди, — добро пожаловать в операцию «Стог». Сейчас я всех вас представлю.