Жюли развела руками.
— Осирис, заметьте, который впоследствии творил суд над душами, взвешивал на чашах весов сердце и перо богини Маат и либо жаловал усопшим вечное блаженство, либо бросал сердце в пасть Амматы, [58]Пожирательницы… [59]
— Рай и ад, — кивнул он.
Жюли оживилась, заговорила громче, и девушка-экскурсовод стала бросать на них любопытные взгляды. Амит поднес указательный палец к губам, чтобы Жюли говорила потише.
— Еще пример: «Книга мертвых», — вполголоса продолжила она. — Сын Осириса, Гор, накормил пять тысяч человек несколькими буханками хлеба.
— Иисус кормит массы, — подыграл ей Амит.
— Те же пять тысяч, — уточнила Жюли. — Сохранилось изображение Гора, сосущего грудь Изиды, «раскрученное» впоследствии как «Мадонна с младенцем», — с сарказмом добавила она.
Амит знал о существовании десятков параллелей между Иисусом и Гором — от непорочного зачатия и освящения хлеба и вина вплоть до обряда крещения, — и обоих изображали как пастуха либо агнца. И хотел только одного — чтоб Жюли поскорее закруглялась.
— И давайте не забывать вот о чем: Изида — целительница и творец.
Она подняла вверх указательный палец правой руки.
— Осирис — судия душ.
Поднялся средний палец.
— И Гор — владыка небесный, являющийся, кстати, сыном Осириса.
Когда поднялся безымянный палец, она крепко прижала его к двум другим.
— Знакомая история? Три отдельных божества переделывают в одно.
— Троица, — кивнул он.
— А утверждения Иисуса о загробной жизни и суде душ? В этой философской теории Египет просматривается едва ли не в каждой строчке. Достаточно вспомнить о понятии «ба».
«Ба», припомнил Амит, — древнеегипетский эквивалент души, которая отделялась от тела сразу после смерти и странствовала, как ей заблагорассудится. Изображали ее в виде птицы, что Жюли, без сомнения, считает предтечей Святого Духа.
— Вы уж простите мне, что я не бегаю каждое воскресенье в церковь, — насмешливо проговорила она, скрестив на груди руки и перенеся вес тела на левую ногу.
Амит поднял руки, будто сдаваясь.
— Ваша взяла, Жюли. Египет — начало всему. Проформы ради можно проштудировать также и Старый Завет и прийти к выводу, что вся история с Иисусом была вымыслом.
Он стал приводить массу примеров, наклоняя голову то на один бок, то на другой, желая подчеркнуть параллели между историями.
— Давид родился в Вифлееме.
Голову к левому плечу.
— Иисус родился в Вифлееме.
Голову к правому.
— Моисей взошел на Синай на сорок дней.
К левому.
— Иисус отправился в пустыню на сорок дней.
К правому.
В ее взгляде ему почудилось примирение.
— Также можно обратить внимание на то, что отец Иисуса был прямым потомком Давида и Авраама, а его мать — от первого Моисеева первосвященника, левита Аарона. Удобное свершение пророчества Исайи: сделать мессию служителем культа и царем. Ну и, конечно же, вся история о Всевышнем, отдающем своего сына в точности, как Авраам пытался принести в жертву Исаака…
— Ладно, — сказала Жюли, закатив глаза. — Неужели я выгляжу такой дурой?
Он пожал плечами.
— Вы же, в самом деле, не думаете, что Иисус — всего лишь плод литературного вымысла?
Амит мог только надеяться, что она не подозревала о том, что Иисус проявлял девятнадцать из двадцати особенностей, присущих героям греческой мифологии.
Жюли устало вздохнула — в точности как это сделал бы любой сочувствующий минималист.
— Тогда как вы объясните тот факт, что историки, жившие во времена Иисуса — к примеру, Филон Александрийский и Иосиф Флавий, — никогда не упоминали никого, хотя бы отдаленно напоминавшего Иисуса или его учеников? Будем честны: парень, что ходит по воде, кормит толпы ланчем из пакета и возрождает из мертвых, не годится в кандидаты для Бэ-листа. [60]
— Верно, прямых упоминаний Иисуса нет. Но в свидетельствах Иосифа ярко описаны ессеи как одна из трех еврейских сект Иудеи первого века нашей эры. Филон об этом тоже писал.
