Роза Арнольд молча смотрела на них, и Лукас увидел, что в ее глазах светится острый ум. Она просчитывала варианты. Он представил себе, как она вытаскивает из ящика какую-нибудь старую железку, что-нибудь вроде ржавого «ивер джонсон» тридцать второго калибра, какие еще попадаются в горных деревнях, и наставляет ему на грудь. Но если не считать шороха мух, бьющихся в витрину, ничего не произошло.

— Убил твою подругу? — повторила она и наклонила голову, искоса поглядев на него.

— Да, — ответил он. — Это очень личное.

Она еще пару минут обдумывала его слова, затем спросила:

— Чего ты хочешь?

— Мне нужно имя человека, который крадет из Беллвью разное оборудование.

— Мое имя всплывет?

— Ни в коем случае.

Она еще немного подумала, а затем пробормотала:

— Лью Уайтчерч.

— Лью…

— Уайтчерч, — повторила женщина.

— Кто еще?

— Он единственный работает там.

— А существует ли вероятность того, что он торгует наркотиками?

— Думаю, да. Я к ним не прикасаюсь, но у Лью… у него есть такая проблема. Он иногда нюхает.

— Спасибо. — Лукас достал из кармана визитку, перевернул и написал номер своего телефона в отеле. — Ты не продавала контрольные приборы для отделения «скорой помощи»? Или, может, знаешь кого-нибудь, кто это сделал?

— Нет, — уверенно ответила она.

— Поспрашивай своих знакомых. Если найдешь кого-то, пусть он мне позвонит. Клянусь на Библии, что, кроме меня, никто ничего не узнает. Я этим занимаюсь только потому, что Беккер перерезал горло моей подруге.

— Перерезал горло?

Женщина прикоснулась к своей шее.

— Ножом для хлеба, — уточнил Лукас и подпустил горечи в следующую реплику: — Послушай, каждый, кто имеет дело с Беккером, может закончить свои дни привязанным к операционному столу и узнать, что такое, когда тебе выкалывают глаза и вырезают сердце, пока ты еще живой… Ты же читаешь газеты.

— Смотрю телевизор.

— Тогда ты все знаешь.

— Он проклятый псих, вот кто он такой.

— Поговори со своими друзьями. И позвони мне.

Когда они вышли на улицу, Фелл сказала:

— Сукин сын! Иногда ты меня пугаешь. Ты использовал свою подружку…

— Она мертва, ей все равно, — ответил Лукас и пожал плечами. — Но простые люди, родившиеся в горах, понимают, что такое месть.

— Напомни мне имя.

— Лью Уайтчерч. И она думает, что он торгует наркотиками.

— Давай займемся им, — согласилась Фелл.

Когда они ловили такси, она сказала:

— Если я сама поймаю Беккера, я получу звание детектива первого класса до того, как выйду на пенсию.

— Это было бы здорово.

Сквозь поток машин к ним направлялось такси.

— Более высокая пенсия. Тогда я могла бы себе позволить работать обычной официанткой и мне не пришлось бы танцевать топлес.

— О-о, — разочарованно протянул Лукас. — А я собирался прийти на твою премьеру.

— Может быть, мы что-нибудь придумали бы, — ответила она и села в такси, прежде чем Лукас успел ответить.

Полицейские нашли Льюиса Уайтчерча, который толкал перед собой тележку с инструментами, в подвальном коридоре Беллвью. Его начальница, заместитель главного администратора больницы, указала на него и с беспокойством осталась стоять неподалеку. Она сообщила им, что люди Кеннета уже побывали здесь и разговаривали с двумя другими служащими.

— Кто вы? — спросил Уайтчерч.

Фелл показала ему свой значок, а Лукас перекрыл путь к отступлению.

— Нам нужно поговорить с вами наедине.

Уайтчерч покачал головой.

— Я не хочу ни с кем разговаривать.

— Мы можем побеседовать здесь или я вызову наряд и мы отправимся в Южный участок.

— О чем? — спросил Уайтчерч, бросив быстрый взгляд на свою начальницу.

— Давайте найдем другое место, — предложил Лукас.

Они устроились в мастерской госпиталя и уселись на видавшие виды офисные стулья. Уайтчерч поворачивался то к одному, то к другому.

