Авдюша относился к их словам скептически, но, на всякий случай, действительно, более восьми дней подряд его не пил.

То есть, он восемь дней пил его, а потом делал перерыв — один день пил что-нибудь другое.

Ну, а затем пил опять его.

***

Но от совсем уж пьянства по-московски он все-таки старался воздерживаться: пребывание его во Франции было слишком ответственным для него делом, нужно было показать себя с наилучших сторон. И лишь когда все дела были сделаны, выставка закончилась, картины распроданы, до отлета в Москву оставалось три дня, и билеты были уже на руках, лишь тогда он позволил себе расслабиться.

И вот он приходит в себя и видит: вокруг серый рассветный сумрак, пустырь, на котором он спал, неизвестно как здесь очутившись, громады многоэтажек, свойственные окраинам мегалополисов. Кое-как поднявшись, ковыляя, он подходит к стоящему на обочине дороги грузовику и начинает на ломаном английском выпытывать дремлющего в кабине водителя, как ему добраться до Монмартра.

Водитель долго с недоумением его слушает, потом спрашивает на чистом русском языке:

— Мужик, тебе чего надо?

— Ты русский? — с восторгом кричит Оганян. — И я русский! Ты откуда?

— Из Курска, — отвечает водила.

— А я из Москвы! — с восторгом же сообщает Оганян, и начинает жаловаться на козлов, которые завезли его хрен знает куда и бросили.

— Из Москвы? — спрашивает водила, продолжая не понимать. — А сейчас ты где?

— Как «где»? В Париже!

— А, — отвечает водила. — Ну так ты вон туда посмотри.

И Оганян смотрит и видит: идут к нему лютые русские менты со знаменитыми русскими калашниковыми, стоят вдоль дороги русские ларьки, вокруг которых клубятся русские алкаши, на домах русские надписи «гастроном», «прачечная» и проч.

1989, лето

Переселившись в Москву осенью 1988, А.С.Тер-Оганян и его ростовские товарищи из товарищества «Искусство или Смерть», не имея в столице нашей родины ни кола, ни двора, ни угла, ни места, где голову преклонить, не став еще известными мастерами контемпорари арта, были чрезвычайно озабочены вопросами зарабатывания любых денег любым способом — чтобы жить.

Летом 1989-го каким-то путем, уж не помню каким, стало известно, что в «День молодежи» (не помню уже, когда он проводился — где-то в начале июля) в ЦПКИО им. Горького предполагается праздничная программа, и что начальство парка, чтобы не отставать от новых веяний (см. Перестройка), решило позвать молодых художников украсить парк какими-нибудь авангардными произведениями.

Никто из уже выдвинувшихся к тому времени художников этим заниматься не пожелал из-за смехотворности суммы вознаграждения, предлагаемой парком — 600 рублей на всех — в то время как, после Сотбис-1988, на Фурманном и 600 долларов на одного не считалось суммой, из-за которой стоило суетиться — и таким вот образом эта работа и попала товариществу «Искусство или Смерть».

Начальством парка ожидалось, вероятно, что это будет некая гигантская скульптура из всякого подручного материала — доски, железяки, арматура и т. д., побрызганное краской: таковы, в общем, довольно типичные представления типичного человека об авангардизме. (Примерно что-то такое, в общем, предложил бы и автор этих строк, дай ему такое задание). Но, опять же, в духе новых веяний — см. опять же Перестройка — высказав эти свои пожелания, начальство на них не настаивало, а только было сказано, чтобы произведение было авангардно, безумно и ни на что не похоже.

Оганян придумал совсем не то, что ожидало начальство и даже его сотоварищи по «Искусству или Смерти». Оганян придумал, в общем, действительно радикальную, а не декоративно-прикладную, идею: он придумал, что нужно ровненько через каждый метр расклеить на асфальте по всему парку всевозможные картиночки, вырезанные из газет и журналов: политики, красотки, и все прочее, и прочее, самого разного при этом размера, от журнального листа до спичечной этикетки.

Целую неделю эти газеты и журналы собирались, причем одна девушка по имени Катя пожертвовала для этого даже своим запасом заграничных журналов «Элль», «Вог» и т. д., много лет привозимых папой-профессором из загранкомандировок; по тем временам это все равно, как если бы по нынешним временам кто-нибудь ради однократной и безвозвратной художественной акции отдал бы знакомым художникам на растерзание и уничтожение свое … даже не знаю, с чем и сравнить: что нынче символы процветания, успеха и приобщенности к особым сферам? — потом неделю из всего этого вырезались картинки — пол в квартире на Речном был покрыт разными бумажками примерно на сантиметров на пятнадцать.

В ночь перед праздником художники вышли на дело, имея при себе три мешка с бумажками, два ведра клейстера, мел и измерительную рулетку. Все пространство перед главными воротами, под ними и за ними, вплоть до первого фонтана, было ровно расчерчено в клеточку — и по этой сетке всю ночь расклеивались картинки Оганяном со товарищи.

А утром деятели товарищества «Искусство или Смерть» с ужасом обнаружили, что, во-первых, начал накрапывать дождик, с каждым мгновением силой бессмысленной силы природы превращающий художественный проект в просто грязные бумажки, а потом пришли дворничихи, которые, ужаснувшись такому количеству невесть откуда взявшегося мусора, да еще приклеенного, да перед самым праздником, стали эти бумажки отскребать скребками, очень сильно ругаясь. На отчаянные призывы участников «Искусства или смерти» о том, что это есть авангардное произведение, которое нельзя трогать руками, а можно только смотреть, ответ был «Художники от слова худо!», и только вмешательство администрации парка (тоже, впрочем, крайне озадаченной представленным ей авангардным произведением) разрешило конфликт и «технические работники» оставили картинки в покое.

Короче, Радикализм был достигнут, а вот Красота (но, конечно, безумная), которая тогда еще входила в цели и задачи, ставимые перед собой Тер-Оганяном А.С. — увы.

Деньги, тем не менее нам за работу все равно заплатили.

Педагогические таланты Т. велики и обширны.

В сообщении Кошляков Валерий описано, какое влияние оказал Оганян на этого выдающегося мастера современной кисти. В сообщении Школа Авангардизма описана работа А.Тер-Оганяна с новым — новейшим — поколением деятелей актуального искусства. Также см. сообщ. Репин — там тоже есть кое-что на эту тему. Наконец, могу сообщить, что он и на меня оказал значительное влияние, хотя я вовсе не художник, а автор стихотворений. Тем не менее, его советы, рассуждения, высказывания и проч. были чрезвычайно ценными и полезными, и, если бы не Оганян, я, может быть, и до сих пор бы был бы чем-то вроде (ну, улучшенного, конечно) Вознесенского А.

***

Одно из чрезвычайно ценных педагогических свойств Т., например такое — не скупиться на похвалу. Писателю, как известно, одобрение необходимо не меньше, чем канифоль скрипачу.

Я, например, совсем не такой, мне как раз хрен угодишь. У меня вырвать похвалу чужому сочинению…

На фига мне их хвалить, чужие, когда у меня своих сколько хочешь?

В сообщении Мясо кита уже сообщалось о некоторых кулинарных особенностях жизни Тер-Оганяна А.С. Вот еще одна: он не терпеть не может пельменей.

Пример: во времена суровой бедности и к тому же тотального дефицита поздней перестройки (конец 1989), Оганян с Салаватовой Г. заходят в огромный алюминиевый ангар окраинного универсама на ст. м. Речной Вокзал, где тогда все художники товарищества «Искусство или Смерть» обитали, — в универсаме пусто, хоть шаром покати,