— И что это доказывает?
Лукавая улыбка шевельнула бородку Амита. Скептики вновь и вновь упускали из виду историческую справедливость.
— Вообще-то «ессеи» — это неудачная транслитерация слова, которое Флавий и Филон относили на счет евреев из Кумрана. На самом деле оно звучало «есаоин», слово, имеющее корни греческие, арамейские и арабские. А поскольку вы живете в Каире, уверен, в последнем вам удастся самой убедиться.
По тому, как смягчился взгляд Жюли, Амит понял: она уже сделала это. Что-то, наконец, пробило брешь в ее броне.
— Последователь Иисуса, — негромко сказала она с едва заметной неохотой в интонации.
— Верно. Последователь Иисуса, — повторил он. — А к имени Иисус, оказывается, ниточка тянется из Египта. Так что, если вы спросите меня, история, в самом деле, предоставляет нам свидетельства о существовании религиозной группы, которую многие считают ранними христианами.
— Вот здесь вы малость преувеличиваете.
— Возможно. Но мы оба с вами видели тот же символ там, в Кумране, — сказал он, вновь показав на гравировку оссуария. — И, как я уже говорил, кое-кто из очень серьезных археологов поговаривает, что в этом оссуарии были останки Иисуса.
Жюли еще раз оценивающе взглянула на оссуарий — на этот раз более серьезно.
Видя, что ее скепсис еще не прошел, Амит решил выложить козырь.
— Помните Джона Баптиста? [61]
— Конечно.
— Многие исследователи Библии утверждают, что его учения — это подражание учениям, обнаруженным в свитках Мертвого моря. Он тоже был минималистом, практиковавшим ритуальное окунание. [62]И, если помните, он жил в пустыне и крестил своих последователей в реке Иордан, которая несет свои воды прямо к северной оконечности Мертвого моря. Иисус крестился у него, после чего уединился в пустыню на сорок дней. А где расположен Кумран?
Она закатила глаза.
— Северо-западное побережье Мертвого моря.
— После того как Ирод Антипа обезглавил Иоанна, Иисус продолжил его пастырство. Образно выражаясь, смена караула.
Он вновь опустил взгляд на оссуарий.
— А что, если я скажу вам, что вор также вернул книгу, как выяснилось, самое древнее Евангелие, датированное началом первого столетия и считающееся оригинальным источником книг Матфея, Марка и Луки?
— Заявка на неотразимый аргумент, — предположила она.
— Несомненно. Но вот что интересно: последние четыре страницы текста намеренно вырваны, так что история оканчивается распятием.
— Я так понимаю, кому-то не понравилась концовка.
Он кивнул.
— Тут похоже на заговор. Очередной великий пример того, как ловким редактированием можно переписать историю. И если верить слухам, то этому же самому редактору не нравилось и содержимое оссуария.
Пока Жюли обдумывала услышанное, лицо ее по-прежнему хранило недоверчивое выражение.
«Вот же упрямица», — подумал Амит.
— Значит, где-то существуют четыре страницы древнейшего Евангелия и физические останки Иисуса? — уточнила она.
— Ходят слухи…
— А можно как-то связаться с этим Бартоном, о котором вы недавно упоминали? Вдруг он сможет нам помочь, — предположила она.
Амит тотчас отбросил эту идею. Не потому, объяснил он, что английский археолог прошел через такие страдания, просто существовала серьезная вероятность, что Бартон все еще под пристальным наблюдением израильской разведки, даже, несмотря на то, что он давно вернулся к себе домой в Лондон.
В галерею хлынула шумная группа американских туристов.
— Пойдемте отсюда, — предложил Амит.
Протолкавшись через туристов, они направились назад к залу башни. Однако на полпути через южный октагон Амит заметил у главного входа инвалидное кресло.
