Магнус утащил меня из центра толпы, крепко обняв за плечи и обдавая парами алкогольного дыхания.

— Вам не нужно было связываться с той Бонапартовой шлюхой, — тихо увещевал меня норвежец. — Со мной вы будете в большей безопасности!

— Я даже не представлял, что тут крутятся соглядатаи ее муженька. Странно, что у него так сильны собственнические инстинкты. О боже, ведь учитывая ее репутацию…

— Глупец, люди Леклерка тут ни при чем. Тут не обошлось без датчан.

— При чем тут датчане? Почему вдруг их взволновало, кому я наставляю рога?

— Они либо церковники, либо еще хуже… Чертовски жаль, Гейдж, что вас видели со мной. Им известно, как важно ваше участие для нашего дела. Ваша жизнь в жуткой опасности.

— Кому известно? Какое дело? — возмутился я.

Ей-богу, разные фанатики слетаются ко мне, как пчелы на мед.

— Неужели они хотели спалить вас на том островке?

— Да. И если бы я не запасся новомодными шоколадками…

— Им хотелось припугнуть меня, чтобы я держался подальше от вас. И их предупреждение выглядело весьма внушительно! Вряд ли, конечно, они вознамерились напомнить нам о методах средневековой инквизиции. Но ваше сжигание послужило бы предостережением для всех нас. Не зря мне говорили о подлинности древней карты… Уверяю вас, Гейдж, ваша страна нуждается во мне так же сильно, как я нуждаюсь в ней.

— О какой карте речь?

— Интересно, много ли их прибыло сюда? И хорошо ли они вооружены?

— Честно говоря, они мне не представились. Да и вообще, у меня хватало других забот… — усмехнулся я.

— Кому здесь можно доверять? Преимущества явно на их стороне. У вас есть надежные союзники?

— Бладхаммер…

— Зовите меня Магнус.

— Магнус, не могли бы вы снять руку с моего плеча? Мы же едва знакомы.

Он с явной неохотой выполнил мою просьбу, и мне сразу стало легче дышать.

— Спасибо, вы крайне любезны. Итак. Я не знаю никаких датчан, революционеры выгнали из Франции всех церковников, и я понятия не имею ни о каких картах. Мы собрались здесь отпраздновать заключение франко-американского мирного договора, если вы помните, и я старался по возможности вести себя дружелюбно со всеми. Включая сестру Бонапарта Полину. Вероятно, меня схватили по ошибке. Они засунули мне в рот кляп, и я не смог объяснить им, кто я такой.

— Ваши новые враги не допускают никаких ошибок.

— Но я не успел завести новых врагов! — воскликнул я, настороженно оглядываясь. — Откуда у вас такая уверенность?

— К сожалению, теперь мои враги стали вашими, и они опасаются вашей славы и знаний. Вы ведь, по-моему, знаток электричества. А также исследователь тайн прошлого. Вам покровительствовал сам великий Франклин.

— Я всего-навсего служил у него секретарем.

Я начал осознавать, что хвастливые истории о моих подвигах, возможно, привлекли ко мне не только благосклонное внимание прекрасных дам, но и завистливые взгляды мерзавцев мужского пола. Пора вести себя более осторожно.

— Я бездельник, игрок и транжира, — честно признался я, — и едва ли могу вызвать серьезные опасения у кого бы то ни было.

— Гейдж, я отправляюсь в путешествие с важной миссией, и только один человек в этом мире обладает тем редкостным сочетанием талантов, которые способны помочь мне достичь успеха. И этот человек — вы, а все сказанное вами сегодня вечером лишь подтверждает мои слова. Нет-нет, не спорьте! Ведь даже сам Бонапарт уверовал в ваши таланты. Вас ведет судьба. Мои поиски важны не только для Норвегии, но и для вашей молодой страны. Вы же патриот, сэр?

— В общем, мне хотелось бы считать себя таковым. Упокой, Господи, душу Джорджа Вашингтона. Хотя мне и не довелось лично познакомиться с этим великим деятелем.

Он подался ко мне, его громкий шепот заглушил шум праздничной, подвыпившей толпы.

— Вы можете представить, что Колумб не первым открыл ваш континент?