— Клянусь Богом, я не знаю…

Полицейские рассказали ему про пятьсот упаковок бумаги.

— Я не собираюсь ничего такого обсуждать, — заявил Уайтчерч. У него был густой, точно майонез, акцент жителя Нью-Джерси. — Хотите поговорить про того типа, Беккера — я помогу вам, чем смогу. Но мне ничего не известно ни о нем, ни о медицинском оборудовании. Я к этому дерьму ни за что не стану прикасаться… — Он взял себя в руки. — Послушайте, я ничего отсюда не выношу, но даже если бы и выносил, приборы я бы не трогал. Ну, вы же понимаете, потому что люди могут умереть.

— Если мы поймаем того, кто связался с Беккером, он пойдет вслед за ним, как соучастник. Его ждет «Аттика», [22]и вот что я тебе скажу, приятель: никакого залога для того, кто помогал этому мерзавцу, не будет.

— Господи, я бы вам сказал, — заныл Уайтчерч, отчаянно потея. — Послушайте, я знаю несколько человек, которым, возможно, известно…

— И что ты думаешь? — спросила Фелл.

— Он неплохо держался. Я не знаю. В любом случае, у нас есть имена. А к нему мы еще вернемся. Пусть немного поварится в собственном соку…

Уайтчерч назвал им еще двоих человек, оба сегодня работали.

— Джейкс — санитар, он должен быть где-то здесь, — сказала помощница главного администратора. Ее захватила охота, и она заговорила лаконичными фразами, невольно подражая Фелл. — Уильямс… насчет него я выясню.

Они нашли Харви Джейкса в прачечной, где он вынимал из машины простыни.

— Я не в курсе, — с беспокойством ответил он. — Послушайте, понятия не имею, почему вы пришли ко мне. Я никогда ничего такого не делал, ничего не брал. Кто вам назвал мое имя?

Уильямс оказался и того хуже. Он работал в прачечной и оказался совсем тупым.

— Что вы говорите?

— Мы говорим, что вы тащите отсюда самые разные вещи и…

— Что вы сказали?

Лукас внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Фелл и покачал головой.

— Он не притворяется.

— Что? — спросил Уильямс, и его отправили назад, в прачечную.

— Мы влезли в дела черного рынка — здесь многое зависит от случайности, все пользуются возможностями, которые им представляются, и таких трудно прижать, — сказала Фелл, когда они шли по коридору. Как и все остальное в Нью-Йорке, интерьер Беллвью представлял собой сплошные заплаты, более светлые пятна на темном фоне. — Выглядит это все не слишком убедительно. Уайтчерч может быть крупной рыбой, если он сумел найти грузовик, чтобы вывезти отсюда столько бумаги. Джейкс и Уильямс — мелочь, если они вообще что-то воруют.

— Примерно так, — согласился Лукас. — Но Уайтчерча надо взять на заметку.

— Хочешь к нему вернуться?

— Надо бы, — сказал он, засунув руки в карманы. — Но у меня все болит…

— Ты постоянно трогаешь щеку. — Фелл легко прикоснулась к его синяку, он даже боли не почувствовал. — И что же мы будем делать?

— Я возвращаюсь в отель. Мне нужно поспать, я отвратительно себя чувствую.

— Мы зашли в тупик?

— Если не считать Уайтчерча, я не знаю, в какую сторону двигаться, — ответил Лукас. — Давай подумаем. Я позвоню тебе завтра.

В «Лакоте» Лукас изучил в зеркале свою раздувшуюся щеку. Синяк потемнел, багровое пятно, расползшееся на пол-лица и особенно яркое в середине, по краю было шероховатым. Он коснулся щеки и поморщился. Лукас не в первый раз получал сильные удары и знал, что его ждет: на месте содранной кожи появится корочка, вокруг нее все станет желто-зеленым, и через неделю он будет выглядеть еще хуже — превратится в настоящего Франкенштейна. Он покачал головой, попробовал осторожно улыбнуться, проглотил полдюжины таблеток аспирина и проспал два часа. Когда он проснулся, головная боль заметно ослабела, но появилась тошнота. Он выпил еще четыре таблетки аспирина, принял душ, почистил зубы, вытащил из-под кровати блокнот «Биенфанг», а из чемодана — широкий маркер и написал: