Вопрос: ну, и какой в этом всем художественный смысл?

Почему эта деятельность вообще проходит по разряду искусства, пусть и «контемпорари», а не просто бытового хулиганства?

Почему это все нам предлагают понимать как именно художественные действия, а не как просто потуги осумасшедшевшего от тщеславия маньяка, на что угодно готового, лишь бы попасть в газеты?

Стыдно сказать, но сказать могу только одно — не знаю.

То есть, насчет доллара на Малевиче понятно — мол, никакой это теперь не авангард, а просто дорогая вещь, выгодное вложение денег; но насчет остального…

Но Оганян, вроде бы, как я понял, рассматривает деятельность Бреннера вполне серьезно и положительно, а как именно он это трактует — нужно бы его (Оганяна) расспросить, чтобы разъяснил, да все как-то речь не заходила.

***

Кстати сказать, что касается обосраться перед Ван-Гогом — это как раз Тер-Оганян А.С. придумал, году так в 1989-м, еще на Речном Вокзале. Сидели на кухне, пили чай, обсуждали вопросы, шутили шутки, тут вот среди прочих шуток Оганяном была высказана мысль, что смешно было бы пойти в Пушкинский музей, да там перед каким-нибудь Ван-Гогом и обосраться — мол, от восторга! Мол, вот она какова, волшебная сила искусства!

Оганян потом в такой же непритязательной беседе пересказал эту мысль Бреннеру — а тот так и поступил.

Я потом Оганяну высказывал свое возмущение таким отношением к чужой интеллектуальной собственности — спер идею! — но Оганян, к моему удивлению, моего возмущения не поддержал.

— Ну и что, — сказал он. — Ни ты, ни я все равно бы этого не сделали — кишка тонка, да и не по нашей части такое, а мысль смешная, чего ей пропадать. Бреннер и не дал пропасть, и правильно сделал, — сказал Оганян. Вот какая ему свойственна щедрость!

Также см. Зависть, Сорос.

Любитель Тер-Оганян стихотворений Бродского И., это факт. А почему он должен быть не любитель? Или вы полагаете, он есть из числа тех личностей, типа Лимонова Э. или Галковского Д., которые все делают наоборот общепринятому, лишь бы прослыть оригиналами? Оганян вовсе не из таких. Напротив: он глубоко за все хорошее и замечательное, и, поскольку Бродский поэт, несомненно, замечательный, Оганян всецело —

Интеллигентский советский кумир 1960-х — да и вообще образцовый модернист, каким он должен быть в традиционном понимании: безумный, нищий, зато гениальный.

Тер-Оганян А.С., насколько мне известно, к творчеству В. довольно безразличен:

— Ну, неплохой, конечно, художник, — вяло ответил он мне на мой прямой вопрос. — Немного однообразный.

Судя по отдельным высказываниям О., гораздо больше ему по душе, например, Матисс.

Одна из первых в Москве выставок товарищества «Искусство или Смерть», созданного и возглавлявшегося А.С.Тер-Оганяном. Проходила весной 1990 в Выставочном зале на Автозаводской.

Пригласительный билет на выставку «Великие чародеи живописи».

Еженедельник с цветными картинками, приложение к одноименной газете. Выходил в 1997-98 гг., и был одним из немногочисленных печатных изданий, регулярно и квалифицированно писавших о «контемпорари арт», причем не только заметки о прошедших выставках, а и большие статьи об его истории и теории. Андрей Ковалев там этим заправлял.

Закрылось после кризиса августа 1998.

В августе 1998 года автор этих строк злорадствовал: плохо, конечно, но есть и положительные стороны: зато все это глянцевое говно, скороспело выросшее на американских деньгах — «Он», «Она», «Космполитен», «Товарищ», «Медведь», «Империал», «Ом», «Плэйбой», «Птюч», «Элль», «Вог», «Мари Клер», «Оффисиель», «XXL», «Вот так», «Кул Герл», и др. и др. поразорится, а на их месте вырастут, дескать, естественным путем, новые издания, которые-то и будут правильными и настоящими. Кризис, дескать, послужит очистительной грозой, даже бурей, которая сметет с лица земли —

Куда там.

Если кто разорился и закрылся, так как раз те из печатных изданий, которые как раз были более-менее культурными — та же «Вечерняя Москва», «Пушкин», «На посту». А «Вот так» или там «Лиза» —

Да ну и разорись они все, вышеперечисленные, вырасти на их месте естественным путем наши, собственные, укорененные в родной почве всеми своими корнями, — лучше было бы?

Сомнительно.

Вон, поп-музыка наша — самобытная и плоть от плоти донельзя, Алена Апина или Шуфутинский ниоткуда не скопированы, полностью и целиком местный продукт, и что, — сильно хорошо?

31 декабря 1992года, Галерея в Трехпрудном

Совместное произведение А.С. Тер-Оганяна и В.Касьянова.

Гениальное произведение! Из стены торчит водопроводный кран, у него, как и положено, две ручки, для гор. и хол. воды. Над ручками надпись — над одной «вино», над другой — «водка». И, что самое главное — это было правдой! Крутишь одну — течет вино, крутишь другую — течет водка.

С названием только авторы, на мой взгляд, дали маху: нужно было назвать как-нибудь типа «Счастье» или «Мечты сбываются».

Современный московский художник, человек, который нарисовал одну из самых знаменитых картин современности — поцелуй взасос Брежнева и Хоннекера на Берлинской стене. И один из тех московских деятелей актуального искусства, с кем Тер-Оганян А.С. особенно дружен.

Подружились они в 1995 году в Голландии, где в составе группы российских художников по приглашению какого-то тамошнего культурного института проводили полтора месяца.

Оганян, вернувшись, отзывался о Врубеле в наилучших тонах.

Остальные, кто там был, по рассказу Оганяна, были люди, обладающие молодыми крепкими организмами, они думали, он, Тер-Оганян А.С., после пьянки пластом лежит так, чтобы цену себе набивать. Что там! — таблетку аспирина, бутылку пива — и побежал опять огурцом, — юнцы! А вот Врубель, это человек с именно, что понятием, он знает что к чему, что такое похмелье, что такое выходить из запоя …

Некоторое количество историй из жизни В. можно найти в упоминавшейся «Волшебной стране» М.Белозора.

А вот еще одна.

После выступления Оганяна и его «Школы Авангардизма» на фестивале «Золотая маска», все поехали к Авдею на Бауманскую, продолжать пьянку. Художник Д. Врубель метался по оганяновому жилищу, восклицая:

— Нужно ехать назад! Кого-то, я точно помню, забрали в менты. Нужно выручать!

— Успокойся, — отвечали ему. — Уже выручили.

— А кого забирали-то?

— Тебя!

***

Картина с Хоннекером меж тем стала в восстановленной Германии ее символом, она там и на майках, она и на каких-нибудь салфетках в ресторане, и на пивных кружках, и везде, где только можно. И если бы Врубель, как положено, получал бы отчисления за использование его произведения, он бы как сыр в масле катался. На реставрацию ее — она ведь под открытым небом, под дождем и снегом, — восемь миллионов марок как-то отпустили, прочитал Врубель в газете.