— Там, кажется, жили индейцы…

— Знайте же, Итан Гейдж, что мои скандинавские предки достигли Северной Америки намного раньше итальянских и испанских конкистадоров. Настоящими первооткрывателями вашего континента были северные мореплаватели.

— Да неужели? Но даже если им действительно удалось найти эти земли, они их не застолбили. Поэтому их открытие не имеет никакого значения.

— Еще как имеет!

Магнус так взревел, что на нас стали оглядываться, и он, утащив меня в глубину аллеи под тенистый дуб, схватил за плечи.

— Скандинавы первыми добрались туда, нарисовали карту и спрятали там один древний артефакт, столь потрясающего могущества, что нашедший его будет управлять будущим мира! Поймите же, Итан Гейдж, что я говорю и о судьбе ваших родных Соединенных Штатов!

— А с чего это вас так волнует их судьба? — спросил я, с недоверием отнесшись к его пафосу.

— А с того, что справедливое возвращение этого артефакта моему народу станет вдохновляющей идеей для завоевания независимости и одновременно убережет вас самих от чужеземного господства. У нас есть шанс изменить ход мировой истории!

Что ж, мне уже приходилось слышать такого рода разговоры, но ни к чему хорошему они не привели. Мне доводилось бывать в Египте и Иерусалиме, где все буквально дышит историей, но все мои поиски закончились синяками, ожогами и разбитым сердцем.

— Боюсь, я не большой любитель исторических изысканий. Это трудная и грязная работенка, к тому же, как я узнал по собственному опыту, чертовски утомительная и неблагодарная.

— Но наша с вами находка превзойдет ценность любой императорской короны.

Он бросил на меня взгляд, достойный самого ловкого торговца, который упорно стремится выгодно продать свой товар.

И меня, как беззастенчивого наемника, взволновало его последнее замечание.

— И какова же ее реальная ценность? Неужели она определяется грудой золота!

— Вы же игрок, Итан Гейдж. Разве вам не хочется разбогатеть?

И вдруг предложение Бладхаммера, который блеском своего единственного глаза напоминал Писарро, заглядывающего в сокровищницу с золотом инков, показался мне весьма многообещающим.

— Больше всего меня интересует богатство знаний. Все-таки я приобщен к миру ученых. Однако если мне предложат вознаграждение, то я не откажусь от заслуженного возмещения затрат. Как говорил мой наставник Франклин: «Лучше лечь спать без ужина, чем проснуться в долгах».

— Может, вы не привыкли ужинать?

— Мои долги неизбывны. Так о каком сокровище идет речь, Магнус?

— Надо найти менее людное место для более откровенного разговора.

Словно Бонапарт, оценивающий поле боя, он окинул взглядом гостей, уже начавших возвращаться в замок и собираться по домам.

— Скоро они разъедутся, — добавил он, — а мы вновь можем подвергнуться нападению схвативших вас бандитов. Главное сейчас, постараться выбраться из Морфонтена живыми.

Когда вы насторожены, то начинает казаться, что за вами следит каждый незнакомец. То общество, что всего час тому назад представлялось мне милым и дружелюбным, теперь казалось зловещим и угрожающим. Учитывая присутствие на празднике большого числа военных, мои захватчики легко могли смешаться с официальными гостями. А мне практически не удалось разглядеть лиц бандитов. Празднество еще продолжалось, все изрядно захмелели, по залам разносились громогласные шутки и смех, и, пожалуй, неуместным там выглядел только набивавшийся мне в спутники норвежец Магнус Бладхаммер. По моим представлениям, датчане чаще всего бывали блондинами. Я с пристальной подозрительностью вглядывался в каждого блондина, но ни один из них не обращал никакого внимания на мои испытующие взгляды.

Возможно, бандиты притаились за воротами. Мой наемный экипаж будет нетрудно заметить и догнать, и тогда на лесной дороге между Морфонтеном и Парижем я стану для них легкой добычей. Можно, правда, попросить у Бонапарта эскорт, но тогда придется рассказать о приключении с его замужней сестрицей и о сокровище Магнуса. Нет, уж лучше придумать, как самому ускользнуть незаметно. Я как раз пытался разработать план побега, когда кто-то потянул меня за рукав.