в углу, за холодильником ютиться.
Идите-ка чаёвничать с женой,
она Вам поутру овсянку сварит…
Зачем я Вам?
Вам холодно со мной,
а я, представьте, задыхаюсь с Вами.
Когда умирает любовь
Когда умирает любовь,
оживает тоска
по прошлому «вместе»;
Длиннее становятся ночи.
В ущербной луне –
одиночества хищный оскал,
и глупое сердце
смириться с потерей не хочет.
Когда умирает любовь,
прорастает печаль
по прошлому «рядом»
под сводами замков воздушных.
И кутаясь зябко
в прозрения чёрную шаль,
ты вдруг понимаешь –
назад возвращаться не нужно.
Когда умирает любовь,
продолжается жизнь!
Вот только фантомные боли порою тревожат:
То глупое сердце
вдогонку за прошлым бежит,
но ни сохранить,
ни догнать, к сожаленью, не может.
Когда умирает любовь –
замыкается круг!
И гаснет под пеплом забвения яркое «прежде».
И ты на краю просветленья почувствуешь вдруг:
когда умирает любовь – оживает надежда!
Лилит
Как живётся вам с стотысячной,
Вам, познавшему Лилит…
М.Цветаева
С ней, наверное, проще и легче, Адам?
Не противится воле твоей никогда,
и кротка и покорна вторая,
видно помнит изгнанье из рая.
И собой хороша, и хитра, и мудра
плоть от плоти твоей (говорят – из ребра?)
Тяготит только грех первородный.
Ну, а я, как и прежде – свободна.
Говоришь, что ты выбрал покой и уют,
только боли сердечные спать не дают,
в дуновении ветра ночного
слышишь голос мой снова и снова.
То не сердце, несчастный, то память болит –
никогда ты не сможешь забыть о Лилит!
Это боль об утраченном рае
и её не излечит вторая.
Ты, познавший сакральную сущность огня,
на безмозглую плоть променявший меня,
утешаешься жалким подобием,
а ночами взываешь к свободе?
Со второй оставайся, живи без затей
и плоди вместе с нею бескрылых детей,
первородством торгующих робко,
чечевичной прельстившись похлёбкой.
Не шепчи бесполезных бессвязных молитв, –
никогда ты не сможешь забыть о Лилит,
что дыханию ночи подобна
и как ветер – легка и свободна.
Староновогоднее
Ты позвонишь под Старый Новый год,
(он настоящий, хоть звучит нелепо…)
похвастаешься: дочь – античный слепок,
посетуешь: заложник непогод,
пожалуешься: дождь на Рождество
лил двое суток, не переставая.
Напомнишь, что любовь не остывает,
и что приедешь, – только и всего.
Что эти годы только мной и жил, –
что нашим (?) чувствам время не помеха,
а мной овладевает приступ смеха,
и лишь рука предательски дрожит.
«Что ж ты молчишь? По-прежнему – одна?» –
змеится ревность в голосе далёком.
Дым сигаретный вьётся струйкой лёгкой,
скользя из приоткрытого окна.
Я обрываю глупый разговор, –
ненужную, бессмысленную муку,
дрожащую разглядываю руку:
шалят нервишки – только и всего.
Как просто: от звонка и до звонка
всю жизнь брести по призрачному следу,
чтоб раз в году услышать: «Я приеду…»
и вновь увидеть, как дрожит рука.
Прощёное воскресенье
Может быть, распутица весенняя
растопит в душе моей обиду,
и когда придёшь просить прощения,
я к тебе навстречу тихо выйду.
И твоё «простименяпожалуйста…»
выслушаю, не перебивая,
и на миг, поддавшись глупой жалости,
я кивну: «Да ладно, всё бывает…»
Ничего не значащим, приятельским
по щеке скользну прикосновением,
только знай, тебе твоё предательство
не прикрыть Прощёным воскресеньем.
И надменно, неприступно-строгая
удалюсь.
О, Господи, дай силы…
Б-г простит, а я забыть попробую,
я тебя давным-давно простила.
Синдром Ундины
Печаль-Вода тёмная,
моей болью полная...
Печаль-Вода быстрая,
кто здесь замок выстроил?
Печаль-Вода горькая,
верни наговор ко мне...
Не мною – да сказано,
не мною – да сделано,
судьба твоя связана
с озёрною девою.
Над белыми дюнами
плывёт луна юная.
А век земной короток –
Забыл меня скоро ты...
Не мною – да сказано,
не мною – да сделано,
душа твоя связана
с озёрною девою.
Над белыми дюнами
взойдёт луна юная,
А век земной короток –
придёшь ко мне скоро ты.
***
спишь…
время от времени
прикладываю ладонь к твоей груди
дышишь ли
тихо в палате
на улице жуткая холодина
врач
не поверил мне
когда вчера заходил
на вопрос
кто вы ему –
я улыбнулась – ундина
спишь…
и на имя Гульдбрандт
откликаешься только во сне
где озёрная дева в увядшем венке
бродит по сонному замку
ты задыхаясь шепчешь ей вслед
что не доживёшь до утра
но она не слышит
что бы ей ни сказал ты
просыпаешься…
я
брожу по городу допоздна
чтоб вернуться к тебе
и всю ночь
хранить
ускользающее дыханье
бедный рыцарь
когда бы ты знал
что причина всех твоих бед
таится в тебе самом
и зовётся… грехами
спи
за окном
капли дождя разбиваются о карниз…
лист назначений с диагнозом
синдром ундины
исписан стихами
отпускаю тебя
дыши
вдыхай в себя новую жизнь
лишь озёрных дев сторонись
и ещё... –
не клянись дыханием
========================
* Старинная легенда гласит, что владелец замка Рингштеттен, славный рыцарь Гульдбрандт, однажды заблудился в лесу.
Спас его старый рыбак, который охотно согласился дать рыцарю приют. В доме рыбака Гульдбрандт познакомился с прекрасной юной девушкой по имени Ундина, приемной дочкой рыбака и родной дочерью морского владыки. Без памяти влюбился в нее рыцарь и предложил Ундине руку и сердце.
Зная о том, что, родив ребенка, она перестанет быть бессмертной, Ундина согласилась выйти замуж за любимого. На венчальном алтаре рыцарь поклялся ей в верности: "Дыханье каждого моего утреннего пробуждения будет залогом любви и верности тебе". Спустя девять месяцев Ундина родила сына. Шли годы. Она старела, и муж стал терять к жене интерес. В один прекрасный день Ундина застала Гульдбрандта в объятиях другой. Убитая горем, она прокляла неверного супруга: "Ты поклялся мне своим утренним дыханием! Так знай, пока ты бодрствуешь, оно будет при тебе, но как только ты уснешь, дыхание покинет твое тело, и ты умрешь".
